Неточные совпадения
На эти вопросы он не
умел ответить и с досадой, чувствуя, что это неуменье умаляет его в глазах
девушки, думал: «Может быть, она для того и спрашивает, чтобы принизить его до себя?»
В этот вечер ее физическая бедность особенно колола глаза Клима. Тяжелое шерстяное платье неуловимого цвета состарило ее, отягчило движения, они стали медленнее, казались вынужденными. Волосы, вымытые недавно, она небрежно собрала узлом, это некрасиво увеличило голову ее. Клим и сегодня испытывал легонькие уколы жалости к этой
девушке, спрятавшейся в темном углу нечистоплотных меблированных комнат, где она все-таки
сумела устроить для себя уютное гнездо.
— Но, разумеется, это не так, — сказал Клим, надеясь, что она спросит: «Как же?» — и тогда он
сумел бы блеснуть пред нею, он уже знал, чем и как блеснет. Но
девушка молчала, задумчиво шагая, крепко кутая грудь платком; Клим не решился сказать ей то, что хотел.
— Нет, — еще более резко сказала
девушка. — Я не
умею спорить, но я знаю — это не верно. Я — не вымысел.
— Настоящая русская, добрая
девушка из тех, которые и без счастья
умеют жить легко.
Особенно ценным в Нехаевой было то, что она
умела смотреть на людей издали и сверху. В ее изображении даже те из них, о которых почтительно говорят, хвалебно пишут, становились маленькими и незначительными пред чем-то таинственным, что она чувствовала. Это таинственное не очень волновало Самгина, но ему было приятно, что
девушка, упрощая больших людей, внушает ему сознание его равенства с ними.
Веревкин каждый день ездил в бахаревский дом. Его появление всегда оживляло раскольничью строгость семейной обстановки, и даже сама Марья Степановна как-то делалась мягче и словоохотливее. Что касается Верочки, то эта умная
девушка не предавалась особенным восторгам, а относилась к жениху, как относятся благоразумные больные к хорошо испытанному и верному медицинскому средству. Иногда она
умела очень тонко посмеяться над простоватой «натурой» Nicolas, который даже смущался и начинал так смешно вздыхать.
В дверях столовой он столкнулся с Верочкой.
Девушка не испугалась по обыкновению и даже не покраснела, а посмотрела на Привалова таким взглядом, который отозвался в его сердце режущей болью. Это был взгляд врага, который не
умел прощать, и Привалов с тоской подумал: «За что она меня ненавидит?»
«Вот этой жениха не нужно будет искать: сама найдет, — с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые
умеют только важничать… Еще считают себя образованными
девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
— А в самом деле, они могут наводить на грустные мысли, вот какие: если при таких ничтожных средствах судить о своих потребностях и о характерах мужчин,
девушки все-таки довольно часто
умеют делать удачный выбор, то какую же светлость и здравость женского ума показывает это!
Мне нравилась наивная
девушка, которая за себя постоять
умела, и не знаю, как это случилось, но ей первой рассказал я о моей любви, ей переводил письма.
Он узнал, что образованные
девушки хорошо говорят, и упрекает дочь, что та говорить не
умеет; но чуть она заговорила, кричит: «Молчи, дура!» Увидел он, что образованные приказчики хорошо одеваются, и сердится на Митю, что у того сюртук плох; но жалованьишко продолжает давать ему самое ничтожное…
Однако любовь была настолько велика, что аптекарский ученик Нейман с большим трудом, усилиями я унижениями
сумел найти себе место ученика в одной из местных аптек и разыскал любимую
девушку.
— Ах, господин Шацкий! Вы всегда
сумеете уговорить! Но представьте себе, что я ее жалею. Такая деликатная
девушка…
А тут еще Яшка Кормилицын… — со злостью думала
девушка, начиная торопливо ходить по комнате из угла в угол. — Вот это было бы мило: madame Кормилицына, Гликерия Витальевна Кормилицына… Прелестно! Муж, который не
умеет ни встать, ни сесть… Нужно быть идиоткой, чтобы слушать этого долговолосого дурня…
— Нечистая она, наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают, в тюрьмы идут и в Сибирь, умирают…
Девушки молодые ходят ночью, одни, по грязи, по снегу, в дождик, — идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не
умею так! Я люблю свое, близкое!
— Вот какая вы! — сказала Власова. — Родителей лишились и всего, — она не
умела докончить своей мысли, вздохнула и замолчала, глядя в лицо Наташи, чувствуя к ней благодарность за что-то. Она сидела на полу перед ней, а
девушка задумчиво улыбалась, наклонив голову.
Нет, здесь, — продолжал он, как будто сам с собой, — чтоб быть счастливым с женщиной, то есть не по-твоему, как сумасшедшие, а разумно, — надо много условий… надо
уметь образовать из
девушки женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение.
