Неточные совпадения
Анна достала подарки, которые посылали дети Долли, и рассказала сыну, какая в Москве есть
девочка Таня и как Таня эта умеет
читать и учит даже других детей.
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та
девочка… иль это сон?..
Та
девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
— А вы думали нет? Подождите, я и вас проведу, — ха, ха, ха! Нет, видите ли-с, я вам всю правду скажу. По поводу всех этих вопросов, преступлений, среды,
девочек мне вспомнилась теперь, — а впрочем, и всегда интересовала меня, — одна ваша статейка. «О преступлении»… или как там у вас, забыл название, не помню. Два месяца назад имел удовольствие в «Периодической речи»
прочесть.
Была у Дмитрия толстая тетрадь в черной клеенчатой обложке, он записывал в нее или наклеивал вырезанные из газет забавные ненужности, остроты, коротенькие стишки и
читал девочкам, тоже как-то недоверчиво, нерешительно...
В памяти Клима воскрес образ
девочки, которая — давно когда-то — лукаво
читала милые ей стихи Фета.
Иногда придет к нему Маша, хозяйская
девочка, от маменьки, сказать, что грузди или рыжики продают: не велит ли он взять кадочку для себя, или зазовет он к себе Ваню, ее сына, спрашивает, что он выучил, заставит
прочесть или написать и посмотрит, хорошо ли он пишет и
читает.
Этот атлет по росту и силе, по-видимому не ведающий никаких страхов и опасностей здоровяк, робел перед красивой, слабой
девочкой, жался от ее взглядов в угол, взвешивал свои слова при ней, очевидно сдерживал движения, караулил ее взгляд, не
прочтет ли в нем какого-нибудь желания, боялся, не сказать бы чего-нибудь неловко, не промахнуться, не показаться неуклюжим.
Настя, старшая
девочка, восьми уже лет, умела
читать, а младший пузырь, семилетний мальчик Костя, очень любил слушать, когда Настя ему
читает.
Генерал занимался механикой, его жена по утрам давала французские уроки каким-то бедным
девочкам; когда они уходили, она принималась
читать, и одни цветы, которых было много, напоминали иную, благоуханную, светлую жизнь, да еще игрушки в шкапе, — только ими никто не играл.
Помада отозвался, что совершенно понимает, и остался
читать девочке чистописание.
— С год уж ее не видала. Не любит ко мне, старухе, учащать, скучает. Впрочем, должно быть, все с гусарами в амазонке ездит. Болтается
девочка, не
читает ничего, ничего не любит.
— Он-то!.. Он и тут вон влюблен в одну молоденькую
девочку: она теперь чистенькая, конечно, но, разумеется, того только и ждет, чтобы ее кто-нибудь взял на содержание, а он ей, вместо того, Шекспира толкует и стихи разные
читает. Глупо это, по-моему.
— Неглупая
девочка выходит, — проговорил Еспер Иваныч, останавливаясь
читать.
Читая эти письма,
девочка то радовалась, то плакала.
И тут
девочка рассказала ему кое-что о себе. Она дочь профессора, который
читает лекции в университете, но, кроме того, дает в Екатерининском институте уроки естественной истории и имеет в нем казенную квартиру. Поэтому ее положение в институте особое. Живет она дома, а в институте только учится. Оттого она гораздо свободнее во времени, в чтении и в развлечениях, чем ее подруги…
Иногда офицер пел и
читал стихи глуховатым голосом, странно задыхаясь, прижимая ладонь ко лбу. Однажды, когда я играл под окном с
девочкой и Королева Марго просила его петь, он долго отказывался, потом четко сказал...
С этого вечера мы часто сиживали в предбаннике. Людмила, к моему удовольствию, скоро отказалась
читать «Камчадалку». Я не мог ответить ей, о чем идет речь в этой бесконечной книге, — бесконечной потому, что за второй частью, с которой мы начали чтение, явилась третья; и
девочка говорила мне, что есть четвертая.
Отец и мать любовались отношением
девочки к брату, хвалили при нем ее доброе сердце, и незаметно она стала признанной наперсницей горбуна — учила его пользоваться игрушками, помогала готовить уроки,
читала ему истории о принцах и феях.
Не давались танцы кипевшей талантом
девочке и не привлекали ее. Она продолжала неуклонно
читать все новые и новые пьесы у отца, переписывала излюбленные монологи, а то и целые сцены — и учила, учила их. Отец мечтал перевести ее в драму и в свой бенефис, когда ей минуло тринадцать лет, выпустил в водевиле с пением, но дебют был неудачен.
