Неточные совпадения
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с
работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А
на четвертый новое
Подкралось
горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
После короткого совещания — вдоль ли, поперек ли ходить — Прохор Ермилин, тоже известный косец, огромный, черноватый мужик, пошел передом. Он прошел ряд вперед, повернулся назад и отвалил, и все стали выравниваться за ним, ходя под
гору по лощине и
на гору под самую опушку леса. Солнце зашло за лес. Роса уже пала, и косцы только
на горке были
на солнце, а в низу, по которому поднимался пар, и
на той стороне шли в свежей, росистой тени.
Работа кипела.
Привычка усладила
горе,
Не отразимое ничем;
Открытие большое вскоре
Ее утешило совсем:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло
на стать.
Она езжала по
работам,
Солила
на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь.
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум
работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит
на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в
гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок;
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя
горела как
на огне;
работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного двора
сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
Это она сказала
на Сибирской пристани, где муравьиные вереницы широкоплечих грузчиков опустошали трюмы барж и пароходов, складывали
на берегу высокие
горы хлопка, кож, сушеной рыбы, штучного железа, мешков риса, изюма, катили бочки цемента, селедок, вина, керосина, машинных масл. Тут шум
работы был еще более разнообразен и оглушителен, но преобладал над ним все-таки командующий голос человека.
Игрушки и машины, колокола и экипажи,
работы ювелиров и рояли, цветистый казанский сафьян, такой ласковый
на ощупь,
горы сахара, огромные кучи пеньковых веревок и просмоленных канатов, часовня, построенная из стеариновых свеч, изумительной красоты меха Сорокоумовского и железо с Урала, кладки ароматного мыла, отлично дубленные кожи, изделия из щетины — пред этими грудами неисчислимых богатств собирались небольшие группы людей и, глядя
на грандиозный труд своей родины, несколько смущали Самгина, охлаждая молчанием своим его повышенное настроение.
Он принимался чуть не сам рубить мачтовые деревья, следил прилежнее за
работами на пильном заводе, сам, вместо приказчиков, вел книги в конторе или садился
на коня и упаривал его, скача верст по двадцати взад и вперед по лесу, заглушая свое
горе и все эти вопросы, скача от них дальше, — но с ним неутомимо, как свистящий осенний ветер, скакал вопрос: что делается
на той стороне Волги?
После завтрака, состоявшего из
горы мяса, картофеля и овощей, то есть тяжелого обеда, все расходились: офицеры в адмиралтейство
на фрегат к
работам, мы, не офицеры, или занимались дома, или шли за покупками, гулять, кто в Портсмут, кто в Портси, кто в Саутси или в Госпорт — это названия четырех городов, связанных вместе и составляющих Портсмут.
Но впоследствии я с удивлением узнал от специалистов-медиков, что тут никакого нет притворства, что это страшная женская болезнь, и кажется, по преимуществу у нас
на Руси, свидетельствующая о тяжелой судьбе нашей сельской женщины, болезнь, происходящая от изнурительных
работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того, от безвыходного
горя, от побоев и проч., чего иные женские натуры выносить по общему примеру все-таки не могут.
Когда Дерсу закончил свою
работу, было уже темно. Подложив в костер сырых дров, чтобы они
горели до утра, мы тихонько пошли
на бивак.
На другой день чуть свет мы все были уже
на ногах. Ночью наши лошади, не найдя корма
на корейских пашнях, ушли к
горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои
работы. В 8 часов утра мы выступили в путь.
При выезде из деревни, в нише, стояла небольшая мадонна, перед нею
горел фонарь; крестьянские девушки, шедшие с
работы, покрытые своим белым убрусом
на голове, опустились
на колени и запели молитву, к ним присоединились шедшие мимо нищие пиферари; [музыканты, играющие
на дудке (от ит. pifferare).] я был глубоко потрясен, глубоко тронут.
И
работой не отягощали, потому что труд Павла был незаурядный и ускользал от контроля, а что касается до Мавруши, то матушка, по крайней мере,
на первых порах махнула
на нее рукой, словно поняла, что существует
на свете
горе, растравлять которое совесть зазрит.
Пришли
на площадь — и сразу за
работу: скачки в
гору, а потом, к полуночи, спать
на конный двор.
— Ах, уж эта мне сибирская
работа! — возмущался он, разглядывая каждую щель. — Не умеют сделать заклепку как следует… Разве это машина? Она у вас будет хрипеть, как удавленник, стучать, ломаться… Тьфу! Посадка велика, ход тяжелый,
на поворотах будет сваливать
на один бок, против речной струи поползет черепахой, — одним словом,
горе луковое.
Положение дел в настоящее время таково: тюрьма выстроена в узкой долине севернее поста Дуэ версты
на полторы, сообщение с постом существует только по берегу моря и прерывается два раза в сутки приливами, сообщение
горами летом затруднительно, зимою невозможно; смотритель тюрьмы имеет пребывание в Дуэ, помощник его тоже; местная команда, от которой содержится караул и высылается потребное число конвоя для различных
работ, по условию с обществом „Сахалин“, расположена также в упомянутом посту, а при тюрьме — никого, кроме нескольких надзирателей и ежедневно приходящего
на смену караула, который тоже остается вне постоянного ближайшего наблюдения военного начальства.
