Неточные совпадения
«Мы», — вспомнил он горячее и веское словцо Митрофанова в пасхальную ночь. «
Класс», — думал он, вспоминая, что ни в деревне, когда мужики срывали замок с
двери хлебного магазина, ни в Нижнем Новгороде, при встрече царя, он не чувствовал раскольничьей правды учения в классовой структуре государства.
Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самого учителя латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежели высовывалась в
дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь
класс.
В это время
дверь широко и быстро открылась. В
класс решительной, почти военной походкой вошел большой полный человек. «Директор Герасименко», — робко шепнул мне сосед, Едва поклонившись учителю, директор развернул ведомость и сказал отрывистым, точно лающим голосом...
Какой-то малыш, отпросившийся с урока в соседнем
классе, пробегает мимо нашей
двери, заглядывает в нее, и глаза его вспыхивают восторгом. Он поделится новостью в своем
классе… За ним выбежит другой… В несколько минут узнает уже вся гимназия…
За стеклянной
дверью порой мелькали в коридоре изумленные лица надзирателей или инспектора, привлеченных странными выкрикиваниями желто — красного попугая… Но, когда Лотоцкий проходил из
класса в учительскую, — сдержанный, холодный, неприступный и сознающий свою образцовость, — никто не решался заговорить с ним о том, что его
класс напоминает порой дом сумасшедших.
Все это было так завлекательно, так ясно и просто, как только и бывает в мечтах или во сне. И видел я это все так живо, что… совершенно не заметил, как в
классе стало необычайно тихо, как ученики с удивлением оборачиваются на меня; как на меня же смотрит с кафедры старый учитель русского языка, лысый, как колено, Белоконский, уже третий раз окликающий меня по фамилии… Он заставил повторить что-то им сказанное, рассердился и выгнал меня из
класса, приказав стать у классной
двери снаружи.
Когда поезд остановился. Горизонт приказал носильщикам отнести вещи в первый
класс и велел жене идти за ним следом. А сам задержался в выходных
дверях, чтобы пропустить обе свои партии. Старухе, наблюдавшей за дюжиной женщин, он коротко бросил на ходу...
После вечернего
класса истории я взял тетради и направился к
двери.
На прошлой неделе, когда он проходил по платформе мимо того же курьерского поезда, он заметил высокую, стройную, очень красивую даму в черном платье, стоявшую в
дверях вагона первого
класса.
По обеим сторонам широкого коридора были
двери с матовыми стеклами и сбоку овальные дощечки с золотой надписью, означавшей
класс и отделение.
Проходя верхним рекреационным коридором, Александров заметил, что одна из
дверей, с матовым стеклом и номером
класса, полуоткрыта и за нею слышится какая-то веселая возня, шепот, легкие, звонкие восклицания, восторженный писк, радостный смех. Оркестр в большом зале играет в это время польку. Внимательное, розовое, плутовское детское личико выглядывает зорко из
двери в коридор.
— Вам что надо? Чего вы здесь столпились? Марш по
классам, заниматься! — И, захлопнув
двери, он крикнул на Александрова: — А вы сию же минуту марш в карцер!
Первая встреча с холерой была у меня при выходе из вагона в Ростове. Подхожу к
двери в зал первого
класса — и передо мной грохается огромный, толстый швейцар, которого я увидел еще издали, сходя с площадки вагона. Оказалось — случай молниеносной холеры. Во время моей поездки я видел еще два таких случая, а слышал о них часто.
Елена встала и пошла по палубе, стараясь все время держаться руками за борта и за ручки
дверей. Так она дошла до палубы третьего
класса. Тут всюду в проходах, на брезенте, покрывавшем люк, на ящиках и тюках, почти навалившись друг на друга, лежали, спутавшись в кучу, мужчины, женщины и дети.
Во вторник Передонов постарался пораньше вернуться из гимназии. Случай ему помог: последний урок его был в
классе,
дверь которого выходила в коридор близ того места, где висели часы и бодрствовал трезвонящий в положенные сроки сторож, бравый запасный унтер-офицер. Передонов послал сторожа в учительскую за классным журналом, а сам переставил часы на четверть часа вперед, — никто этого не заметил.
Помню, что оба они были очень краснощекие и аккуратно каждую перемену сходились друг с другом у притолки
двери, разделявшей наши
классы; и Карл, бывало, говорил Аматусу...
