Неточные совпадения
Он даже до того был неучтив, что скоро
ушел от них в другую сторону, желая повысмотреть, куда
ушла губернаторша с своей
дочкой.
Матушка бледнеет, но перемогает себя. Того гляди, гости нагрянут — и она боится, что
дочка назло ей
уйдет в свою комнату. Хотя она и сама не чужда «светских разговоров», но все-таки дочь и по-французски умеет, и манерцы у нее настоящие — хоть перед кем угодно не ударит лицом в грязь.
Двоюродные наши сестрицы, которые прежде были в большой милости, сидели теперь у печки на стульях, а мы у дедушки на кровати; видя, что он не обращает на них никакого вниманья, а занимается нами, генеральские
дочки (как их называли), соскучась молчать и не принимая участия в наших разговорах,
уходили потихоньку из комнаты в девичью, где было им гораздо веселее.
— Полно, Христа ради, Иван, полно: ни за что на свете я тебя ни разу не ударю, а только
уходи поскорее, пока Машеньки с
дочкой дома нет, а то они по тебе очень плакать будут.
Большов. Прощай,
дочка! Прощайте, Алимпияда Самсоновна! Ну, вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски. По гуляньям это, по балам — дьявола тешить! А не забудьте вы, Алимпияда Самсоновна, что есть клетки с железными решетками, сидят там бедные-заключенные. Не забудьте нас, бедных-заключенных. (
Уходит с Аграфеной Кондратьевной.)
Позвали хозяина; но он сперва прислал свою
дочку, девочку лет семи, с огромным пестрым платком на голове; она внимательно, чуть не с ужасом, выслушала все, что ей сказал Инсаров, и
ушла молча, вслед за ней появилась ее мать, беременная на сносе, тоже с платком на голове, только крошечным.
— Не то чтоб жаль; но ведь, по правде сказать, боярин Шалонский мне никакого зла не сделал; я ел его хлеб и соль. Вот дело другое, Юрий Дмитрич, конечно, без греха мог бы
уходить Шалонского, да, на беду, у него есть
дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну, делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай! да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок пулю… С богом!
После чая и ужина Корней тотчас же
ушел в горницу, где спал с Марфой и маленькой
дочкой. Марфа оставалась в большой избе убирать посуду. Корней сидел один у стола, облокотившись на руку, и ждал. Злоба на жену все больше и больше ворочалась в нем. Он достал со стены счеты, вынул из кармана записную книжку и, чтобы развлечь мысли, стал считать. Он считал, поглядывая на дверь и прислушиваясь к голосам в большой избе.
Давным-давно выгнала бы она эту дрянную смутьянку, если б не глупый гонор брата. Видите ли, он, у смертного одра жены, обещал ей обеспечить старость Саниной няньки… Так ведь он тогда верил в любовь и непорочность своей возлюбленной супруги… А потом? Голова-то и у братца не далеко
ушла от головы его мнимой
дочки; и сколько раз Павла Захаровна язвила самое себя вопросом: с какой стати она, умница, положила всю свою жизнь на возню с такой тупицей, как ее братец, Иван Захарыч?
Резинкина. А вот назло вам, Силай Ермилыч, мы поцелуемся с твоей и моей
дочкой, да вот как! (Обнимает крепко Груню и
уходит с сыном.)
— Умер барин-то… Вольную на мое имя в столе нашли, в шифоньерке шестьдесят тысяч деньгами… Два имения после него богатейших остались… В моем же кармане сто тысяч… Капитал, ох, какой, по тому времени, мне капитал-то казался… Гора… Попутал бес, взял я вольную, да и
ушел с деньгами-то… Думаю, и
дочке бариновой хватит… Богачкой ведь сделалась… Вот в чем грех мой… Простите…