Неточные совпадения
Голос Земляники. Отпустите,
господа, хоть душу на покаяние — совсем прижали!
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего
барина.
Голос его всегда почти ровен, в разговоре с
барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего
барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
— Певец Ново-Архангельской,
Его из Малороссии
Сманили
господа.
Свезти его в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Какая уж Италия? —
Обратно в Конотоп,
Ему здесь делать нечего…
Собаки дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме
голосу… —
«Зато уж голосок...
Вытянул голову,
голос напряг
Барин — напрасные крики!
— Водки лучше всего, — пробасил Яшвин. — Терещенко! водки
барину и огурцов, — крикнул он, видимо любя слушать свой
голос.
— Messieurs, venez vite! [
Господа, идите скорее!] — послышался
голос возвратившегося Весловского. — Charmante! [Восхитительна!] Это я открыл. Charmante, совершенная Гретхен, и мы с ней уж познакомились. Право, прехорошенькая! — рассказывал он с таким одобряющим видом, как будто именно для него сделана она была хорошенькою, и он был доволен тем, кто приготовил это для него.
В то время как они говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий
голос одного
господина, который с бокалом в руке говорил речь добровольцам. «Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — всё возвышая
голос, говорил
господин. — На великое дело благословляет вас матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
«О еже ниспослатися им любве совершенней, мирней и помощи,
Господу помолимся», как бы дышала вся церковь
голосом протодьякона.
—
Господа! — сказал он (
голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), —
господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнию, или каждому из нас заранее назначена роковая минута… Кому угодно?
Селифан принялся стучать, и скоро, отворив калитку, высунулась какая-то фигура, покрытая армяком, и
барин со слугою услышали хриплый бабий
голос...
Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые в
голос вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он видел мою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув на меня, сказал только: «Эх,
барин!» Но надо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели бы он меня, как зайца, повесил на седло.
«Не зайдете, милый
барин?» — спросила одна из женщин довольно звонким и не совсем еще осипшим
голосом. Она была молода и даже не отвратительна — одна из всей группы.
Голос с улицы: «Иди,
барин приехал!»
Лариса. Извините,
господа, я и не расположена сегодня, и не в
голосе.
— Мы еще об этом подумаем и потолкуем, — отвечал генерал. — Однако надлежит во всяком случае предпринять и военные меры.
Господа, подайте
голоса ваши по законному порядку.
Мнение мое было принято чиновниками с явною неблагосклонностию. Они видели в нем опрометчивость и дерзость молодого человека. Поднялся ропот, и я услышал явственно слово «молокосос», произнесенное кем-то вполголоса. Генерал обратился ко мне и сказал с улыбкою: «
Господин прапорщик! Первые
голоса на военных советах подаются обыкновенно в пользу движений наступательных; это законный порядок. Теперь станем продолжать собирание
голосов. Г-н коллежский советник! скажите нам ваше мнение!»
— Какое о недоимке, братец ты мой! — отвечал первый мужик, и в
голосе его уже не было следа патриархальной певучести, а, напротив, слышалась какая-то небрежная суровость, — так, болтал кое-что; язык почесать захотелось. Известно,
барин; разве он что понимает?
Туробоев отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на
господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное,
голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
Тогда — закричала я истошным
голосом, на всех людей, на
господа бога и ангелов хранителей, — кричу, а меня кусают, внутренности жгут — щекотят, слезы мои пьют… слезы пьют.
— Я вас прошу,
барин, заступитесь! — рыдающим
голосом взывал парень. — Вы, адвокат…
В доме воцарилась глубокая тишина; людям не велено было топать и шуметь. «
Барин пишет!» — говорили все таким робко-почтительным
голосом, каким говорят, когда в доме есть покойник.
— Вы ничего не говорите, так что ж тут стоять-то даром? — захрипел Захар, за неимением другого
голоса, который, по словам его, он потерял на охоте с собаками, когда ездил с старым
барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло.
— Подойди сюда! — торжественно-таинственным
голосом говорил Обломов, указывая Захару, куда стать, и указал так близко, что почти пришлось бы ему сесть на колени
барину.
А тут раздался со двора в пять
голосов: «Картофеля! Песку, песку не надо ли! Уголья! Уголья!.. Пожертвуйте, милосердные
господа, на построение храма господня!» А из соседнего, вновь строящегося дома раздавался стук топоров, крик рабочих.
—
Барин! пустите, не губите меня! — жалобно шептал женский
голос.
За столом в людской слышался разговор. До Райского и Марфеньки долетал грубый говор, грубый смех, смешанные
голоса, внезапно приутихшие, как скоро люди из окон заметили
барина и барышню.
Хозяйка перекликалась с ним тоненьким и веселеньким голоском, и уж по
голосу слышалось, что посетитель ей давно знаком, уважаем ею и ценим, и как солидный гость и как веселый
господин.
— Для меня,
господа, — возвысил я еще пуще
голос, — для меня видеть вас всех подле этого младенца (я указал на Макара) — есть безобразие. Тут одна лишь святая — это мама, но и она…
«
Барин! — сказал он встревоженным и умоляющим
голосом, — не ездите, Христа ради, по морю!» — «Куда?» — «А куда едете: на край света».
—
Господин, нельзя разговаривать, — послышался
голос конвойного унтер-офицера. Это был не тот, который пустил Нехлюдова.
