Неточные совпадения
Восстав от сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как
девка,
косу длинную
Высокий и осанистый
Протоиерей Стефан.
Но главное его призвание и страсть — дразнить дворовых
девок, трепать их, делать всякие штуки. Он смеется над ними, свищет им вслед, схватит из-за угла длинной рукой за плечо или за шею так, что бедная
девка не вспомнится, гребенка выскочит у ней, и
коса упадет на спину.
— Сын у меня около тамошних мест в пограничном городе службу начал, — говорит Любягин, — так он сказывал, что пречудной эти китайцы народ. Мужчины у них волосы в
косы заплетают, длинные-предлинные, точно
девки у нас.
У крестьянских
девок никогда таких
кос не бывает.
Это была ямочка, или, скорее сказать, лощинка среди двора, возле тетушкиного амбара; вероятно, тут было прежде какое-нибудь строение, потому что только тут и родились шампиньоны; у бабушки называлось это место «золотой ямкой»; ее всякий день поливала водой
косая и глухая
девка Груша.
В особенности жестоко было крепостное право относительно дворовых людей: даже волосы крепостных
девок эксплуатировали, продавая их
косы парикмахерам.
Солнце вышло уже из-за груши, отенявшей арбу, и
косыми лучами, даже сквозь ветви, переплетенные Устенькой, жгло лица
девок, спавших под арбой. Марьяна проснулась и стала убираться платком. Оглядевшись кругом, она увидала за грушей постояльца, который с ружьем на плече стоял и разговаривал с ее отцом. Она толконула Устеньку и молча, улыбнувшись, указала ей на него.
— Тогда-то ты
девке Маришке
косу стриг, а этого тебе предоставлено не было! — ласково обличал один.
Смотрит он, например, на
девку Палашку, как она коверкается, и в то же время, если не формулирует, то всем существом сознает: я с этой Палашкой что хочу, то сделаю: захочу —
косу обстригу, захочу — за Антипку-пастуха замуж выдам!
— Как же, пали слухи и про него… Он теперь у них в чести и подметные письма пишет. Как-то прибегала в обитель дьячиха-то и рекой разливалась… Убивается старуха вот как. Охоньку в затвор посадили…
Косу ей первым делом мать Досифея обрезала. Без косы-то уж ей деваться будет некуда. Ночью ее привезли, и никто не знает. Ох, срамота и говорить-то… В первый же день хотела она удавиться, ну, из петли вынули, а потом стала голодом себя морить. Насильно теперь кормят… Оборотень какой-то, а не
девка.
«Ну и с богом; что ж косою-то трепать в
девках!» — отвечала Петровна.
— Да мамынька за
косы потаскала утром, так вот ей и невесело. Ухо-девка… примется плясать, петь, а то накинет на себя образ смирения, в монастырь начнет проситься. Ну, пей, статистика, водка, брат, отличная… Помнишь, как в Казани, братику, жили? Ведь отлично было, черт возьми!.. Иногда этак, под вечер осени ненастной, раздумаешься про свое пакостное житьишко, ажно тоска заберет, известно — сердце не камень, лишнюю рюмочку и пропустишь.
Маменька, бывало, из другой комнаты кивнут пальцем на виновную — а иногда им и покажется, что она будто виновата — так, вызвавши, схватят ее за
косы и тут же ну-ну-ну-ну! да так ее оттреплют, что
девка не скоро в разум придет.
В помощь ей дана была
девка, стряпуха; на ней лежала обязанность мыть нам головы еженедельно, чесать и заплетать длинные
косы наши ежедневно, распоряжать бельем и т. п.
Уж на что Домна, кажись, не больно ее жалует, а третя дня, как запели
девки песни да зачали расплетать ей
косу, так и та благим матом завыла, да и всех-то нас нешто слеза прошибла, а ей одной нипочем — словно, право, каменное сердце у человека тогда было.
Выдет барыня красивая,
С настоящею
косой,
Вожеватая, учтивая,
Детки выбегут гурьбой,
Девки горничные, нянюшки,
Слуги высыплют к дверям.