— Дядюшка твердит, что я должен быть благодарен Наденьке, — продолжал он, — за что? чем ознаменована эта любовь? всё пошлости, всё общие места. Было ли какое-нибудь явление, которое бы выходило из обыкновенного круга ежедневных дрязгов? Видно ли было в этой любви сколько-нибудь героизма и самоотвержения? Нет, она все почти делала с ведома матери! отступила ли для меня хоть раз от условий света, от долга? — никогда! И это любовь!!!
Девушка — и не
умела влить поэзии в это чувство!
— Хороши же там у вас
девушки: до свадьбы любят! Изменила! мерзавка этакая! Счастье-то само просилось к ней в руки, да не
умела ценить, негодница! Увидала бы я ее, я бы ей в рожу наплевала. Чего дядя-то смотрел? Кого это она нашла лучше, посмотрела бы я?.. Что ж, разве одна она? полюбишь в другой раз.
И в тот же вечер этот господин Сердечкин начал строить куры поочередно обеим барышням, еще не решивши, к чьим ногам положит он свое объемистое сердце. Но эти маленькие
девушки, почти девочки, уже
умели с чисто женским инстинктом невинно кокетничать и разбираться в любовной вязи. На все пылкие подходы юнкера они отвечали...
— Вас не тревожит… — Я не
сумел кончить вопроса, но
девушка отлично поняла, что я хочу сказать.
Каждый день я все с бо́льшим удивлением находил, что Олеся — эта выросшая среди леса, не умеющая даже читать
девушка — во многих случаях жизни проявляет чуткую деликатность и особенный, врожденный такт. В любви — в прямом, грубом ее смысле — всегда есть ужасные стороны, составляющие мучение и стыд для нервных, художественных натур. Но Олеся
умела избегать их с такой наивной целомудренностью, что ни разу ни одно дурное сравнение, ни один циничный момент не оскорбили нашей связи.
— У этих милых
девушек один недостаток: надежда должна быть старше веры, ео ipso, [разумеется (лат.).] а в действительности Вера старше Надежды. Но с этой маленькой хронологической неточностью можно помириться, потому что она
умеет так хорошо улыбаться и смотреть такими светлыми глазками…
— Но вот он видит
девушку, которая
умеет говорить, может спрашивать, и всегда в ее вопросах он чувствует, рядом с наивным удивлением перед его идеями, нескрываемое недоверие к нему, а часто — страх и даже отвращение.
Благоговейные рассказы старых лакеев о том, как их вельможные бары травили мелких помещиков, надругались над чужими, женами и невинными
девушками, секли на конюшне присланных к ним чиновников, и т. п., — рассказы военных историков о величии какого-нибудь Наполеона, бесстрашно жертвовавшего сотнями тысяч людей для забавы своего гения, воспоминания галантных стариков о каком-нибудь Дон-Жуане их времени, который «никому спуску не давал» и
умел опозорить всякую
девушку и перессорить всякое семейство, — все подобные рассказы доказывают, что еще и не очень далеко от нас это патриархальное время.
Лунёв возбуждённо смеялся. Он был рад, что гордая
девушка оказалась такой простой, бойкой, и был доволен собою за то, что
сумел достойно держаться перед нею.
На Любовь слова отца падали одно за другим, как петли крепкой сети, — падали, опутывая ее, и
девушка, не
умея освободиться из них, молчала, оглушенная речами отца.
А когда я видел на улице, хотя бы издали, женскую фигуру, то непременно сравнивал; мне казалось тогда, что все наши женщины и
девушки вульгарны, нелепо одеты, не
умеют держать себя; и эти сравнения возбуждали во мне чувство гордости: Мария Викторовна лучше всех!
Леонид. Так-то так, да не
умею я с
девушками разговаривать.
Лидия. Да, хорошо вам говорить, когда у вас всякое чувство давно уже сделалось только фразой. У вас в жизни было столько практики по этой части, что вы
умеете владеть собой во всяком положении. А вы представьте неопытную
девушку, у которой чувство проснется в первый раз, — ее положение очень трудно и опасно.
Агния (отирая слезы). Не вы ошиблись, я ошиблась. Уйдите, пожалуйста! Уйдите, говорят вам. Стыдно мне, взрослой
девушке не
уметь людей разбирать. Меня никто не тянул к вам.
Не удовлетворяясь ответами на мои расспросы приехавшей с нами женщины Параши, которая сама ничего не знала, я добился какой-то хозяйской
девушки и мучил ее несколько часов сряду, задавая иногда такие вопросы, на которые она отвечать не
умела.
Я ручаюсь головою, что из тех полутораста молодых мужчин, которых я почти ежедневно вижу в своей аудитории, и из той сотни пожилых, которых мне приходится встречать каждую неделю, едва ли найдется хоть один такой, который
умел бы понимать ненависть и отвращение к прошлому Кати, то есть к внебрачной беременности и к незаконному ребенку; и в то же время я никак не могу припомнить ни одной такой знакомой мне женщины или
девушки, которая сознательно или инстинктивно не питала бы в себе этих чувств.
