Неточные совпадения
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество.
Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума
двигалась эта вереница по направлению к выгону и, отойдя от города
на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил
на выгоне легко уступающий чернозем.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе
двинулись граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую
улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой.
На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
Какая-то сила вытолкнула из домов
на улицу разнообразнейших людей, — они
двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел
на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
Решив освежиться, он вышел
на улицу; издали, навстречу ему,
двигалась похоронная процессия.
Самгин встал у косяка витрины, глядя направо; он видел, что монархисты
двигаются быстро, во всю ширину
улицы, они как бы скользят по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются со стороны
на сторону, толкают стены домов, заборы, наполняя
улицу воем, и вой звучит по-зимнему — зло и скучно.
«Социальная революция без социалистов», — еще раз попробовал он успокоить себя и вступил сам с собой в некий безмысленный и бессловесный, но тем более волнующий спор. Оделся и пошел в город, внимательно присматриваясь к людям интеллигентской внешности, уверенный, что они чувствуют себя так же расколото и смущенно, как сам он. Народа
на улицах было много, и много было рабочих,
двигались люди неторопливо, вызывая двойственное впечатление праздности и ожидания каких-то событий.
На улице люди быстро разделились, большинство, не очень уверенно покрикивая ура, пошло встречу музыке, меньшинство быстро
двинулось направо, прочь от дворца, а люди в ограде плотно прижались к стенам здания, освободив пред дворцом пространство, покрытое снегом, истоптанным в серую пыль.
Они толпились
на вокзале, ветер гонял их по
улицам, группами и по одному, они шагали пешком, ехали верхом
на лошадях и
на зеленых телегах, везли пушки, и всюду в густой, холодно кипевшей снежной массе
двигались, мелькали серые фигуры, безоружные и с винтовками
на плече, горбатые, с мешками
на спинах.
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли
на Тверскую. Бесконечно
двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин видел
на истомленном лице выражение тихой радости.
Несмотря
на раннюю пору, людей
на улице было много, но казалось, что сегодня они
двигаются бесцельно и более разобщенно, чем всегда.
За ними
движутся ссыльные в ножных кандалах, прикованные к одному железному пруту: падает один
на рытвине
улицы и увлекает соседа.
Другая кладбищенская
улица круто сворачивала около нашего переулка влево. Она вела
на кладбища — католическое и лютеранское, была широка, мало заселена, не вымощена и покрыта глубоким песком. Траурные колесницы здесь
двигались тихо, увязая по ступицы в чистом желтом песке, а в другое время движения по ней было очень мало.
По городу грянула весть, что крест посадили в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа. В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все в глубоком трауре,
двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом
на Киевской
улице оказался в осаде. Отец, проезжая мимо, видел эту толпу и седого старого полицмейстера, стоявшего
на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
Стертые вьюгами долгих зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей
улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу, как нищие
на паперти, и тоже, вместе со мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного,
двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам
на шестке печи. Душная теплота поднимается ко мне; густо слышны нелюбимые мною запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти запахи всегда вызывают у меня уныние.
Максим
на своих костылях и рядом с ним Петр об руку с Иохимом тихо
двигались вдоль
улицы, которая вела к выходу в поле.
И днем и ночью
на главных
улицах ошалевшего города стояла,
двигалась и орала толпа, точно
на пожаре.
Правда, она в сотни раз лучше, чем Лихонин, умела
на улице, в саду и в комнате ориентироваться по странам света, — в ней сказывался древний мужицкий инстинкт,но она упорно отвергала сферичность земли и не признавала горизонта, а когда ей говорили, что земной шар
движется в пространстве, она только фыркала.
Медленно
двигаясь, толпа вышла
на улицу, вытянулась во всю ее длину и наконец скрылась из моих глаз.
Солдаты обогнали ее, она остановилась, оглянулась. В конце
улицы редкою цепью стояли они же, солдаты, заграждая выход
на площадь. Площадь была пуста. Впереди тоже качались серые фигуры, медленно
двигаясь на людей…
Ромашов зажмурил глаза и съежился. Ему казалось, что если он сейчас пошевелится, то все сидящие в столовой заметят это и высунутся из окон. Так простоял он минуту или две. Потом, стараясь дышать как можно тише, сгорбившись и спрятав голову в плечи, он
на цыпочках
двинулся вдоль стены, прошел, все ускоряя шаг, до ворот и, быстро перебежав освещенную луной
улицу, скрылся в густой тени противоположного забора.
Неуклюжий человек похож
на собачью конуру, — она ушла со двора и
двигается по
улице, неизвестно куда, а огорченная собака — за нею.
Я
двинулся наконец по длинной
улице в правом углу площади и попал так удачно, что иногда должен был останавливаться, чтобы пропустить процессию всадников — каких-нибудь средневековых бандитов в латах или чертей в красных трико, восседающих
на мулах, украшенных бубенчиками и лентами.
На главной
улице не было окна, в котором бы не горели огни и не
двигались человеческие фигуры, сгорбленные в три погибели и качавшиеся взад и вперед как маятники.
Однажды — он долго помнил этот день — он опять сидел в гостиной Осининых у окна и смотрел бессмысленно
на улицу, и досадно ему было, и скучно, и презирал он самого себя, и с места
двинуться он не мог…
Площадь пустеет; три светлые фигуры, взяв под руки друг друга, запели что-то, дружно и красиво, и пошли в
улицу, музыканты
двинулись за ними, и толпа вслед им; бегут дети, в сиянии красивых огней они — точно рассыпанные бусы кораллов, а голуби уже уселись
на крышах,
на карнизах и — воркуют.