И Паншин размашисто проложил несколько длинных штрихов. Он постоянно рисовал один и тот же пейзаж:
на первом плане большие растрепанные деревья, в отдаленье поляну и зубчатые
горы на небосклоне. Лиза глядела через его плечо
на его
работу.
Эта неожиданная повестка и встревожила и напугала Зыкова, а главное, не вовремя она явилась:
работа горит, а он должен терять дорогое время
на допросах.
— Ваше высокоблагородие, отпустите душу
на покаяние! — взмолился наконец упрямый старик. —
Работа у меня
горит, а я здесь попусту болтаюсь.
Известие о бегстве Фени от баушки Лукерьи застало Родиона Потапыча в самый критический момент, именно когда Рублиха выходила
на роковую двадцатую сажень, где должна была произойти «пересечка». Старик был так увлечен своей
работой, что почти не обратил внимания
на это новое горшее несчастье или только сделал такой вид, что окончательно махнул рукой
на когда-то самую любимую дочь. Укрепился старик и не выдал своего
горя на посмеянье чужим людям.
Они расстались большими друзьями. Петр Васильич выскочил провожать дорогого гостя
на улицу и долго стоял за воротами, — стоял и крестился, охваченный радостным чувством. Что же, в самом-то деле, достаточно всякого
горя та же Фотьянка напринималась: пора и отдохнуть. Одна казенная
работа чего стоит, а тут компания насела и всем дух заперла. Подшибся народ вконец…
Попасть «в медную
гору», как мочегане называли рудник, считалось величайшею бедой, гораздо хуже, чем «огненная
работа»
на фабрике, не говоря уже о вспомогательных заводских
работах, как поставка дров, угля и руды или перевозка вообще.
— Ты и молчи, — говорила Агафья. — Солдат-то наш
на што? Как какой лютой змей… Мы его и напустим
на батюшку-свекра, а ты только молчи. А я в куренную
работу не пойду… Зачем брали сноху из богатого дому? Будет с меня и орды: напринималась
горя.
— А в том, что работу-то берешь, — разве знаешь, выгодна ли она тебе будет или нет, — отвечал Макар Григорьев, — цены-то вон
на материал каждую неделю меняются, словно козлы по
горам скачут, то вверх, то вниз…
Работа «в
горе»,
на глубине восьмидесяти сажен, по всей справедливости может назваться каторжной, чем она и была в крепостное время, превратившись после эмансипации в «вольный крестьянский труд».
Конечно, «в
гору» толкала этих желтых, выцветших людей самая горькая нужда, потому что там платили дороже, чем
на других
работах.
Ему
на заводской
работе в
горе порохом выжгло глаза, и он сидит пятнадцатый год нищим
на глазах у всех, и кукарское заводоуправление пальца не разогнет для него.
Эту каторжную
работу не могли выносить самые привычные и сильные рабочие, а заграничные в своих европейских обносках были просто жалки, и их спускали в
гору на верную смерть.
— Ротмистр Праскухин! — сказал генерал: — сходите пожалуйста в правый ложемент и скажите 2-му батальону М. полка, который там
на работе, чтоб он оставил
работу, не шумя вышел оттуда и присоединился бы к своему полку, который стоит под
горой в резерве. Понимаете? Сами отведите к полку.
Этот псевдоним имел свою историю. Н.И. Пастухов с семьей, задолго до выхода своей газеты, жил
на даче в селе Волынском за Дорогомиловской заставой. После газетной
работы по ночам, за неимением денег
на извозчика, часто ходил из Москвы пешком по Можайке, где грабежи были не редкость, особенно
на Поклонной
горе. Уж очень для грабителей место было удобное — издали все кругом видно.
Досыта насмотревшись
на все, я возвращаюсь домой, чувствую себя взрослым человеком, способным
на всякую
работу. По дороге я смотрю с
горы кремля
на Волгу, — издали, с
горы, земля кажется огромной и обещает дать все, чего захочешь.
Сад был разбит по
горе;
на самом высоком месте стояли две лавочки, обыкновенно иллюстрированные довольно отчетливыми политипажами неизвестной
работы; частный пристав, сколько ни старался, не мог никак поймать виновников и самоотверженно посылал перед всяким праздником пожарного солдата (как привычного к разрушениям) уничтожать художественные произведения, периодически высыпавшие
на скамейке.
Костылев. Зачем тебя давить? Кому от этого польза? Господь с тобой, живи знай в свое удовольствие… А я
на тебя полтинку накину, — маслица в лампаду куплю… и будет перед святой иконой жертва моя
гореть… И за меня жертва пойдет, в воздаяние грехов моих, и за тебя тоже. Ведь сам ты о грехах своих не думаешь… ну вот… Эх, Андрюшка, злой ты человек! Жена твоя зачахла от твоего злодейства… никто тебя не любит, не уважает…
работа твоя скрипучая, беспокойная для всех…
Он искренно любил, он глубоко уважал свою молодую родственницу и, окончив свою темную, приготовительную
работу, собираясь вступить
на новое поприще, начать действительную, не коронную службу, предложил ей, как любимой женщине, как товарищу и другу, соединить свою жизнь с его жизнью —
на радость и
на горе,
на труд и
на отдых,"for better for worse", как говорят англичане.