— Мы и то с тетенькой, касатка, переговаривались, може, сразу ослобонят. Тоже, сказывали, бывает. Еще и денег надают, под какой час попадешь, — тотчас же начала своим певучим
голосом сторожиха. — Ан, вот оно что. Видно, сгад наш не в руку.
Господь, видно, свое, касатка, — не умолкая вела она свою ласковую и благозвучную речь.
— Что ж это,
барин, правда, что двенадцать человек арестантов уморили до смерти? — сказала грубым мужицким
голосом старая суровая арестантка.
— А я у вас был, Сергей Александрыч, — заговорил своим хриплым
голосом Данилушка. — Да меня не пустил ваш холуй… Уж я бы ему задал, да, говорит,
барин болен.
— Да велите завтра площадь выместь, может, найдете, — усмехнулся Митя. — Довольно,
господа, довольно, — измученным
голосом порешил он. — Вижу ясно: вы мне не поверили! Ни в чем и ни на грош! Вина моя, а не ваша, не надо было соваться. Зачем, зачем я омерзил себя признанием в тайне моей! А вам это смех, я по глазам вашим вижу. Это вы меня, прокурор, довели! Пойте себе гимн, если можете… Будьте вы прокляты, истязатели!
— Мой
Господь победил! Христос победил заходящу солнцу! — неистово прокричал он, воздевая к солнцу руки, и, пав лицом ниц на землю, зарыдал в
голос как малое дитя, весь сотрясаясь от слез своих и распростирая по земле руки. Тут уж все бросились к нему, раздались восклицания, ответное рыдание… Исступление какое-то всех обуяло.
— Монах на монастырь просит, знал к кому прийти! — громко между тем проговорила стоявшая в левом углу девица. Но
господин, подбежавший к Алеше, мигом повернулся к ней на каблуках и взволнованным срывающимся каким-то
голосом ей ответил...
—
Господа… Что это вы,
господа? — проговорил было Митя, но вдруг, как бы вне себя, как бы не сам собой, воскликнул громко, во весь
голос...
— Э, черт, тьфу!
Господа, с вами буквально нельзя говорить! — вскрикнул Митя в последней степени раздражения и, обернувшись к писарю, весь покраснев от злобы, с какою-то исступленною ноткой в
голосе быстро проговорил ему...
— Нет,
господа, что, — заговорил презрительным и небрежным
голосом человек высокого роста, худощавый, с лицом, усеянным прыщами, завитый и намасленный, должно быть камердинер, — вот пускай нам Куприян Афанасьич свою песенку споет. Нут-ка, начните, Куприян Афанасьич!
—
Барин, а
барин! Петр Петрович! — послышался мне
голос, слабый, медленный и сиплый, как шелест болотной осоки.
В числе этих любителей преферанса было: два военных с благородными, но слегка изношенными лицами, несколько штатских особ, в тесных, высоких галстухах и с висячими, крашеными усами, какие только бывают у людей решительных, но благонамеренных (эти благонамеренные люди с важностью подбирали карты и, не поворачивая головы, вскидывали сбоку глазами на подходивших); пять или шесть уездных чиновников, с круглыми брюшками, пухлыми и потными ручками и скромно неподвижными ножками (эти
господа говорили мягким
голосом, кротко улыбались на все стороны, держали свои игры у самой манишки и, козыряя, не стучали по столу, а, напротив, волнообразно роняли карты на зеленое сукно и, складывая взятки, производили легкий, весьма учтивый и приличный скрип).
—
Барин, а
барин! — промолвил вдруг Касьян своим звучным
голосом.
— Вы меня не узнаете,
барин? — прошептал опять
голос; он словно испарялся из едва шевелившихся губ. — Да и где узнать! Я Лукерья… Помните, что хороводы у матушки у вашей в Спасском водила… помните, я еще запевалой была?
Бедный мужик смутился и уже собрался было встать да уйти поскорей, как вдруг раздался медный
голос Дикого-Барина...
— А кому начать? — спросил он слегка изменившимся
голосом у Дикого-Барина, который все продолжал стоять неподвижно посередине комнаты, широко расставив толстые ноги и почти по локоть засунув могучие руки в карманы шаровар.
«
Господа, — говорит он обыкновенно приступающим к нему дворянам, и говорит
голосом, исполненным покровительства и самостоятельности, — много благодарен за честь; но я решился посвятить свой досуг уединению».
«Вот мы и дома,
барин», — промолвил он спокойным
голосом.
Архип взял свечку из рук
барина, отыскал за печкою фонарь, засветил его, и оба тихо сошли с крыльца и пошли около двора. Сторож начал бить в чугунную доску, собаки залаяли. «Кто сторожа?» — спросил Дубровский. «Мы, батюшка, — отвечал тонкий
голос, — Василиса да Лукерья». — «Подите по дворам, — сказал им Дубровский, — вас не нужно». — «Шабаш», — примолвил Архип. «Спасибо, кормилец», — отвечали бабы и тотчас отправились домой.
Исправник, высокий и толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося Дубровского, крякнул и произнес охриплым
голосом: «Итак, я вам повторяю то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь
господин Шабашкин.
— Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать со двора… пошел! — Слуга радостно побежал исполнить приказание своего
барина; Егоровна всплеснула руками. «Батюшка ты наш, — сказала она пискливым
голосом, — погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас». — «Молчи, няня, — сказал с сердцем Владимир, — сейчас пошли Антона в город за лекарем». — Егоровна вышла.