Неточные совпадения
— Что ж нам думать? Александр Николаевич
Император нас обдумал, он нас и обдумает во всех
делах. Ему видней. Хлебушка не принесть ли еще? Парнишке еще дать? — обратился он к Дарье Александровне, указывая на Гришу, который доедал корку.
— Не имеете. Во
дни войны все права граждан законно узурпирует государь
император.
— Вспомните-ко вчерашний
день, хотя бы с Двенадцатого года, а после того — Севастополь, а затем — Сан-Стефано и в конце концов гордое слово
императора Александра Третьего: «Один у меня друг, князь Николай черногорский». Его, черногорского-то, и не видно на земле, мошка он в Европе, комаришка, да-с! Она, Европа-то, если вспомните все ее грехи против нас, именно — Лихо. Туркам — мирволит, а величайшему народу нашему ножку подставляет.
— Вы читали роман Мережковского об
императоре Юлиане? А — «Ипатию» Кингслея? Я страшно люблю историческое: «Бен Гур», «Камо грядеши», «Последний
день Помпеи»…
Из канцелярии Сената Нехлюдов поехал в комиссию прошений к имевшему в ней влияние чиновнику барону Воробьеву, занимавшему великолепное помещение в казенном доме. Швейцар и лакей объявили строго Нехлюдову, что видеть барона нельзя помимо приемных
дней, что он нынче у государя
императора, а завтра опять доклад. Нехлюдов передал письмо и поехал к сенатору Вольфу.
Пришло время конкурса. Проектов было много, были проекты из Италии и из Германии, наши академики представили свои. И неизвестный молодой человек представил свой чертеж в числе прочих. Недели прошли, прежде чем
император занялся планами. Это были сорок
дней в пустыне,
дни искуса, сомнений и мучительного ожидания.
Говорят, что китайский
император таскает ежегодно за хохол придворного звездочета, когда тот ему докладывает, что
дни начинают убывать.
— Я уверен, — сказал я, — что сам
император Николай не подозревает этой солидарности; не можете же вы в самом
деле находить хорошим его управление.
Европа выбрала деспотизм, предпочла империю. Деспотизм — военный стан, империя — война,
император — военачальник. Все вооружено, война и будет, но где настоящий враг? Дома — внизу, на
дне — и там, за Неманом.
Мортье вспомнил, что он знал моего отца в Париже, и доложил Наполеону; Наполеон велел на другое утро представить его себе. В синем поношенном полуфраке с бронзовыми пуговицами, назначенном для охоты, без парика, в сапогах, несколько
дней не чищенных, в черном белье и с небритой бородой, мой отец — поклонник приличий и строжайшего этикета — явился в тронную залу Кремлевского дворца по зову
императора французов.
Но виновный был нужен для мести нежного старика, он бросил
дела всей империи и прискакал в Грузино. Середь пыток и крови, середь стона и предсмертных криков Аракчеев, повязанный окровавленным платком, снятым с трупа наложницы, писал к Александру чувствительные письма, и Александр отвечал ему: «Приезжай отдохнуть на груди твоего друга от твоего несчастия». Должно быть, баронет Виллие был прав, что у
императора перед смертью вода разлилась в мозгу.
Дело дошло до Петербурга. Петровскую арестовали (почему не Тюфяева?), началось секретное следствие. Ответы диктовал Тюфяев, он превзошел себя в этом
деле. Чтоб разом остановить его и отклонить от себя опасность вторичного непроизвольного путешествия в Сибирь, Тюфяев научил Петровскую сказать, что брат ее с тех пор с нею в ссоре, как она, увлеченная молодостью и неопытностью, лишилась невинности при проезде
императора Александра в Пермь, за что и получила через генерала Соломку пять тысяч рублей.
Отец мой строго взглянул на меня и замял разговор. Граф геройски поправил
дело, он сказал, обращаясь к моему отцу, что «ему нравятся такие патриотические чувства». Отцу моему они не понравились, и он мне задал после его отъезда страшную гонку. «Вот что значит говорить очертя голову обо всем, чего ты не понимаешь и не можешь понять; граф из верности своему королю служил нашему
императору». Действительно, я этого не понимал.
Белый платит им тем же: ежегодно первого декабря он со своими сослуживцами отправляется в Кусун-Котан и поздравляет там консула с
днем рождения японского
императора.
Греческие
императоры, занимаяся более церковными прениями, нежели
делами государственными, а потому управляемые священниками, воздвигли гонение на всех тех, кто деяния и учения Иисусовы понимал с ними различно.
Недоброе что-то случилось!»
Я долго не знала покоя и сна,
Сомнения душу терзали:
«Уехал, уехал! опять я одна!..»
Родные меня утешали,
Отец торопливость его объяснял
Каким-нибудь
делом случайным:
«Куда-нибудь сам
император послал
Его с поручением тайным,
Не плачь!
Да постой, говорит, я тебе сама про это прочту!» Вскочила, принесла книгу: «Это стихи», говорит, и стала мне в стихах читать о том, как этот
император в эти три
дня заклинался отомстить тому папе: «Неужели, говорит, это тебе не нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно, говорю, что ты прочла».
Наполеон вспомнил обо мне; меня взяли, привели, не объясняя
дела, примерили на меня мундир покойного, мальчика лет двенадцати, и когда уже привели меня в мундире к
императору, и он кивнул на меня головой, объявили мне, что я удостоен милостью и произведен в камер-пажи его величества.
— «Так вот я тебе, говорит, дам прочесть: был такой один папа, и на
императора одного рассердился, и тот у него три
дня не пивши, не евши, босой, на коленках, пред его дворцом простоял, пока тот ему не простил; как ты думаешь, что тот
император в эти три
дня, на коленках-то стоя, про себя передумал и какие зароки давал?..
Государь этого не знал до самого приезда в Россию, а уехали они скоро, потому что у государя от военных
дел сделалась меланхолия и он захотел духовную исповедь иметь в Таганроге у попа Федота [«Поп Федот» не с ветра взят:
император Александр Павлович перед своею кончиною в Таганроге исповедовался у священника Алексея Федотова-Чеховского, который после того именовался «духовником его величества» и любил ставить всем на вид это совершенно случайное обстоятельство.
Не понимаю венгерских
дел… Вроде австрийцев, кладут оружие… [Имеется в виду «помощь» Николая I австрийскому
императору Францу-Иосифу в подавлении венгерского национально-освободительного движения.]
На это ходатайство Энгельгардта государь сказал: «Пусть пишет, уж так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это было в последний раз. «La vieille est peut-être enchantée de la méprise du jeune homme, entre nous soit dit», [Между нами: старая
дева, быть может, в восторге от ошибки молодого человека (франц.).] — шепнул
император, улыбаясь, Энгельгардту.
В продолжение всей речи ни разу не было упомянуто о государе: это небывалое
дело так поразило и понравилось
императору Александру, что он тотчас прислал Куницыну владимирский крест — награда, лестная для молодого человека, только что возвратившегося, перед открытием Лицея, из-за границы, куда он был послан по окончании курса в Педагогическом институте, и назначенного в Лицей на политическую кафедру.
Все глаза на этом бале были устремлены на ослепительную красавицу Бахареву;
император прошел с нею полонез, наговорил любезностей ее старушке-матери, не умевшей ничего ответить государю от робости, и на другой
день прислал молодой красавице великолепный букет в еще более великолепном порт-букете.
Всякий
день ожидали новых событий, но по отдаленности Уфы медленно доходили туда известия из столиц. Губернатор В.** скоро уехал, вызванный будто бы секретно
императором, как говорили потихоньку.
— Я, ваше превосходительство, — говорил он губернскому предводителю, заклятому врагу Калиновича по
делу князя, — я старше его летами, службой, чином, наконец, потому что он пока еще вчера только испеченный действительный статский, а я генерал-майор государя моего
императора, и, как начальнику губернии, я всегда и везде уступлю ему первое место; но если он, во всеуслышание, при общем собрании, говорит, что все мы взяточники, я не могу этого перенесть!
— Конечно, великое счастье узреть его императорское величество государя
императора, всероссийского монарха. Однако никак нельзя высовывать вперед головы и разрознивать этим равнение… Государь пожаловал нам два
дня отдыха. Ура его императорскому величеству!
А теперь уже выступает на сцену не кто иной, как военный министр. В
день, заранее ему назначенный, он с этим драгоценным списком едет во дворец к государю
императору, который уже дожидается его.
Вскоре после бала наступил Николин
день, и по случаю именин государя
императора все служащее и не служащее общество съехалось к торжественной обедне в собор.
— Это им обоим нисколько не помешает козни строить… Я вам никогда не рассказывал, что эти лица со мною при покойном
императоре Александре сделали… перед тем как мне оставить министерство духовных
дел? […оставить министерство духовных
дел… — А.Н.Голицын оставил министерство народного просвещения, одно время объединенное с министерством духовных
дел, в 1824 году.]
И 1 января 1852 года Чернышев повез к
императору Николаю в числе других
дел и это донесение Воронцова.
И вдруг, оттого что такие же, как и ты, жалкие, заблудшие люди уверили тебя, что ты солдат,
император, землевладелец, богач, священник, генерал, — ты начинаешь делать очевидно, несомненно противное твоему разуму и сердцу зло: начинаешь истязать, грабить, убивать людей, строить свою жизнь на страданиях их и, главное, — вместо того, чтобы исполнять единственное
дело твоей жизни — признавать и исповедовать известную тебе истину, — ты, старательно притворяясь, что не знаешь ее, скрываешь ее от себя и других, делая этим прямо противоположное тому единственному
делу, к которому ты призван.
Ты говоришь, что ты делаешь эти жестокие
дела потому, что ты чувствуешь себя человеком общества, государства, обязанным служить ему и исполнять его законы, землевладельцем, судьей,
императором, военным.
— Никак нет, monseigneur. Всеми остаточками безраздельно пользуются monseigneur Maupas и всемилостивейший мой повелитель и
император Наполеон III. Единственным подспорьем к объясненному выше содержанию служит особенная сумма, назначаемая на случай увечий и смертного боя, очень нередких в том положении, в котором я нахожусь. Второго декабря я буквально представлял собою сочащуюся кровью массу мяса, так что в один этот
день заработал более тысячи франков!
Дело о Пугачеве, доныне не распечатанное, находилось в государственном санкт-петербургском архиве вместе с другими важными бумагами, некогда тайнами государственными, ныне превращенными в исторические материалы. Государь
император по своем восшествии на престол приказал привести их в порядок. Сии сокровища вынесены были из подвалов, где несколько наводнений посетило их и едва не уничтожило.
— О, ты проник на самое
дно моей души, мой друг… Да, величайшая тайна, больше — тайна женщины. А впрочем, подозрение да не коснется жены цезаря! [«…подозрение да не коснется жены цезаря» — фраза, приписываемая римскому
императору Юлию Цезарю (100-44 гг. до н. э.).]
Видаясь с Жуквичем каждодневно и беседуя с ним по целым вечерам, Елена догадывалась, что он был человек лукавый, с характером твердым, закаленным, и при этом она полагала, что он вовсе не такой маленький деятель польского
дела, как говорил о себе; об этом Елена заключала из нескольких фраз, которые вырвались у Жуквича, — фраз о его дружественном знакомстве с принцем Наполеоном […принц Наполеон (1856—1879) — сын
императора Франции Наполеона III.], об его разговоре с турецким султаном […с турецким султаном.
Я скажу в конце, куда он
девал свое жалованье, на какую проматывал его необходимую страстишку, о которой, как выше замечено, будто бы и знал покойный
император Николай Павлович.
Говорили, будто бы
император Николай Павлович знал, куда Бобров
девает свое жалованье, и из уважения к нему не хотел замечать его неряшество.
Император Павел Петрович как приехал в корпус в первый раз по своем воцарении, сейчас же приказал: «Аббатов прогнать, а корпус
разделить на роты и назначить в каждую роту офицеров, как обыкновенно в ротах полковых» [Из «Краткой истории Первого кадетского корпуса», составленной Висковатовым, видно, что это произошло 16 января 1797 года. (Прим. автора.)].
Вот несколько
дней тому назад один из них — я не назову его: я не доносчик — имел дерзость сказать вслух, что
император дурно сделал, ввезя в Россию на несколько миллионов фальшивых ассигнаций, и что никакие политические причины не могут оправдать поступка, за который во всех благоустроенных государствах вешают и ссылают на галеры.
— Да! — отвечал один пожилой кавалерийской полковник, — вон на той стороне реки и деревянный дом, в котором третьего
дня ночевал
император.
— Вот еще что выдумали: «Credit mobilier»! — воскликнул насмешливо Янсутский. — Предприятие, черт знает когда существовавшее, и где же? В Париже! При содействии
императора, — и то лопнувшее — хорош пример! Я просто сгорел от стыда, когда Тюменев стал расписывать Бегушеву это наше дурацкое
дело!
Прошло несколько
дней… Помнится, в один из них достигла и до нашего города великая весть:
император Павел скончался, и сын его, Александр, про благодушие и человеколюбие которого носилась такая хорошая молва, вступил на престол. Весть эта страшно взволновала Давыда: возможность свидания, близкого свидания с отцом тотчас представилась ему. Мой батюшка тоже обрадовался.
Устрялов приводит следующие слова: «Аз, раб того благочестивого
императора, мний всех, милость того на себе имех и
дел блаженных его некоих самовидец бых; того ради, по долгу рабства и любви, должен блаженные
дела его прославлять, а не образом истории писать дерзаю.
Притом смерть
императора, во время царствования которого совершились мировые события, которого имя неразрывно связано с «вечной памятью двенадцатого года», возведшего Россию на высшую степень славы и могущества,
императора, твердостью которого, по общему убеждению, пал Наполеон, недавно кончивший
дни свои узником на острове св.
Каково же было мое удивление, когда на другой
день поутру уведомили меня из города, что с нарочным курьером получен указ правительствующего сената, извещающий о кончине
императора Александра I и о присяге законному наследнику его Константину Павловичу.
Таким образом прошел год и могло бы идти и дальше, но однажды раннею весной Николай Фермор во время прогулки опять попался на глаза
императору Николаю Павловичу, и от этого случая произошла перемена, которая дала
делу новое направление.
Когда под влиянием революционного натиска народных масс, возмущенных социальной политикой реакционной власти и ее неспособностью организовать сопротивление вторгшимся пруссакам,
император был низложен и была провозглашена республика, Гамбетта стал министром внутренних
дел в т. н. «правительстве национальной обороны».
Император Павел, вступивши на престол, старался исправить
дело изданием строгого банкротского устава и возвышением всех налогов, как-то: подушных, гильдейских повинностей, гербовых пошлин и пр. (см. Устрялова «Учебник»).