На другой день, как мы условились раньше, я привел актеров Художественного театра к переписчикам. Они, раздетые и разутые, сидели в ожидании
работы, которую Рассохин обещал прислать вечером. Лампа
горела только в их «хазе», а в соседней было темно: нищие с восьми часов улеглись, чтобы завтра рано встать и идти к ранней службе
на церковную паперть.
В то время, когда с Долинским познакомился Кирилл Онучин, у Жервезы случилось
горе: муж ее, впервые после шести лет, уехал
на какую-то очень выгодную
работу на два или
на три месяца, и Жервеза очень плакала и грустила.
Работа в медной
горе считалась самою трудной, но Арефа считал ее отдыхом. Главное, нет здесь огня, как
на фабрике, и нет вечного грохота. Правда, и здесь донимали большими уроками немилосердные пристава и уставщики, но все-таки можно было жить. Арефа даже повеселел, присмотревшись к делу. Конечно, под землей дух тяжелый и теплынь, как в бане, а все-таки можно перебиваться.
— Молодец Гарусов! — похвалил вершник, любуясь заводом. — Вон какое обзаведенье поставил: любо-дорого… Раньше-то пустое место было, а теперь
работа кипит… Эвон, за горой-то, влево, медный рудник у Гарусова, а
на горе железная руда. Сподобишься и ты поробить
на Гарусова.
Восемьдесят тысяч каменотесов и семьдесят тысяч носильщиков беспрерывно работали в
горах и в предместьях города, а десять тысяч дровосеков из числа тридцати восьми тысяч отправлялись посменно
на Ливан, где проводили целый месяц в столь тяжкой
работе, что после нее отдыхали два месяца.
— Н-да-а?.. — вопросительно протянул Гаврила. — Кабы мне так-то вот! — вздохнул он, сразу вспомнив деревню, убогое хозяйство, свою мать и все то далекое, родное, ради чего он ходил
на работу, ради чего так измучился в эту ночь. Его охватила волна воспоминаний о своей деревеньке, сбегавшей по крутой
горе вниз, к речке, скрытой в роще берез, ветел, рябин, черемухи… — Эх, важно бы!.. — грустно вздохнул он.
Как же, пойдет тут
работа на ум! Все бы я думал об ней!.. Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!.. (Закрывает лицо руками и сидит молча.)
— Передержал тесто! — кричал он, оттопыривая свои рыжие длинные усы, шлепая губами, толстыми и всегда почему-то мокрыми. — Корка
сгорела! Хлеб сырой! Ах ты, черт тебя возьми, косоглазая кикимора! Да разве я для этой
работы родился
на свет? Будь ты анафема с твоей
работой, я — музыкант! Понял? Я — бывало, альт запьет —
на альте играю; гобой под арестом — в гобой дую; корнет-а-пистон хворает — кто его может заменить? Я! Тим-тар-рам-да-дди! А ты — м-мужик, кацап! Давай расчет.
Желая сначала посмотреть
на работу как
на картину, я взошел
на гору и сел там, глядя вниз
на бескрайное, могучее море и крошечных людей, строивших ему ковы.
В нашей избе
горел сальный огарок, тускло освещая неприглядную внутренность избы Гаврилы Ивановича: передний угол, оклеенный остатками обоев, с образом суздальской
работы; расписной синий стол с самоваром, около которого сидела наша компания; дремавших около печки баб, белевшие
на полатях головы ребятишек, закопченный черный потолок, тульское ружье
на стенке с развешанным около охотничьим прибором и т. д.
Дай ты мне
на выбор: вот, мол, тебе, Краснов,
горы золотые, палаты царские, только оставь жену; или вот, мол, тебе землянка непокрытая,
работа всякая черная, только с женой жить; я и ох не молвлю, буду
на себе воду возить, только бы с ней быть завсегда.
Мать спала, обессилев от целого дня
работы и выпитой водки. В маленькой комнатке, за перегородкой,
горела на столе кухонная лампочка, и слабый желтоватый свет ее с трудом проникал через закопченное стекло, бросая странные тени
на лицо Сашки и его отца.
Первые годы Островский приписывал свои неудачи случайности и, глядя
на необыкновенно буйные урожаи, все ждал, что один год сразу поставит его
на ноги. И он убивался над
работой, голодал, заставил голодать жену и ребенка, все расширяя свои запашки… В этом году лето опять дало одну солому, а осенью измученная
горем жена умерла от цинги.
Там в двух старинной
работы люстрах, похожих
на церковные паникадила со множеством граненых хрустальных подвесок,
горело больше полусотни свеч.
По небу ползли тяжелые черные тучи: в
горах шел снег. От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился
на эту сторону реки. Когда мы подошли к дому, стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе, разделся и сел за
работу.