Я еще не знал, кто такой Иван Иванович, но слышал тяжелые, слоновьи шаги по коридору, и при каждом шаге вздрагивала стеклянная
дверь нашего
класса.
О заутрени он приходил туда, спрашивал у сына уроки, изъяснял ему, чего тот не понимал, потом в этот раз обедал посытнее кушаньем, которое приготовляла жена, и о вечерни опять с тем же посошком уходил в уездный городишко к месту своего служения: в понедельник на заре, когда сторож открывал
дверь, чтобы выметать
классы, Червев уже ждал его, сидя на порожке.
Вокзал железной дороги, зала для пассажиров 1-го
класса; направо от актеров
дверь в виде арки, ведущая в другую залу; прямо стеклянная
дверь, за ней видна платформа и вагоны; на середине, поперек комнаты, длинный стол, на нем приборы, бутылки, канделябры и ваза с цветами.
По окончании
классов Упадышевский встретил меня у
дверей и, сказав: «Матушка тебя дожидается», отвел меня в приемную залу.
Огромная
дверь на высоком крыльце между колоннами, которую распахнул старый инвалид и которая, казалось, проглотила меня; две широкие и высокие лестницы, ведущие во второй и третий этаж из сеней, освещаемые верхним куполом; крик и гул смешанных голосов, встретивший меня издали, вылетавший из всех
классов, потому что учителя еще не пришли, — все это я увидел, услышал и понял в первый раз.
В зале третьего
класса и на перроне царил ужас. Станция была узловая, и всегда, даже ночью, были ожидающие поездов, — теперь все это бестолково металось, лезло в
двери, топталось по дощатой платформе. Голосили бабы и откуда-то взявшиеся дети. В стороне первого
класса и помещения жандармов трещали выстрелы. Саша, несколько шагов пробежавший рядом с незнакомым мужиком, остановился и коротко крикнул Колесникову...
В синем форменном фраке с золотыми пуговицами, в безукоризненном белье, он, бывало, ходит-ходит по
классу от окон к
дверям и вдруг, точно мимоходом, юркнет за доску.
Выбежав из
класса, весь бледный, трясущийся, с разорванным чьими-то руками воротником пиджака, Сысоев остановился в
дверях и выкрикнул, задыхаясь от злобы...
По левую сторону рекреационной залы тянулись окна, полузаделанные решетками, а по правую стеклянные
двери, ведущие в
классы; простенки между
дверьми и окнами были заняты раскрашенными картинами из отечественной истории и рисунками разных зверей, а в дальнем углу лампада теплилась перед огромным образом св.
Ехал я в первом
классе, но там сидят по трое на одном диване, двойных рам нет, наружная
дверь отворяется прямо в купе, — и я чувствовал себя, как в колодках, стиснутым, брошенным, жалким, и ноги страшно зябли, и, в то же время, то и дело приходило на память, как обольстительна она была сегодня в своей блузе и с распущенными волосами, и такая сильная ревность вдруг овладевала мной, что я вскакивал от душевной боли, и соседи мои смотрели на меня с удивлением и даже страхом.
По приходе в семинарию вся толпа размещалась по
классам, находившимся в низеньких, довольно, однако же, просторных комнатах с небольшими окнами, с широкими
дверьми и запачканными скамьями.
Завтрак уже окончен, бигос съеден и пиво выпито, когда появляется развращенный гимназист приготовительного
класса Ромка, весь в мелу и в чернилах. Еще в
дверях он оттопыривает губы и делает сердитые глаза. Потом швыряет ранец на пол и начинает завывать...
Младший, седьмой
класс, толпился у
дверей столовой, уступая нам дорогу.
Однажды вечером, когда я сидела в
классе седьмушек и тихо разговаривала с Людой,
дверь внезапно распахнулась, и в отделение младших пулей влетела Эмилия Перская.
—
Классы уже разошлись по дортуарам, — нашла нужным сообщить мне начальница и отворила какую-то
дверь.
Все
двери, ведущие в дортуары остальных
классов и в комнаты классных дам, расположенные по обе стороны длинного коридора, были плотно заперты.
Лишь только классная
дверь закрылась за ней, как Бельская вскочила на кафедру и громко на весь
класс прокричала...
