Неточные совпадения
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот
капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. У себя
дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
У ворот своего
дома стоял бывший чиновник казенной палаты Ивков, тайный ростовщик и сутяга, — стоял и смотрел в небо, как бы нюхая воздух. Ворон и галок в небе сегодня значительно больше. Ивков, указывая пальцем на баррикаду, кричит что-то и смеется, — кричит он штабс-капитану Затесову, который наблюдает, как дворник его, сутулый старичок, прилаживает к забору оторванную доску.
Если же вдруг останавливалась над городом и Малиновкой (так звали деревушку Райского) черная туча и разрешалась продолжительной, почти тропической грозой — все робело, смущалось, весь
дом принимал, как будто перед нашествием неприятеля, оборонительное положение. Татьяна Марковна походила на
капитана корабля во время шторма.
Португальцы с выражением глубокого участия сказывали, что принцесса — «sick, very sick (очень плоха)» и сильно страдает. Она живет на самом берегу, в красивом
доме, который занимал некогда блаженной памяти его императорское высочество герцог Лейхтенбергский.
Капитан над портом, при посещении нашего судна, просил не салютовать флагу, потому что пушечные выстрелы могли бы потревожить больную.
Отворившая горничная с подвязанным глазом сказала, что
капитан дома, и провела Нехлюдова в маленькую гостиную с диваном, столом и подожженным с одной стороны розовым бумажным колпаком большой лампы, стоявшей на шерстяной вязаной салфеточке.
Вдали на соборных часах пробило половину двенадцатого. Мальчики заспешили и остальной довольно еще длинный путь до жилища штабс-капитана Снегирева прошли быстро и почти уже не разговаривая. За двадцать шагов до
дома Коля остановился и велел Смурову пойти вперед и вызвать ему сюда Карамазова.
— А-ай! — закричала старушонка, но Мити и след простыл; он побежал что было силы в
дом Морозовой. Это именно было то время, когда Грушенька укатила в Мокрое, прошло не более четверти часа после ее отъезда. Феня сидела со своею бабушкой, кухаркой Матреной, в кухне, когда вдруг вбежал «
капитан». Увидав его, Феня закричала благим матом.
Действительно, к воротам
дома подъехала принадлежавшая госпоже Хохлаковой карета. Штабс-капитан, ждавший все утро доктора, сломя голову бросился к воротам встречать его. Маменька подобралась и напустила на себя важности. Алеша подошел к Илюше и стал оправлять ему подушку. Ниночка, из своих кресел, с беспокойством следила за тем, как он оправляет постельку. Мальчики торопливо стали прощаться, некоторые из них пообещались зайти вечером. Коля крикнул Перезвона, и тот соскочил с постели.
Отец мой почти совсем не служил; воспитанный французским гувернером в
доме набожной и благочестивой тетки, он лет шестнадцати поступил в Измайловский полк сержантом, послужил до павловского воцарения и вышел в отставку гвардии
капитаном; в 1801 он уехал за границу и прожил, скитаясь из страны в страну, до конца 1811 года.
Говоря об этом особняке, нельзя не вспомнить, что через
дом от него стоял особняк, имевший романтическую историю. Ранее он принадлежал
капитану Кречетникову, у которого в 1849 году его купил титулярный советник А. В. Сухово-Кобылин.
Владелец
дома, отставной штабс-капитан Дм. Л. Олсуфьев, ничего общего с графом Олсуфьевым не имеющий, здесь не жил, а управлял
домом бывший дворник, закадычный друг Карасева, который получал и с него и с квартирантов, содержателей торговых заведений, огромные деньги.
К тому времени мы уже видели немало смертей. И, однако, редкая из них производила на нас такое огромное впечатление. В сущности… все было опять в порядке вещей.
Капитан пророчил давно, что скрипка не доведет до добра. Из
дому Антось ушел тайно… Если тут была вина, то, конечно, всего более и прямее были виновны неведомые парубки, то есть деревня… Но и они, наверное, не желали убить… Темная ночь, слишком тяжелый дрючок, неосторожный удар…
Капитан был человек вспыльчивый, но очень добродушный и умевший брать многое в жизни со стороны юмора. Кроме того, это было, кажется, незадолго до освобождения крестьян. Чувствовалась потребность единения…
Капитан не только не начал дела, простив «маленькую случайность», но впоследствии ни одно семейное событие в его
доме, когда из трубы неслись разные вкусные запахи, не обходилось без присутствия живописной фигуры Лохмановича…
Правда,
капитан жил теперь в мире с соседями, и гарнолужские «паны» часто посещали его приветливый
дом.
Публикуется: «Сего… дня пополуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного
капитана Г… недвижимое имение,
дом, состоящий в… части, под №… и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном
доме.
Настенька, по невольному любопытству, взглянула в окно;
капитан тоже привстал и посмотрел. Терка, желая на остатках потешить своего начальника, нахлестал лошадь, которая, не привыкнув бегать рысью, заскакала уродливым галопом; дрожки забренчали, засвистели, и все это так расходилось, что возница едва справил и попал в ворота. Калинович, все еще под влиянием неприятного впечатления, которое вынес из
дома генеральши, принявшей его, как видели, свысока, вошел нахмуренный.
Сломанный нравственно, больной физически, Калинович решился на новый брак единственно потому только, что ни на что более не надеялся и ничего уж более не ожидал от жизни, да и Настенька, более уж, кажется, любившая Калиновича по воспоминаниям, оставила театр и сделалась действительною статскою советницею скорее из сознания какого-то долга, что она одна осталась в мире для этого человека и обязана хоть сколько-нибудь поддержать и усладить жизнь этой разбитой, но все-таки любезной для нее силы, и таким образом один только
капитан стал вполне наслаждаться жизнию, заправляя по всему
дому хозяйством и постоянно называя племянника и племянницу: «ваше превосходительство».
Капитан был холостяк, получал сто рублей серебром пенсиона и жил на квартире, через
дом от Петра Михайлыча, в двух небольших комнатках.
— Кого послать-то? Я сама сбегаю, — отвечала Палагея Евграфовна и ушла, но не застала
капитана дома, и где он был — на квартире не знали.
Штабс-капитану Михайлову так приятно было гулять в этом обществе, что он забыл про милое письмо из Т., про мрачные мысли, осаждавшие его при предстоящем отправлении на бастион и, главное, про то, что в 7 часов ему надо было быть
дома.
Капитан приехал с сестрой совершенно нищим и, как говорил Липутин, действительно сначала ходил по иным
домам побираться; но, получив неожиданно деньги, тотчас же запил и совсем ошалел от вина, так что ему было уже не до хозяйства.
— Именно, в том же самом
доме, — воскликнул Липутин, — только Шатов наверху стоит, в мезонине, а они внизу поместились, у
капитана Лебядкина. Они и Шатова знают и супругу Шатова знают. Очень близко с нею за границей встречались.
Так передавалось дело. Прибавлялось и еще сведение: что квартиру эту снял для
капитана и сестры его сам господин Ставрогин, Николай Всеволодович, сынок генеральши Ставрогиной, сам и нанимать приходил, очень уговаривал, потому что хозяин отдавать не хотел и
дом назначал для кабака, но Николай Всеволодович за ценой не постояли и за полгода вперед выдали.
— Это всё оттого они так угрюмы сегодня, — ввернул вдруг Липутин, совсем уже выходя из комнаты и, так сказать, налету, — оттого, что с
капитаном Лебядкиным шум у них давеча вышел из-за сестрицы.
Капитан Лебядкин ежедневно свою прекрасную сестрицу, помешанную, нагайкой стегает, настоящей казацкой-с, по утрам и по вечерам. Так Алексей Нилыч в том же
доме флигель даже заняли, чтобы не участвовать. Ну-с, до свиданья.
Но в
доме жили жильцы — известный в городе
капитан с сестрицей и при них пожилая работница, и вот эти-то жильцы,
капитан, сестра его и работница, все трое были в эту ночь зарезаны и, очевидно, ограблены.
— Но вас тут может обеспокоить простой народ! — подхватил
капитан, хотя из простого народа в глазеющей и весьма малочисленной публике не было никого. — И вы, как я догадываюсь, изволите жить в
доме моей хорошей приятельницы, madame Зудченки? — продолжал Аггей Никитич, ввернув французское словцо.
В настоящий вечер она, кушая вприкуску уже пятую чашку чаю, начинала чувствовать легкую тоску от этой приятной, но все-таки отчасти мутящей жидкости, — вдруг на дворе показалась высокая фигура
капитана в шинели. Миропа Дмитриевна грустно усмехнулась, заранее предчувствуя, зачем к ней идет
капитан, и крикнула ему, что она в саду, а не в
доме.
— И вот пожалуйста… Ради бога, — говорил помощник
капитана, избегая глядеть на Елену. — Будьте как
дома, здесь вы все найдете нужное для туалета. Мой
дом — ваш
дом. Это наша морская обязанность — оказывать услуги прекрасному полу.
Что-то ребяческое вдруг в нем проснулось; хотелось бежать поскорее в
дом, взглянуть, как они одеты, какие постланы им постели и есть ли у них такие же дорожные несессеры, как он видел у одного ополченского
капитана; хотелось послушать, как они будут говорить с маменькой, подсмотреть, что будут им подавать за обедом.
Снова начались музыка, танцы: пол содрогался. Слова Биче о «мошеннической проделке» Геза показали ее отношение к этому человеку настолько ясно, что присутствие в каюте
капитана портрета девушки потеряло для меня свою темную сторону. В ее манере говорить и смотреть была мудрая простота и тонкая внимательность, сделавшие мой рассказ неполным; я чувствовал невозможность не только сказать, но даже намекнуть о связи особых причин с моими поступками. Я умолчал поэтому о происшествии в
доме Стерса.
–…есть указания в городском архиве, — поспешно вставил свое слово рассказчик. — Итак, я рассказываю легенду об основании города. Первый
дом построил Вильямс Гобс, когда был выброшен на отмели среди скал. Корабль бился в шторме, опасаясь неизвестного берега и не имея возможности пересечь круговращение ветра. Тогда
капитан увидел прекрасную молодую девушку, вбежавшую на палубу вместе с гребнем волны. «Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба!» — сказала она можно понять как чувствовавшему себя
капитану.
13 января 1771 года они собрались на площади, взяли из церкви иконы и пошли, под предводительством казака Кирпичникова, в
дом гвардии
капитана Дурнова, находившегося в Яицком городке по делам следственной комиссии.
Капитан осведомился,
дома ли сестра и есть ли у нее кто-нибудь.
Его выгнали, больного, измученного, из биллиардной и отобрали у него последние деньги. На улице бедняка подняли дворники и отправили в приемный покой. Прошло несколько месяцев; о
капитане никто ничего не слыхал, и его почти забыли. Прошло еще около года. До биллиардной стали достигать слухи о
капитане, будто он живет где-то в ночлежном
доме и питается милостыней.
— Орсуна, радость моя,
капитан капитанов! — сказал он. — На мысе Гардена с тех пор, как я купил у Траулера этот
дом, поселилось столько народа, что женское население стало очень разнообразно. Ваша фея Маленькой Ноги должна иметь папу и маму; что касается меня, то я не вижу здесь пока другой феи, кроме Дигэ Альвавиз, но и та не может исчезнуть, я думаю.
Наиболее аристократическая часть
дома, выходившая на Садовую, была занята меблированными комнатами отставного
капитана Грум-Скжебицкого, отдававшего свои довольно грязные и довольно большие комнаты начинающим художникам, небедным студентам и музыкантам.
Но Щавинский невольно обманул штабс-капитана и не сдержал своего слова. В последний момент, перед уходом из
дома фельетонист спохватился, что забыл в кабинете свой портсигар, и пошел за ним, оставив Рыбникова в передней. Белый листок бумаги, аккуратно приколотый кнопками, раздразнил его любопытство. Он не устоял перед соблазном, обернулся по-воровски назад и, отогнув бумагу, быстро прочитал слова, написанные тонким, четким, необыкновенно изящным почерком...
Штабс-капитан Рыбников тотчас же заявил своей квартирной хозяйке, что дела вызывают его на день — на два из Петербурга, и чтобы поэтому она не беспокоилась его отсутствием. Затем он оделся, вышел из
дому и больше уже никогда туда не возвращался.
Шевалье де Глейхенфельд, нидерландский уроженец, «Морс Иваныч», как его звала в
доме прислуга, знал основательно два языка — французский и немецкий, неосновательно — латинский, да четвертый еще — составленный им самим из всехевропейских языков и преимущественно из польского и других славянских наречий, потому что
капитан долго служил в австрийской армии и много таскался поавстрийским славянским владениям.
Никитин уже знал, что штабс-капитан Полянский, на которого в последнее время сильно рассчитывала Варя, получил перевод в одну из западных губерний и уже делал в городе прощальные визиты, и поэтому в
доме тестя было скучно.
— Удушился, брат,
Капитан. Под дежу его как-то занесло; дежа захлопнулась, а нас
дома не было. Пришли, искали, искали — нет нашего кота. А дня через два взяли дежу, смотрим — он там. Теперь другой есть… гляди-ко какой: Васька! Васька! — стал звать отец Вавила.
Батальон, с которым я шел из крепости N, тоже был в ауле.
Капитан сидел на крыше сакли и пускал из коротенькой трубочки струйки дыма самброталического табаку с таким равнодушным видом, что, когда я увидал его, я забыл, что я в немирном ауле, и мне показалось, что я в нем совершенно
дома.
Свидания наши стали особенно часты после удаления мадмуазель Фрикэ, которую бабушка отправила обратно в Москву в наказание за то, что она вздумала пожаловаться заезжему армейскому штабс-капитану [Штабс-капитан — офицерский чин в царской армии, предшествовавший чину
капитана.] на скуку, господствовавшую в нашем
доме.
Взял извозчика и к маклеру… Пробыл у него больше часа. У Патапа Максимыча негде было ему деловым порядкам научиться… Обещав хорошую плату, расспросил маклера, как пишут доверенности, как покупают и продают
дома, пароходы, как в купцы приписываются, да уж кстати спросил и о том, нет ли у него на примете хорошего
капитана на «Соболь».
Чарыковский подал ему свою визитную карточку, на которой был его адрес. Хвалынцев поблагодарил его и обещал приехать. Хотя за все эти дни он уже так успел привыкнуть к своей замкнутости, которая стала ему мила и приятна постоянным обществом умной и молодой женщины, и хотя в первую минуту он даже с затаенным неудовольствием встретил приглашение
капитана, однако же поощрительный, веселый взгляд графини заставил его поколебаться. «К тому же и она нынче не
дома», — подумал он и согласился.
Володя повернул в другую улицу, потом в третью — все те же хижины, все те же идиллические картины в
домах, все те же встречи гуляющих и катающихся верхом — и вышел, наконец, в лучше освещенную улицу с несколькими лавками и ресторанами, в которых
капитаны с купеческих судов играли на бильярде, и многие канаки в более или менее европейских костюмах потягивали водку или пиво.
Бурлаков уж нет: пароходство убило их промысел, зато явились владельцы пароходов,
капитаны, компанейские директоры, из банковых контор доверенные, и стали в железном
доме ладиться дела миллионные.
Когда заговорили о том, что назавтра ожидают отступления и, может быть, дела, он приподнялся на колени и, обращаясь к одному штабс-капитану Ш., сказал, что он был теперь
дома у адъютанта и сам писал приказ о выступлении назавтра.
Дом его опечатали, к княгине Байтерековой драгунский
капитан приезжал: все вещи княжны Тростенской пересмотрел, какие письма от жениха к ней были, все отобрал, а самой впредь до указу никуда не велел из
дома выезжать.
Надо было передать этот куш Жвирждовскому. Он поехал к нему, но не застал
дома; слуга доложил, что
капитан возвратится не прежде двух часов, не будет обедать у себя, вечером поедет в театр и на другой день уедет в Петербург.