Неточные совпадения
— Не
радуйся, однако. Я как-то вступил с нею в разговор у колодца, случайно; третье слово ее было: «Кто этот
господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? он был с вами, тогда…» Она покраснела и не хотела назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня, — отвечал я ей, — он вечно будет мне памятен…» Мой друг, Печорин! я тебя не поздравляю; ты у нее на дурном замечании… А, право, жаль! потому что Мери очень мила!..
Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумался. Значенье жизни опять показалось немаловажным. «Муразов прав, — сказал он, — пора на другую дорогу!» Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой потащил за ним шкатулку, другой — чемодан белья. Селифан и Петрушка
обрадовались, как бог знает чему, освобожденью
барина.
Наконец бричка, сделавши порядочный скачок, опустилась, как будто в яму, в ворота гостиницы, и Чичиков был встречен Петрушкою, который одною рукою придерживал полу своего сюртука, ибо не любил, чтобы расходились полы, а другою стал помогать ему вылезать из брички. Половой тоже выбежал, со свечою в руке и салфеткою на плече.
Обрадовался ли Петрушка приезду
барина, неизвестно, по крайней мере, они перемигнулись с Селифаном, и обыкновенно суровая его наружность на этот раз как будто несколько прояснилась.
— Господин-то Разумихин! — вскричал Порфирий Петрович, точно
обрадовавшись вопросу все молчавшего Раскольникова, — хе! хе! хе!
— Ну, смотри же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись; а вас,
господа, прошу за мной пожаловать. Вот и Тимофеич явился к тебе на поклон, Евгений. И он, чай,
обрадовался, старый барбос. Что? ведь
обрадовался, старый барбос? Милости просим за мной.
Одни из этих людей сумели воспользоваться городскими условиями и стали такие же, как и
господа, и
радовались своему положению; другие же стали в городе в еще худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки.
В его голове болезненный чад, соображение еще дремлет, но вот он в саду, подходит к освещенным окнам и слышит страшную весть от
барина, который, конечно, ему
обрадовался.
А посему, — молвил святой, — и ты
радуйся, жено, а не плачь, и твой младенец теперь у
Господа в сонме ангелов его пребывает».
И не утешайся, и не надо тебе утешаться, не утешайся и плачь, только каждый раз, когда плачешь, вспоминай неуклонно, что сыночек твой — есть единый от ангелов Божиих — оттуда на тебя смотрит и видит тебя, и на твои слезы
радуется, и на них
Господу Богу указывает.
Нечаянно увидел меня на базаре, узнал, подбежал ко мне и, Боже, сколь
обрадовался, так и кинулся ко мне: «Батюшка,
барин, вы ли это?
Странное какое-то беспокойство овладевает вами в его доме; даже комфорт вас не радует, и всякий раз, вечером, когда появится перед вами завитый камердинер в голубой ливрее с гербовыми пуговицами и начнет подобострастно стягивать с вас сапоги, вы чувствуете, что если бы вместо его бледной и сухопарой фигуры внезапно предстали перед вами изумительно широкие скулы и невероятно тупой нос молодого дюжего парня, только что взятого
барином от сохи, но уже успевшего в десяти местах распороть по швам недавно пожалованный нанковый кафтан, — вы бы
обрадовались несказанно и охотно бы подверглись опасности лишиться вместе с сапогом и собственной вашей ноги вплоть до самого вертлюга…
Перфишка попристальнее посмотрел на своего
барина — и заробел: «Ох, как он похудел и постарел в течение года — и лицо какое стало строгое и суровое!» А кажется, следовало бы Пантелею Еремеичу
радоваться, что, вот, мол, достиг-таки своего; да он и
радовался, точно… и все-таки Перфишка заробел, даже жутко ему стало.
Пить чай в трактире имеет другое значение для слуг. Дома ему чай не в чай; дома ему все напоминает, что он слуга; дома у него грязная людская, он должен сам поставить самовар; дома у него чашка с отбитой ручкой и всякую минуту
барин может позвонить. В трактире он вольный человек, он
господин, для него накрыт стол, зажжены лампы, для него несется с подносом половой, чашки блестят, чайник блестит, он приказывает — его слушают, он
радуется и весело требует себе паюсной икры или расстегайчик к чаю.
— Цыц, язва долгоязычная! — крикнула она. — Смотрите, какая многострадальная выискалась. Да не ты ли, подлая, завсегда проповедуешь: от
господ, мол, всякую рану следует с благодарностью принять! — а тут, на-тко,
обрадовалась! За что же ты венцы-то небесные будешь получать, ежели
господин не смеет, как ему надобно, тебя повернуть? задаром? Вот возьму выдам тебя замуж за Ваську-дурака, да и продам с акциона! получай венцы небесные!
— Подтянем, Илья Фирсыч? Ха-ха! Отцом родным будешь. Озолочу… Истинно
господь прислал тебя ко мне. Ведь вконец я захудал. Зятья-то на мои денежки живут да
радуются, а я в забвенном виде. Они
радуются, а мы их по шапке… Ха-ха!.. Есть и на зятьев закон?
С этим
господином в самое это время случилось смешное и неприятное происшествие, как будто в наказание за его охоту дразнить людей, которому я, по глупости моей, очень
радовался и говорил: «Вот бог его наказал за то, что он хочет увезти мою сестрицу».
Представь же себе теперь, что вдруг выступает вперед наглец и, заручившись этими фактами, во все горло орет:"
Господа! посмотрите-ка! ведь собственность-то, семейство-то, основы-то ваши… фюйю!"Не вправе ли мы будем замазать этому человеку рот и сказать:"Дурак! чему
обрадовался! догадался?! велика штука! ты догадался, а мы и подавно!
Господа видели в нем, так сказать, выразителя их годового дохода; дворовые люди
радовались из инстинктивного сочувствия к человеку оборотливому и живому.
Евгений Михайлович не очень торговался,
радуясь мысли, что он спустит купон. Кое-как, сам подтягивая зa оглобли, Иван Миронов ввез дрова во двор и сам разгрузил их в сарай. Дворника не было. Иван Миронов сначала замялся брать купон, по Евгений Михайлович так убедил его и казался таким важным
барином, что он согласился взять.
— Пашенька! — сказал Буеракин, — известно ли вам, отчего у нас на дворе сегодня птички поют, а с крыш капель льется? Неизвестно? так знайте же: оттого так тепло в мире, оттого птички
радуются, что вот
господин Щедрин приехал, тот самый
господин Щедрин, который сердца становых смягчает и вселяет в непременном заседателе внезапное отвращение к напитку!
И много я в ту пору от него слов великих услышал, и много дивился его житию, что он, как птица небесная, беззаботен живет и об одном только
господе и спасе
радуется.
— Это что говорить! Знаю я и помещиков, которые… Позвольте вам доложить, есть у нас здесь в околотке
барин, Федор Семеныч Заозерцев прозывается, так тот еще когда радоваться-то начал! Еще только слухи об воле пошли, а он уже
радовался!"Теперь, говорит, вольный труд будет, а при вольном труде земля сам-десят родить станет". И что же, например, случилось: вольный-то труд пришел, а земля и совсем родить перестала — разом он в каких-нибудь полгода прогорел!
Я даже впал в другую крайность и
обрадовался весьма, увидав на ближайшей лавке одного чрезвычайно дурно, нечистоплотно одетого
господина, еще не старого, но почти совсем седого, который, в отдалении от других, сидел на задней лавке.
—
Господа, прошу прислушаться к словам
господина поручика! — обратился камер-юнкер к другим просителям, из коих одни смутились, что попали в свидетели, а другие ничего, и даже как бы
обрадовались, так что одна довольно старая салопница, должно быть, из просвирен, звонким голосом произнесла...
Еще не доскакал он до земляного валу, как услышал громкий лай и увидел Буяна, который прыгал вокруг коня,
радуясь, что сорвался с цепи и что может сопутствовать своему
господину.
— Да, матушка Марья Степановна, вот кабы меня
господь сподобил увидеть Варвару Карповну вашу пристроенною — так, хоть бы как вы, Марья Степановна; не могу более желать; сердце
радуется на ваше семейство: дом — полная чаша, уважение такое отовсюду. Право, хорошо бы, успокоило бы вас!