Анисья. Всего есть. Бывало, во хмелю смирен был. Зашибал он и допрежде того, да все, бывало, хороша я ему была, а нынче как надуется, так и лезет на меня, стоптать ногами хочет. Намедни в
косы руками увяз, насилу вырвалась. А уж
девка хуже змеи, и как только таких злющих земля родит.
После такого рассказа Дорош самодовольно оглянулся и засунул палец в свою трубку, приготовляя ее к набивке табаком. Материя о ведьме сделалась неисчерпаемою. Каждый, в свою очередь, спешил что-нибудь рассказать. К тому ведьма в виде скирды сена приехала к самым дверям хаты; у другого украла шапку или трубку; у многих
девок на селе отрезала
косу; у других выпила по нескольку ведер крови.
На крылечке новенького деревянного и несколько на дворянский лад выстроенного домика стояла здоровая
девка, с лентой в
косе, с стеклянными сережками и в босовиках с оторочкой.
Таинственного человека с цыганским лицом и тремя пуговками на обшлаге, а равно и черномазой девки-иностранки с огромною
косой никто и не видывал.
—
Девки!
девки! подите ко мне, я вас осчастливлю!.. Нате вам — в
косы заплетите… Ты чернуха — тебе вот ленточка алая, а ты белый таракан — тебе лучше будет синенькую…
«Прыгает, видно,
девка по-козьему, а как косу-то под повойник подберут, станет ходить серой утицей, — подумал Чапурин, когда вышла из горницы Аграфена Петровна. — Девичьих прихотей не перечесть, и на девкин норов нет угодника и не бывало».
В последней толпе было много и старух, и небольших девочек, взрослые же
девки и все молодые женщины оставались еще на селе, но не для того, чтобы бездействовать, — нет, совсем напротив: им тоже была важная работа, и, для наблюдения строя над ними, Сухим Мартыном была поставлена своя особая главариха, старая вдова Мавра, с красными змеиными глазами без век и без ресниц, а в подмогу ей даны две положницы: здоровенная русая
девка Евдоха, с
косой до самых ног, да бойкая гулевая солдатка Веретеница.
Парень плюнул, крякнул, взял в кулак
косу своей невесты и начал карать зло. Карая зло, он, незаметно для самого себя, пришел в экстаз, увлекся и забыл, что он бьет не Трифона Семеновича, а свою невесту.
Девка заголосила. Долго он ее бил. Не знаю, чем бы кончилась вся эта история, если бы из-за кустов не выскочила хорошенькая дочка Трифона Семеновича, Сашенька.
Это было во время работ: когда длинною цепью косцы двигались по лугу, жвыкая
косами, в крепком запахе свежесрезанной травы, или когда сметывались душистые стога, под шуточки парней и визги
девок, или в золотисто-полутемной риге, под завывание молотилки, в веселой суете среди пыли и пышных ворохов соломы.
— С
косами, словно
девки… — ухмыляется молодой солдатик.
— Ой ли, не хитришь ли,
девка; смотри, коли я тебя к нему допустила занимать его, так каждоминутно могу и за
косу вытащить, да на конюшню, зарок-то не бить тебя и нарушить можно, да и сама бить не стану, прикажу, слово-то свое, пожалуй, и сдержу.
Глаша была, что называется, король-девка, высокая, статная, красивая, с лицом несколько бледным и истомленным и с большими темно-синими глазами. Русая
коса толстым жгутом падала на спину. В своем убогом наряде она казалась франтовато одетой, во всех движениях ее была прирожденная кошачья грация и нега.
— Китайцы, с
косами… Впервой я их всё издали за
девок принимал, прости Господи, — замечает всё тот же бывалый солдатик.
Чернобровая
девка с длинной
косой до пят, с помощью фонаря осмотрев сонными глазами приезжих в лицо, повела их вверх по каменной, изрытой лестнице.
Однако он не интересуется. Не такой был солдат… Чего тут дождешься? Капустным комендантом назначат,
косу отпусти, да на
девок покрикивай. Кабы не Таня, магнит румяный, да не королевич, — давно бы он по лисьим кочкам домой подался: своя дверь — как гусли скрипит, чужая — собакой рычит.
Грязная
девка вышла из-за сундука, прибрала
косу и вздохнув пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке.
Босоногая, грязная
девка сидела на сундуке и, распустив белесую
косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним.