Неточные совпадения
— Да как же одной итти теперь ночью? — подтвердила княгиня. — Я пошлю хоть
Парашу.
Параша говорит: „вице-губернаторша“, а я говорю: „ну вот, опять приехала дура надоедать“, и уж хотела сказать, что меня нет дома…»
Тут у нас случилась одна девушка,
Параша, черноокая
Параша, которую только что привезли из другой деревни, сенная девушка, и которую я еще никогда не видывал, — хорошенькая очень, но глупа до невероятности: в слезы, подняла вой на весь двор, и вышел скандал.
Параша опять выступила на сцену, да и не она одна, — одним словом, начался содом.
Раз, после обеда, Авдотья Романовна нарочно отыскала меня одного в аллее в саду и с сверкающими глазами потребовала от меня, чтоб я оставил бедную
Парашу в покое.
Боже, боже! там —
Увы! близехонько к волнам,
Почти у самого залива —
Забор некрашеный да ива
И ветхий домик: там оне,
Вдова и дочь, его
Параша,
Его мечта…
«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И в нем
Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу —
ПарашеПрепоручу хозяйство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
Он также думал, что погода
Не унималась; что река
Все прибывала; что едва ли
С Невы мостов уже не сняли
И что с
Парашей будет он
Дни на два, на три разлучен.
Три человека, очевидно не нашедшие места и в коридоре, расположились в сенях, под самой вонючей и текущей по швам кадкой-парашей.
— А, вот чьи куры! — с торжеством воскликнул помещик. — Ермила-кучера куры! Вон он свою Наталку загнать их выслал… Небось
Параши не выслал, — присовокупил помещик вполголоса и значительно ухмыльнулся. — Эй, Юшка! брось куриц-то: поймай-ка мне Наталку.
Вы знаете, что с ним было потом, — он принялся за «
Парашу Сибирячку»…
Кто не помнит его статьи о «Тарантасе», о «
Параше» Тургенева, о Державине, о Мочалове и Гамлете?
—
Параша! скоро ли умываться?
Майданщик, то есть хозяин майдана, официально называется парашечником, так как берет на себя обязанность выносить из камер
параши, если они есть, и следить за чистотою.
Отперто отхожее место не только днем, но и ночью, и эта простая мера делает ненужными
параши; последние ставятся теперь только в кандальной.
Тут уже не комнаты, а камеры с нарами и
парашами, как в тюрьме.
Она пустилась растабарывать не с нами, а с
Парашей и кормилицей.
Я так рассердился, что назвал
Парашу дурой.
У меня было и предчувствие и убеждение, что с нами случится какое-нибудь несчастие, что мы или замерзнем, как воробьи и галки, которые на лету падали мертвыми, по рассказам
Параши, или захвораем.
Вследствие той же претензии я всегда заявлял, что сестрица не сама брала и что я видел, как
Параша насыпала ее бурачок своей клубникой.
Не слушайте сестрицы; ну, чего дедушку глядеть: такой страшный, одним глазом смотрит…» Каждое слово
Параши охватывало мою душу новым ужасом, а последнее описание так меня поразило, что я с криком бросился вон из гостиной и через коридор и девичью прибежал в комнату двоюродных сестер; за мной прибежала
Параша и сестрица, но никак не могли уговорить меня воротиться в гостиную.
Я решился обратить особенное внимание на все разговоры Евсеича с
Парашей и замечать, не смеются ли и они над нами, говоря нам в глаза разные похвалы и целуя наши ручки?..
Катерина имела привычку хвалить в глаза и осыпать самыми униженными ласками всех господ, и больших и маленьких, а за глаза говорила совсем другое; моему отцу и матери она жаловалась и ябедничала на всех наших слуг, а с ними очень нехорошо говорила про моего отца и мать и чуть было не поссорила ее с
Парашей.
Припомнив все, слышанное мною в разное время от
Параши, и вырывавшиеся иногда слова у матери во время горячих разговоров с отцом, я составил себе довольно ясное понятие о свойствах людей, с которыми она жила.
Меня так встревожило и огорчило это известие, что
Параша не знала, как поправить дело.
Я спросил
Парашу, что это такое читают? и она, обливая из рукомойника холодною водою мою голову, отвечала: «По дедушке псалтырь читают».