Мало ли
девушек по казачьим станицам, мало ли красных по
уметам, да милой нет…
О боже мой! простая
девушка, которая ни разу никому не объяснялась в чувствах, которая и говорить-то об них не
умеет, и без всякого труда, без всякого особого старания, в какое она вас ставит теперь положение?
— Вы меня простите, если я вам так говорю: я ведь простая
девушка; я ведь мало еще видела на свете и, право, не
умею иногда говорить, — прибавила она голосом, дрожащим от какого-то затаенного чувства, и стараясь между тем улыбнуться, — но мне только хотелось сказать вам, что я благодарна, что я тоже все это чувствую…
Вы благородный человек. Вы не улыбнетесь и не подосадуете на мои нетерпеливые строки. Вспомните, что их пишет бедная
девушка, что она одна, что некому ни научить ее, ни посоветовать ей и что она никогда не
умела сама совладеть с своим сердцем. Но простите меня, что в мою душу хотя на один миг закралось сомнение. Вы неспособны даже и мысленно обидеть ту, которая вас так любила и любит».
Этa
девушка разглядывала меня каким-то невыносимым взглядом, что-то проницательно читающее видел я в синих глазах. С такой
девушкой я не мог — не
умел — говорить. И молчал, рассматривая портреты Герцена, Дарвина, Гарибальди.
— А говорить то, что я из-за вас в петлю не полезу. Если вы ко мне так, так и я к вам так. Считать тоже
умеем. Свою седьмую часть вы давно продали. Всего семьсот рублей платят за
девушку в институт. Прочие доходы должны идти для приращения детского капитала, следовательно… — говорил Мановский.
Но в Софье Павловне, спешим оговориться, то есть в чувстве ее к Молчалину, есть много искренности, сильно напоминающей Татьяну Пушкина. Разницу между ними кладет «московский отпечаток», потом бойкость, уменье владеть собой, которое явилось в Татьяне при встрече с Онегиным уже после замужества, а до тех пор она не
сумела солгать о любви даже няне. Но Татьяна — деревенская
девушка, а Софья Павловна — московская, по-тогдашнему развитая.
— Я все видела, — сказала она, — вас любят, вы напрасно сомневаетесь, и любят вас так, как только
умеет любить молоденькая
девушка; но знаете, что мне тут отрадно: вы сами любите, вы сами еще не утратили прекрасной способности любить. Поздравляю и радуюсь за вас.
Мой Аполлинарий тоже имел в виду со временем достичь такого счастия и мог надеяться сделать гораздо более своего дяди, потому что он обладал двумя большими талантами, которые могли быть очень приятны в светском обхождении: Аполлинарий играл на гитаре две песни: «
Девушка крапивушку жала» и вторую, гораздо более трудную — «Под вечер осенью ненастной», и, что еще реже было в тогдашнее время в провинциях, — он
умел сочинять прекрасные стихи дамам, за что, собственно, и был выгнан из семинарии.
Анна. Мало ль что говорят, а ты слушай всех. Где тебя держать будут? Тебе рубля в месяц не дадут. Ты и утюга-то в руки взять не
умеешь. (Баклушину). Вы видите наше положение, вы ее любите; вот вам бы и помочь бедной
девушке.
Дульчин. Положим, что
умею; увлечь
девушку не трудно, особенно такую чувствительную, да что толку?
— Я договорю вашу мысль, — продолжала Софья Николаевна, — эта холодная, равнодушная, вялая, по-вашему,
девушка любила вашего друга: оттого она не вышла замуж и не выйдет. До нынешнего дня я одна про это знала: Варя умерла бы скорее, чем выдать свою тайну. В нашей семье мы
умеем молчать и терпеть.
Ей хотелось утешить, успокоить его, объяснить ему в нежных материнских выражениях причины его страданий, так как она видела, что он страдает. Но она — всегда такая смелая, самоуверенная — не находила слов, она смущалась и робела, точно
девушка, чувствуя себя виноватой и за его падение, и за его молчаливую тревогу, и за свои тридцать пять лет, и за то, что она не
умеет, не находит, чем помочь ему.
Агишин. Для жены, для женщины, которая
сумеет понять, как дорога, при полном довольстве, полная свобода и независимость! Благоразумная
девушка едва ли оттолкнет его!
Андрей Титыч. Говорите, что угодно, мне все равно-с. Ей моею женой не быть. Такие
девушки не про нас-с. Где нам, дуракам! Мы их и понимать-то не
умеем. Говорить-то всякий
умеет, кто почаще, кто пореже, да толку-то в этом немного; слушать-то нечего. Вот кабы я
умел вам объяснить, какая в этом разница — образованная
девушка или необразованная, так бы другой разговор был. А то не
умею. Да хоть бы и
умел, так вы не поймете ничего. Значит, лучше молчать.
«Радда и говорит: „Хорошо ты, Лойко, играешь! Кто это делал тебе скрипку такую звонкую и чуткую?“ А тот смеется: „Я сам делал! И сделал ее не из дерева, а из груди молодой
девушки, которую любил крепко, а струны из ее сердца мною свиты. Врет еще немного скрипка, ну, да я
умею смычок в руках держать!“