— Молодость прошла — отлично… — злобно повторял я про себя. — Значит, она никому не нужна; значит, выпал скверный номер; значит, вообще наплевать. Пусть другие живут, наслаждаются,
радуются… Черт с ними, с этими другими. Все равно и жирный король и тощий нищий в конце концов сделаются достоянием
господ червей, как сказал Шекспир, а в том числе и другие.
— И теплее, боярин; а здесь так ветром насквозь и прохватывает. Ну, Юрий Дмитрич, — продолжал Алексей,
радуясь, что
господин его начал с ним разговаривать, — лихо же ты отделал этого похвальбишку поляка! Вот что называется — угостить по-русски! Чай, ему недели две есть не захочется. Однако ж, боярин, как мы выезжали из деревни, так в уши мне наносило что-то неладное, и не будь я Алексей Бурнаш, если теперь вся деревушка не набита конными поляками.
— Да, молодец! без малого годов сотню прожил, а на всем веку не бывал так радостен, как сегодня. Благодарение творцу небесному, очнулись наконец право-славные!.. Эх, жаль! кабы
господь продлил дни бывшего воеводы нашего, Дмитрия Юрьевича Милославского, то-то был бы для него праздник!.. Дай бог ему царство небесное! Столбовой был русский боярин!.. Ну, да если не здесь, так там он вместе с нами
радуется!
— Вы шутите, — сказал он, щуря глаза. — Таким
господам, как вы и ваш помощник Никита, нет никакого дела до будущего, но можете быть уверены, милостивый государь, настанут лучшие времена! Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой жизни, восторжествует правда, и — на нашей улице будет праздник! Я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся. Приветствую их от всей души и
радуюсь,
радуюсь за них! Вперед! Помогай вам бог, друзья!
С наступлением ночи Глебу было уж не до приемыша: он
радовался, что привел
господь дотащиться до саней, служивших ему ложем, или до печки.
— О, это хорошо! — сказал он, грозя самовару пальцем. — Это хорошо! Из гимназии выйдешь такой
господин, что все мы будем шапке снимать. Ты будешь умный, богатый, с амбицией, а маменька будет
радоваться. О, это хорошо!
Мамаев (не замечая Городулина). Позвольте, тут я вижу несколько слов о Городулине. «Городулин в каком-то глупом споре о рысистых лошадях одним
господином назван либералом; он так этому названию
обрадовался, что три дня по Москве ездил и всем рассказывал, что он либерал. Так теперь и числится». А ведь похоже!
— Да, он и есть! Гляжу, слуга его чуть не плачет,
барин без памяти, а он сам не знает, куда ехать. Я
обрадовался, что
господь привел меня хоть чем-нибудь возблагодарить моего благодетеля. Велел ямщику ехать ко мне и отвел больному лучшую комнату в моем доме. Наш частной лекарь прописал лекарство, и ему теперь как будто бы полегче; а все еще в память не приходит.
Трахов прямо из Английского клуба проехал к Бегушеву. Прокофий, отворивший ему дверь,
обрадовался генералу. Он любил, когда
барина его посещали знатные особы.
«Я, говорит, очень
радуюсь; сегодня все по белым птицам прохаживался; а
господь бог мне пуке́т подарил, а в пуке́те Андрюша с ножичком.
Наташа умолкла; она старалась собрать рассеянные мысли. Что-то с нею случилось, но что именно? не могла вспомнить Служанка всё стояла перед нею, ожидая приказанья. В это время раздался снизу глухой шум. — Что такое? — спросила больная. — «
Господа откушали», — отвечала служанка; — «встают изо стола. Сей час придет сюда Татьяна Афанасьевна». — Наташа, казалось
обрадовалась; она махнула слабою рукою. Служанка задернула занавес и села опять за самопрялку.
Очень
обрадовавшись тому, что все идет хорошо,
господин Голядкин поставил зеркало на прежнее место, а сам, несмотря на то что был босиком и сохранял на себе тот костюм, в котором имел обыкновение отходить ко сну, подбежал к окошку и с большим участием начал что-то отыскивать глазами на дворе дома, на который выходили окна квартиры его.
Господина Голядкина вели под руки и, как сказано было выше, прямо на Олсуфия Ивановича — с одной стороны
господин Голядкин-младший, принявший на себя вид чрезвычайно благопристойный и благонамеренный, чему наш герой донельзя
обрадовался, с другой же стороны руководил его Андрей Филиппович с самой торжественной миной в лице.
