Неточные совпадения
Аммос Федорович. С восемьсот шестнадцатого был избран на трехлетие по воле дворянства и продолжал должность
до сего
времени.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове
до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Потом свою вахлацкую,
Родную, хором грянули,
Протяжную, печальную,
Иных покамест нет.
Не диво ли? широкая
Сторонка Русь крещеная,
Народу в ней тьма тём,
А ни в одной-то душеньке
Спокон веков
до нашего
Не загорелась песенка
Веселая и ясная,
Как вёдреный денек.
Не дивно ли? не страшно ли?
О
время,
время новое!
Ты тоже в песне скажешься,
Но как?.. Душа народная!
Воссмейся ж наконец!
Дела-то все недавние,
Я был в то
время старостой,
Случился тут — так слышал сам,
Как он честил помещиков,
До слова помню всё:
«Корят жидов, что предали
Христа… а вы что сделали?
Однажды во
время какого-то соединенного заседания, имевшего предметом устройство во
время масленицы усиленного гастрономического торжества, предводитель, доведенный
до исступления острым запахом, распространяемым градоначальником, вне себя вскочил с своего места и крикнул:"Уксусу и горчицы!"И затем, припав к градоначальнической голове, стал ее нюхать.
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это
время своеволие глуповцев дошло
до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили с раската и утопили в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Что касается
до внутреннего содержания «Летописца», то оно по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное
время.
И действительно, Фердыщенко был
до того прост, что летописец считает нужным неоднократно и с особенною настойчивостью остановиться на этом качестве, как на самом естественном объяснении того удовольствия, которое испытывали глуповцы во
время бригадирского управления.
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и сердца; но у него был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски. Этот не весьма замысловатый дар природы сделался для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое
время обоняние его было
до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
В самое короткое
время физиономия города
до того изменилась, что он сделался почти неузнаваем.
В короткое
время он
до того процвел, что начал уже находить, что в Глупове ему тесно, а"нужно-де мне, Козырю, вскорости в Петербурге быть, а тамо и ко двору явиться".
С течением
времени Байбаков не только перестал тосковать, но даже
до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета в солдаты, если он каждый день не будет выдавать ему на шкалик.
Восхищение начальством! что значит восхищение начальством? Это значит такое оным восхищение, которое в то же
время допускает и возможность оным невосхищения! А отсюда
до революции — один шаг!
Грустилов присутствовал на костюмированном балу (в то
время у глуповцев была каждый день масленица), когда весть о бедствии, угрожавшем Глупову, дошла
до него.
А вор-новотор этим
временем дошел
до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Такова была простота нравов того
времени, что мы, свидетели эпохи позднейшей, с трудом можем перенестись даже воображением в те недавние
времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца
до нижнего.
Прямая линия соблазняла его не ради того, что она в то же
время есть и кратчайшая — ему нечего было делать с краткостью, — а ради того, что по ней можно было весь век маршировать и ни
до чего не домаршироваться.
Выступил тут вперед один из граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а
до обеда все еще много
времени остается.
Наконец, однако, сели обедать, но так как со
времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился
до безобразия. Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но не гораздо.
Есть градоначальники, кои
до того объедаются присылаемыми от купцов стерлядями, что в скором
времени тучнеют и делаются к предписаниям начальства весьма равнодушными.
Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова, пролежав некоторое
время на дороге, была бы со
временем раздавлена экипажами проезжающих и наконец вывезена на поле в виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента
до такой степени фантастического, что сами глуповцы — и те стали в тупик. Но не будем упреждать событий и посмотрим, что делается в Глупове.
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то же
время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, — и она взглянула ему в лицо. —
До свиданья!
И, откинувшись в угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками. Алексей Александрович не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Но всё лицо его вдруг приняло торжественную неподвижность мертвого, и выражение это не изменилось во всё
время езды
до дачи. Подъезжая к дому, он повернул к ней голову всё с тем же выражением.
Сколько раз во
время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить
до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Но ему во всё это
время было неловко и досадно, он сам не знал отчего: оттого ли, что ничего не выходило из каламбура: «было дело
до Жида, и я дожида-лся», или от чего-нибудь другого. Когда же наконец Болгаринов с чрезвычайною учтивостью принял его, очевидно торжествуя его унижением, и почти отказал ему, Степан Аркадьич поторопился как можно скорее забыть это. И, теперь только вспомнив, покраснел.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу
до поста,
до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому
времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
Он был
до такой степени переполнен чувством к Анне, что и не подумал о том, который час и есть ли ему еще
время ехать к Брянскому.
И я
до сих пор не знаю, хорошо ли сделала, что послушалась ее в это ужасное
время, когда она приезжала ко мне в Москву.
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и с ними вместе возвращавшеюся на террасу.
До обеда еще оставалось много
времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько различных способов провести эти остающиеся два часа. Способов проводить
время было очень много в Воздвиженском, и все были не те, какие употреблялись в Покровском.
Сергей Иванович рассчитывал
до подробности
время, нужное на написание рецензии, но прошел месяц, другой, было то же молчание.
Он увидал ее всю во
время ее болезни, узнал ее душу, к ему казалось, что он никогда
до тех пор не любил ее.
Меры эти, доведенные
до крайности, вдруг оказались так глупы, что в одно и то же
время и государственные люди, и общественное мнение, и умные дамы, и газеты, — всё обрушилось на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
До обеда не было
времени говорить о чем-нибудь. Войдя в гостиную, они застали уже там княжну Варвару и мужчин в черных сюртуках. Архитектор был во фраке. Вронский представил гостье доктора и управляющего. Архитектора он познакомил с нею еще в больнице.
Было то
время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые не берет соха, вспаханы
до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Графиня Лидия Ивановна намекала ему, что это был лучший выход из его положения, и в последнее
время практика разводов довела это дело
до такого усовершенствования, что Алексей Александрович видел возможность преодолеть формальные трудности.
«Взойдем в лодку», — сказала моя спутница; я колебался — я не охотник
до сентиментальных прогулок по морю; но отступать было не
время.
Он слушал ее молча, опустив голову на руки; но только я во все
время не заметил ни одной слезы на ресницах его: в самом ли деле он не мог плакать, или владел собою — не знаю; что
до меня, то я ничего жальче этого не видывал.
Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во
время грозы облака будут спускаться
до моей кровли.
Добравшись
до мелкого места, барин стал на ноги, покрытый клетками сети, как в летнее
время дамская ручка под сквозной перчаткой, — взглянул вверх и увидел гостя, в коляске въезжавшего на плотину.
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое
время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг.
до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора
до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все
время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что
до автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица.
«Что бы такое сказать ему?» — подумал Чичиков и после минутного размышления объявил, что мертвые души нужны ему для приобретения весу в обществе, что он поместьев больших не имеет, так
до того
времени хоть бы какие-нибудь душонки.
Впрочем, ради дочери прощалось многое отцу, и мир у них держался
до тех пор, покуда не приехали гостить к генералу родственницы, графиня Болдырева и княжна Юзякина: одна — вдова, другая — старая девка, обе фрейлины прежних
времен, обе болтуньи, обе сплетницы, не весьма обворожительные любезностью своей, но, однако же, имевшие значительные связи в Петербурге, и перед которыми генерал немножко даже подличал.
Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все
время сидел он и курил трубку, что тянулось
до самого ужина.
— Это бы еще слава богу, — сказал Плюшкин, — да лих-то, что с того
времени до ста двадцати наберется.
На это Чичиков <подумал>: «Ну, вряд ли выберется такое
время. Вот я выучился грамоте, а „Графиня Лавальер“
до сих пор еще не прочитана».
Татьяна с ключницей простилась
За воротами. Через день
Уж утром рано вновь явилась
Она в оставленную сень,
И в молчаливом кабинете,
Забыв на
время всё на свете,
Осталась наконец одна,
И долго плакала она.
Потом за книги принялася.
Сперва ей было не
до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.
Как передать мои страдания в то
время, когда бабушка начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда, по слабости зрения, не дочтя
до конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала?
Я был бы очень огорчен, если бы Сережа видел меня в то
время, как я, сморщившись от стыда, напрасно пытался вырвать свою руку, но перед Сонечкой, которая
до того расхохоталась, что слезы навернулись ей на глаза и все кудряшки распрыгались около ее раскрасневшегося личика, мне нисколько не было совестно.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то
время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость моя дошла
до последних пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска на лице сменялась другою и как на лбу и на носу выступали крупные капли пота. Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги на ногу и не трогался с места.