Мы еще в сенях пошли на цыпочках, чему
Параша много смеялась.
Она очень благодарила Евсеича, что он увел нас из столовой, приказала, чтобы мы всегда обедали в кабинете, и строго подтвердила ему и
Параше, чтоб чурасовская прислуга никогда и близко к нам не подходила.
Я, однако, не удовольствовался таким объяснением и повторил мое замечание Евсеичу в присутствии
Параши, и он сказал мне...
Скоро пришла
Параша с сестрицей, у которой глаза были заплаканы.
Только помещались уже не так: с матерью вместе сидела кормилица с нашим маленьким братцем, а мы с сестрицей и
Парашей ехали в какой-то коляске на пазах, которая вся дребезжала и бренчала, что нас очень забавляло.
Открыв глаза, я увидел, что матери не было в комнате,
Параши также; свечка потушена, ночник догорал, и огненный язык потухающей светильни, кидаясь во все стороны на дне горшочка с выгоревшим салом, изредка озарял мелькающим неверным светом комнату, угрожая каждую минуту оставить меня в совершенной темноте.
Мне стало еще страшнее; но
Параша скоро воротилась и сказала, что дедушка начал было томиться, но опять отдохнул.
Напрасно зажмуривал я глаза — дедушка стоял передо мной, смотря мне в глаза и шевеля губами, как говорила
Параша.
Потом приехала Александра Степановна с мужем, и я сейчас увидел, что она стала совсем другая; она сделалась не только ласкова и почтительна, но бросалась услуживать моей матери, точно
Параша; мать, однако, держала себя с ней совсем неласково.
Мать лежала под пологом, отец с
Парашей беспрестанно подавали ей какие-то лекарства, а мы, сидя в другом углу, перешептывались вполголоса между собой и молились богу, чтоб он послал маменьке облегчение.
Несмотря на мой ребячий возраст, я понимал, что моей матери все в доме боялись, а не любили (кроме Евсеича и
Параши), хотя мать никому и грубого слова не говаривала.
Я поспешил рассказать все милой моей сестрице, потом
Параше, а потом и тетушке с бабушкой.
На другой день я уже рассказывал свои грезы наяву
Параше и сестрице, как будто я сам все видел или читал об этом описание.
Евсеич,
Параша и сестрица плакали, а у меня не было ни одной слезинки.
Параша, сказав: «Вот как проспали, уж скоро обедать станут», — начала поспешно меня одевать.
Я замечал иногда, что
Параша что-то шептала моей матери; иногда она слушала ее, а всего чаще заставляла молчать и прогоняла, и вот что эта
Параша, одевая меня, один раз мне сказала: «Да, вы тут сидите, а вас грабят».
Проснувшись, я увидел, что он и
Параша хлопотали около моей матери.
Только впоследствии понял я, за что мать сердилась на
Парашу и отчего она хотела, чтоб я не знал печальной истины, которую мать знала очень хорошо.
Я слышал, как ее нянька
Параша, всегда очень ласковая и добрая женщина, вытряхивая бурачок, говорила: «Ну, барышня, опять набрала зеленухи!» — и потом наполняла ее бурачок ягодами из своего кузова; у меня же оказалась претензия, что я умею брать ягоды и что моя клубника лучше Евсеичевой: это, конечно, было несправедливо.
Бабушка была старая, очень толстая женщина, одетая точно в такой шушун и так же повязанная платком, как наша нянька Агафья, а тетушка была точно в такой же кофте и юбке, как наша
Параша.
Приближался конец мая, и нас с сестрицей перевели из детской в так называемую столовую, где, впрочем, мы никогда не обедали; с нами спала
Параша, а в комнате, которая отделяла нас от столярной, спал Евсеич: он получил приказание не отходить от меня.
Прилагая тогда мои понятия к настоящему случаю, я говорил
Параше и Евсеичу: «Как же тетеньке выйти замуж за Рожнова?
Заметя, что
Параша дремлет, я стал с ней разговаривать.
Мансуров не мог оставаться без какого-нибудь охотничьего занятия; в этот же день вечером он ходил с отцом и с мужем
Параши, Федором, ловить сетью на дудки перепелов.