Когда
девочке было шесть лет, княгиня,
читая вновь полученный ею отчет, сказала: «Твоя мать, Аня, здорова, и…», и на этом и княгиня поперхнулась.
Прежде всего
девочки нескладными и визгливыми голосами пропели предучебную молитву; затем законоучитель, именно знакомый нам отец Иоанн,
прочел прекрасную речь полусветского и полудуховного содержания: «О добродетелях и о путях к оным».
Наталью перестали держать, как
девочку, m-lle Boncourt давно уже не давала ей уроков из мифологии и географии; но Наталья должна была каждое утро
читать исторические книги, путешествия и другие назидательные сочинения — при ней.
Он вспомнил, как в детстве во время грозы он с непокрытой головой выбегал в сад, а за ним гнались две беловолосые
девочки с голубыми глазами, и их мочил дождь; они хохотали от восторга, но когда раздавался сильный удар грома,
девочки доверчиво прижимались к мальчику, он крестился и спешил
читать: «Свят, свят, свят…» О, куда вы ушли, в каком вы море утонули, зачатки прекрасной, чистой жизни?
Я
читаю французские книжки и поглядываю на окно, которое открыто; мне видны зубцы моего палисадника, два-три тощих деревца, а там дальше за палисадником дорога, поле, потом широкая полоса хвойного леса. Часто я любуюсь, как какие-то мальчик и
девочка, оба беловолосые и оборванные, карабкаются на палисадник и смеются над моей лысиной. В их блестящих глазенках я
читаю: «Гляди, плешивый!» Это едва ли не единственные люди, которым нет никакого дела ни до моей известности, ни до чина.
Он говорил почтительно, как будто это была не та Рая, с которой он некогда
читал о королевнах Ренцывенах и Францылях Венецианских. Только когда он указывал на старшую
девочку, тоненькую, светловолосую, с большими мечтательными глазами, то голос его опять слегка дрогнул.
Фроим сообщил нам об этом событии за несколько дней до свадьбы. «Пока мы
читаем и рассуждаем, — писал он, обращаясь к Дробышу, — „старая жизнь“ делает свое дело. Ты думал, что можно рассуждать вечно, а Зильберминц действовал. Маня для нас потеряна: она уходит в другой, старый, „не наш“ мир. Жаль.
Девочка умная…»
— Какой у тебя даже бред странный! — говорила мать. — Король — напился! Разве это бред девятилетней
девочки? Разве короли — напиваются? И кто, вообще, когда при тебе напивался? И что значит — напился? Вот что значит потихоньку
читать фельетоны в «Курьере» про всякие пиры и вечеринки! — забывая, что она сама же живописала этого августейшего бражника на полотне и поместила его в первом поле моего утреннего зрения и сознания.
Есть в Америке от рождения слепая, глухая и немая
девочка. Ее выучили ощупью
читать и писать. Когда учительница ее объяснила ей, что есть бог,
девочка сказала, что она всегда знала, но только не знала, как это называется.
Когда слепой, глухой и немой
девочке, которую выучили
читать и писать по-ощупи, учительница объясняла, что такое любовь, она сказала: да, я понимаю — это то, что все люди всегда чувствуют друг к другу.
— Да, Израэл не лжет! Я готова подтвердить это клятвой! — пылко воскликнула зеленоглазая
девочка, тряхнув густыми стрижеными кудрями. — Вы сидели у второго стола, когда она подошла к вам, и
читали газету. Израэл спросила: «Могу я навестить свою сестру?» Вы ответили: «Ступайте!» Ей Богу же, это правда. Честное слово!
—
Читайте хорошенько, Аннушка, это хорошие книги, — говорила шепотом зеленоглазая
девочка, — эту книгу каждый русский человек
прочесть должен. Это особенная книга, дивная! Вот сами увидите!
Потом
девочки сгрудились возле ночного столика, на который взобралась наша баронесса и, скрестив руки на груди — в позе Наполеона, вдохновенно
читала стихи Баратынского, посвященные Финляндии. Мила Перская не сводила с чтицы глаз и восторженно ловила каждое ее слово.
Толстуха подняла на меня заплывшие жиром глазки, и я
прочла в них… Нет, отнюдь не благодарность за заступничество, — точно такую же враждебность, какая была во взглядах
девочек, чьей потехе я помешала.
Люда
прочла мне твой дневник, когда я была еще совсем маленькой
девочкой, и с тех пор я дала себе слово во что бы то ни стало сделаться похожей на тебя, милый, черноокий ангел…
— Какие же ты книжки
читаешь, милая моя
девочка?.. — пытливо глядя на Дуню, спросила Марья Ивановна.