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут
дверь широко распахнулась и в
класс вошла небольшого роста тоненькая дама, с большими выразительными карими глазами, ласково глядевшими из-под низко надвинутой на лоб меховой шапочки, с длинным дорогим боа на шее поверх темного, чрезвычайно простого коричневого платья.
Побежав вызывать кого-то из наших, я столкнулась в
дверях 5-го «проходного»
класса с княжной.
Едва успела я открыть чернильницу и вытащить из нее двух утопленниц-мух, как
дверь широко распахнулась, и рыжий, длинный, сухой Церни влетел в
класс.
Наконец, мы поднялись по широкой, застланной коврами лестнице и вступили в так называемый верхний коридор, где находились
классы. Моя спутница вошла со мною в комнату, над
дверью которой по черной доске было выведено крупным белым шрифтом: 7-й
класс.
На обратном пути, проходя с тою же Додо мимо швейцарской, по дороге в
класс я увидела высокую, статную фигуру отца за стеклянной
дверью.
Ругательное слово крикливо раздалось по всему
классу. Теркин схватил его за шиворот и в полуоткрытую
дверь вышвырнул в коридор, где тот чуть не расшибся в кровь, упав на чугунные плиты. Но тот не посмел бежать жаловаться — его избили бы товарищи; они все стали на сторону Теркина, хотя и знали давно, кто он, какого происхождения…
Капитан только что собрался пить чай и сдал команду помощнику. Он поднялся из общей каюты первого
класса, постоял в
дверях рубки и потом оглянулся вправо на пассажиров, ища кого-то глазами.
А потом снова эти ужасные вагоны III
класса — как будто уже десятки, сотни их прошел он, а впереди новые площадки, новые неподатливые
двери и цепкие, злые, свирепые ноги. Вот наконец последняя площадка и перед нею темная, глухая стена багажного вагона, и Юрасов на минуту замирает, точно перестает существовать совсем. Что-то бежит мимо, что-то грохочет, и покачивается пол под сгибающимися, дрожащими ногами.
И в первую
дверь он входит спокойно, улыбаясь, чтобы не казаться подозрительным, держа наготове изысканно-вежливое и убедительное «pardon!» — но в полутемном вагоне III
класса так людно, так перепутано все в хаосе мешков, сундуков, отовсюду протянутых ног, что он теряет надежду добраться до выхода и теряется в чувстве нового неожиданного страха.
Когда я перешел в седьмой
класс, старший брат Миша кончил реальное училище, выдержал конкурсный экзамен в Горный институт и уехал в Петербург. До этого мы с Мишей жили в одной комнате. Теперь, — я мечтал, — я буду жить в комнате один. Была она небольшая, с одним окном, выходившим в сад. Но после отъезда Миши папа перешел спать ко мне. До этого он спал в большом своем кабинете, — с тремя окнами на улицу и стеклянною
дверью на балкон.
И, наконец, — приехал министр. Вдали — суетня, хлопанье
дверей. А в
классах везде — тишина. Учителя — еще бледнее и испуганнее, чем мы, сейчас они с нами вместе — подответственные школьники, уроки выслушивают невнимательно, глаза, прислушивающиеся, бегают.
В
дверях каждого
класса, на высоте человеческого роста, у нас были прорезаны маленькие оконца для подглядывания за учениками.
Длинный, длинный коридор, по обеим сторонам которого высокие, большие
двери с надписями: «библиотека», «музыкальный
класс», «репетиционная»… В самом конце, над дальней
дверью, небольшой образ, здесь домовая церковь.
За стеклянной
дверью — первый и второй драматические курсы. У третьекурсников и третьекурсниц нет своего
класса. У них уже не читают лекций: все занятия носят практический характер и происходят там внизу, на сцене школьного театра, где мы держали экзамен.
— Согласны! Согласны! — прозвучало веселым хором в
классе. Но вот темная, гладко причесанная на пробор голова Виктории Владимировны просунулась в
дверь...
Ровно в двенадцать прозвучал звонок, совсем как в средне-учебных заведениях. Виктория Владимировна распахнула
дверь нашего
класса, и мы гурьбой высыпали в коридор.
Арестантские вагоны своим устройством ничем не отличаются от обыкновенных вагонов третьего
класса, и одни только железные решетки в окнах, да часовые, стоящие у
дверей, показывают их назначение.