Гость оказался еще любезнее прежнего и с своей стороны показал не одно доказательство прямодушия и счастливого характера своего, сильно входил в удовольствие
господина Голядкина, казалось,
радовался только одною его радостью и смотрел на него, как на истинного и единственного своего благодетеля.
— Тут
господин Голядкин отдал все шесть рублей серебром извозчику и, серьезно решившись не терять более времени, то есть уйти подобру-поздорову, тем более, что уже окончательно решено было дело и извозчик отпущен был и, следовательно, ждать более нечего, пустился со двора, вышел за ворота, поворотил налево и без оглядки, задыхаясь и
радуясь, пустился бежать.
— Тому и смеюсь, что наконец-то и вы убедились, — сказал он. — Помните наш недавний разговор? Я говорил, что обидели
господ дворян, а вы утверждали, что не обидели, а только воздали каждому должное…
Радуюсь, что, по крайней мере, хоть теперь…
— Вы в Москве о них жалеете, а мы в Петербурге даже
радуемся, что эти
господа Грановские к нашему времени убрались и поочистили место другим. Пусть их также беседуют теперь на том свете с Пушкиным и целуют его ручку за Таню, которая раз «другому отдана и будет век ему верна».
Видно, этот
господин был не кое-кто, потому что хозяева безмерно ему
обрадовались, приняли с каким-то подобострастием и беспрестанно называли его: ваше превосходительство.
Вельчанинов только что поймал на улице того самого статского советника и нужного
господина, которого он и теперь ловил, чтобы захватить хоть на даче нечаянно, потому что этот чиновник, едва знакомый Вельчанинову, но нужный по делу, и тогда, как и теперь, не давался в руки и, очевидно, прятался, всеми силами не желая с своей стороны встретиться с Вельчаниновым;
обрадовавшись, что наконец-таки с ним столкнулся, Вельчанинов пошел с ним рядом, спеша, заглядывая ему в глаза и напрягая все силы, чтобы навести седого хитреца на одну тему, на один разговор, в котором тот, может быть, и проговорился бы и выронил бы как-нибудь одно искомое и давно ожидаемое словечко; но седой хитрец был тоже себе на уме, отсмеивался и отмалчивался, — и вот именно в эту чрезвычайно хлопотливую минуту взгляд Вельчанинова вдруг отличил на противуположном тротуаре улицы
господина с крепом на шляпе.
— Так точно-с, —
обрадовался незнакомец и обратился к Копыленкову с сочувственной улыбкой, обдергивая полы своего пиджака, — так точно-с, как вы изволили заметить: неужели без причины стану чинить
господам проезжающим задержку? Никогда-с!
Я думаю, Бергер нам искренне
обрадовался. Таким людям, как он, собеседник и собутыльник нужнее воздуха. Он ежеминутно подбегал то ко мне, то к капитану, обнимал нас за талию и все приговаривал: «Милости просим,
господа, милости просим». Василию Акинфиевичу он, к моему немалому удивлению, понравился. Мне тоже.
А мельник слушал, что люди промеж себя говорят, и
радовался. Умел-таки потрудиться для
господа бога; языком как иной здоровенный парубок цепом на току молотил, так что даже в горле к концу пересохло и очи на лоб полезли.
И он пошел, как шел до Пашеньки, от деревни до деревни, сходясь и расходясь с странниками и странницами и прося Христа ради хлеба и ночлега. Изредка его бранила злая хозяйка, ругал выпивший мужик, но большей частью его кормили, поили, давали даже на дорогу. Его господское обличье располагало некоторых в его пользу. Некоторые, напротив, как бы
радовались на то, что вот
господин дошел также до нищеты. Но кротость его побеждала всех.
— Ну, пусть. Ну, допустим, обе они живы. Так ведь они теперь замужем, своя семья у них, дети. И вдруг явишься ты, беспаспортный, беглый из Сибири… Думаешь —
обрадуются? Что им с тобой делать?.. Имейте в виду,
господа, — повернулся опять полковник с своим поучением к молодежи, — я знаю этих людей: чем опытнее бродяга, чем больше исходил свету, тем глупее в житейских делах.