Читать и писать полууставом выучила их проживавшая при домашней моленной читалка-канонница;
девочки были острые, к ученью способны и рачительны; еще детьми
прочитали они все двадцать кафизм псалтыря, даже Ефрема Сирина и Маргарит Златоуста.
И зараженная ее примером Дуня тоже стала молиться «по-своему»…
Прочтя «Отче наш» и «Богородицу»,
прочтя «Верую» и сказав про себя несколько раз недавно выученный тропарь Благовещения,
девочка тихонько подтолкнула локтем соседку.
— Глупая
девочка! Истеричка какая-то! Все романы тишком
читает, на днях ее поймала, — желчно заговорила горбунья, и длинное лицо ее и прекрасные лучистые глаза приняли сердитое, неприятное выражение.
Француз отпустил на место
девочку, читавшую ему все ту же басню, и, переговорив с классной дамой по поводу «новенькой», вызвал наконец и меня, велев
прочесть по книге.
Лишь только надписи были готовы, Краснушка на весь класс
прочла их. Тут большею частью все надписи носили один характер: «Мы вас любим, любите нас и будьте с нами до выпуска», — и при этом прибавление самых нежных и ласковых наименований, на какие только способны замкнутые в четырех стенах наивные, впечатлительные
девочки.
Между тем учитель продолжал вызывать по очереди следующих
девочек. Предо мной промелькнул почти весь класс. Одни были слабее в знании басни, другие
читали хорошо, но Нина
прочла лучше всех.
Я страшно смутилась. Мама, отлично знавшая языки, занималась со мною очень усердно, и я хорошо
читала по-французски, но я взволновалась, боясь быть осмеянной этими чужими
девочками. Черные глаза Нины молча ободрили меня. Я
прочла смущенно и сдержанно, но тем не менее толково. Француз кивнул мне ласково и обратился к Нине шутливо...
После спектакля она ехала домой не одна. С ней ехал пьяный, хохочущий от счастья, раскисший он! Как она счастлива! Боже мой! Она ехала, чувствовала его объятия и не верила своему счастию. Ей казалось, что лжет судьба! Но как бы там ни было, а целую неделю публика
читала в афише, что дирижер и его она больны…Он не выходил от нее целую неделю, и эта неделя показалась обоим минутой.
Девочка отпустила его от себя только тогда, когда уж неловко было скрываться от людей и ничего не делать.
Их было человек двенадцать, приблизительно возраста от восьми до четырнадцати лет. Старшая из
девочек, Маргарита Вронская,
прочла вслух послеобеденную молитву и высокая, худая дама в черном, довольно поношенном платье — m-lle Орлик, сестра и помощница господин Орлика — произнесла своим резким голосом...
На улице он уж был; к товарищам идти стыдно. Опять некстати припомнились ему две девочки-англичанки… Он прошелся из угла в угол по «общей» и вошел в комнату Августина Михайлыча. Тут сильно пахло эфирными маслами и глицериновым мылом. На столе, на окнах и даже на стульях стояло множество флаконов, стаканчиков и рюмок с разноцветными жидкостями. Володя взял со стола газету, развернул ее и
прочел заглавие: «Figaro»… Газета издавала какой-то сильный и приятный запах. Потом он взял со стола револьвер…
Еле кивнув привставшим со своих мест
девочкам, он взобрался на кафедру и готовился уже приступить к вызову учениц, как вдруг взор его упал на злополучный листок. Осторожно, худыми, кривыми пальцами, словно это была редкостная драгоценность, Церни взял его и, приблизив к самому носу, начал
читать — о ужас! — вслух…
Она —
девочка тринадцати лет, но много уже понимает,
читала и Тургенева и Жорж Занда… разбежалась она в будуар своей матери…
— Пожалуйста, будьте с ними построже, — говорил он через минуту, — мать и предшественницы ваши себе на голову избаловали
девочек. Они ничего не знают, ничем не интересуются, кроме платьев, выездов в театры и танцевальных вечеринок. Я не знаю даже, умеют ли они
читать как следует по-русски, не говоря уже о другом. К сожалению, моя служба не позволяет мне заняться этим вопросом лично, a моя жена весьма слабая мать, обожающая детей. Так уж вы, mademoiselle, простите, не знаю вашего имени отчества.
У меня,
девочкой, правда, была охота
читать; но теперь мне и романы-то в тягость.
Антонина Сергеевна молчала. Она опять сознавала себя
девочкой, которой
читают нотации по части туалета.