Церковь не вмещала всех желавших войти сразу, народ толпился
на улице, ожидая очереди, и под ярким мартовским солнцем, и в сырую, холодную ночь, до тех пор, пока от церкви не
двинулась процессия к Малому театру.
Вероятно, оттого, что я выбегал
на улицу без шапки и калош, у меня поднялся сильный жар. Горело лицо, ломило ноги… Тяжелую голову клонило к столу, а в мыслях было какое-то раздвоение, когда кажется, что за каждою мыслью в мозгу
движется ее тень.
Лицо ее обращено
на улицу, но взгляд был так безучастен ко всему, что жило и
двигалось за окном, и в то же время был так сосредоточенно глубок, как будто она смотрела внутрь себя.
Жуткое чувство страха охватило парня; он вздрогнул и быстро оглянулся вокруг.
На улице было пустынно и тихо; темные окна домов тускло смотрели в сумрак ночи, и по стенам, по заборам следом за Фомой
двигалась его тень.
Всюду несли и везли разные вещи и товары; люди
двигались спешно, озабоченно, понукали лошадей, раздражаясь, кричали друг
на друга, наполняли
улицу бестолковой суетой и оглушающим шумом торопливой работы.
В лавку устало опускался шум
улицы, странные слова тали в нём, точно лягушки
на болоте. «Чего они делают?» — опасливо подумал мальчик и тихонько вздохнул, чувствуя, что отовсюду
на него
двигается что-то особенное, но не то, чего он робко ждал. Пыль щекотала нос и глаза, хрустела
на зубах. Вспомнились слова дяди о старике...
Вечер был тихий и темный, с большими спокойными звездами
на небе и в спящей воде залива. Вдоль набережной зажигалась желтыми точками цепь фонарей. Закрывались светлые четырехугольники магазинов. Легкими черными силуэтами медленно
двигались по
улицам и по тротуару люди…
— Вались, слышь,
на господску… Барин приказал… Дворяна, видно, прибавил он в раздумье и вдруг отчаянно заколотил трещоткой, как бы желая показать освещенному дому, что он охраняет его беспечное веселье по соседству с насторожившейся холодной пустыней. Стук его трещотки наполнил
улицу и полетел вдаль, в спутанную мглу реки и гор. Когда же трещотка смолкла, то
на улицу опять порхнули звуки оркестра, и тени
на занавесках опять
двигались, подпрыгивали, встречались, отвешивали поклоны и расходились…
Пришла весна. По мокрым
улицам города, между навозными льдинками, журчали торопливые ручьи; цвета одежд и звуки говора движущегося народа были ярки. В садиках за заборами пухнули почки дерев, и ветви их чуть слышно покачивались от свежего ветра. Везде лились и капали прозрачные капли… Воробьи нескладно подпискивали и подпархивали
на своих маленьких крыльях.
На солнечной стороне,
на заборах, домах и деревьях, все
двигалось и блестело. Радостно, молодо было и
на небе, и
на земле, и в сердце человека.
Воротился я домой. Перепуганная кухарка сообщила, что сейчас приходила кучка пьяных чемеровцев и спрашивали меня. Ее уверениям, что меня нет дома, они не поверили и начали ломиться в дверь. Прохожий сказал им, что только что видел меня у церкви Николы-на-Ржавцах. Они все
двинулись туда по Ямской
улице.
Часто по вечерам, когда уже было темно, я приходил к их дому и смотрел с Площадной
на стрельчатые окна гостиной, как по морозным узорам стекол
двигались смутные тени; и со Старо-Дворянской смотрел, перешедши
на ту сторону
улицы, как над воротами двора, в маленьких верхних окнах антресолей, — в их комнатах, — горели огоньки.
Мерное, слабое потрескивание сзади. И, порывисто дергаясь, быстро
двигаются фигуры по экрану кинематографа. Всплескивают руками, бросаются в окна. Патер благочестиво слушает лукаво улыбающуюся испанку, возводит очи к небу и, жуя губами, жадно косится
на полуобнаженную грудь. Мчится по
улице автомобиль, опрокидывая все встречное.
Вечером, воротившись от Маши, я сидел в темноте у окна. Тихо было
на улице и душно. Над забором сада, как окаменевшие черные змеи, темнели средь дымки молодой листвы извилистые суки ветел. По небу шли черные облака странных очертаний, а над ними светились от невидимого месяца другие облака, бледные и легкие. Облака все время шевелились, ворочались, куда-то
двигались, а
на земле было мертво и тихо, как в глубокой могиле. И тишина особенно чувствовалась оттого, что облака наверху непрерывно
двигались.
Застревая в узких
улицах, беспорядочным потоком
двигались обозы и батареи; брели толпы солдат с болтающимися
на плечах винтовками…
Силин не слушал и, подперев голову кулаками, о чем-то думал. Церковь стояла
на краю
улицы,
на высоком берегу, и нам сквозь решетку ограды были видны река, заливные луга по ту сторону и яркий, багровый огонь от костра, около которого
двигались черные люди и лошади. А дальше за костром еще огоньки: это деревушка… Там пели песню.
Пролетел ямщик
на своих вихрях-конях несколько
улиц, так что огни фонарей казались седокам одной лучистой, огненной полосой, и дома быстро
двигались мимо них.
Войска, шедшие ночью, не торопились и
двигались медленно и степенно; но
на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя
на другой стороне теснящиеся, спешащие по мосту и
на той стороне поднимающиеся и запружающие
улицы и переулки, и позади себя напирающие, бесконечные массы войск.