Неточные совпадения
Это, так сказать, апокалипсическое [Апока́липсис (греч. — откровение) —
книга туманных пророчеств, написанная, по
древнему преданию, одним из учеников Христа.] письмо, которое может понять только тот, кто его получает.
Петр Петрович был изумлен этой совершенно новой должностью. Ему, все-таки дворянину некогда
древнего рода, отправиться с
книгой в руках просить на церковь, притом трястись на телеге! А между тем вывернуться и уклониться нельзя: дело богоугодное.
И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по
книге древние слова моря. Это был первый урок Грэя. В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы».
— Знаешь что, Илья? — сказал Штольц. — Ты рассуждаешь, точно
древний: в старых
книгах вот так всё писали. А впрочем, и то хорошо: по крайней мере, рассуждаешь, не спишь. Ну, что еще? Продолжай.
— Врал, хвастал, не понимал ничего, Борис, — сказал он, — и не случись этого… я никогда бы и не понял. Я думал, что я люблю
древних людей,
древнюю жизнь, а я просто любил… живую женщину; и любил и
книги, и гимназию, и
древних, и новых людей, и своих учеников… и тебя самого… и этот — город, вот с этим переулком, забором и с этими рябинами — потому только — что ее любил! А теперь это все опротивело, я бы готов хоть к полюсу уехать… Да, я это недавно узнал: вот как тут корчился на полу и читал ее письмо.
«Развлечение», модный иллюстрированный журнал того времени, целый год печатал на заглавном рисунке своего журнала центральную фигуру пьяного купца, и вся Москва знала, что это Миша Хлудов, сын миллионера — фабриканта Алексея Хлудова, которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской библиотеки
древних рукописей и
книг, которую описывали известные ученые.
Книга заканчивается словами: «Господь, будь милостив к христианину, который сомневается, к маловеру, который хочет верить, к каторжнику жизни, который пустился в путь один, в ночи, под небом, которое не освещается уже утешительными маяками
древней надежды».
Ныне всемилостивейше царствующая наша мать утвердила прежние указы высочайшим о дворянстве положением, которое было всех степенных наших востревожило, ибо
древние роды поставлены в дворянской
книге ниже всех.
Скоро наступила жестокая зима, и мы окончательно заключились в своих детских комнатках, из которых занимали только одну. Чтение
книг, писанье прописей и занятия арифметикой, которую я понимал как-то тупо и которой учился неохотно, — все это увеличилось само собою, потому что прибавилось времени: гостей стало приезжать менее, а гулять стало невозможно. Доходило дело даже до «
Древней Вивлиофики».
В числе
книг находились: «
Древняя Вивлиофика», «Россиада» Хераскова и полное собрание в двенадцати томах сочинений Сумарокова.
Позже, когда мне пришлось записывать все эти странные происшествия, я порылся в памяти, в
книгах — и теперь я, конечно, понимаю: это было состояние временной смерти, знакомое
древним и — сколько я знаю — совершенно неизвестное у нас.
Ты знаешь ли по
книгам, что некогда в
древние времена некоторый купец, точь-в-точь с таким же слезным воздыханием и молитвой, у пресвятой богородицы с сияния перл похитил и потом всенародно с коленопреклонением всю сумму к самому подножию возвратил, и матерь заступница пред всеми людьми его пеленой осенила, так что по этому предмету даже в ту пору чудо вышло и в государственные
книги всё точь-в-точь через начальство велено записать.
Весьма часто старики и старухи приносили продавать древнепечатные
книги дониконовских времен или списки таких
книг, красиво сделанные скитницами на Иргизе и Керженце; списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским;
древнего письма иконы, кресты и медные складни с финифтью, поморского литья, серебряные ковши, даренные московскими князьями кабацким целовальникам; все это предлагалось таинственно, с оглядкой, из-под полы.
Книга эта — одна из редких, уцелевших от костров
книг, обличающих официальное христианство. Все такие
книги, называемые еретическими, сожжены вместе с авторами, так что
древних сочинений, обличающих отступление официального христианства, очень мало, и потому эта
книга особенно интересна.
За несколько тысяч лет до Рождества Христова было на земле необыкновенное наводнение, и об этом упоминается не в одной еврейской Библии, но также в
книгах других
древних народов, как-то: греков, халдеев, индусов.
Суровый голос чернобородого купца мешается с просьбой Маши,
древние слова из еретической
книги Якова впутываются в речь начётчика. Всё качается, колеблется и тянет куда-то книзу. Уснуть скорее, забыть всё это. Он уснул…
Шкапы с
книгами, ландкарты, глобусы, бюсты
древних мудрецов, большой письменный стол, заваленный бумагами — все доказывало, что я нахожусь в кабинете ученого человека.
Казалось бы, чего же лучше? Сам историк, начертавши эту великолепную картину
древней Руси, не мог удержаться от вопросительного восклицания: «Чего же недоставало ей?» Но на деле оказалось совсем не то:
древней Руси недоставало того, чтобы государственные элементы сделались в ней народными. Надеемся, что мысль наша пояснится следующим рядом параллельных выписок из
книги г. Устрялова, приводимых нами уже без всяких замечаний...
Сверх того, как мы ни стараемся о насаждении классицизма, но русский культурный человек в деле знакомства с
древними классиками и ныне едва ли идет дальше басен Федра, иметь которые в качестве настольной
книги несколько, впрочем, совестно.
В предисловии к своей
книге г. Жеребцов говорит, что «в своих продолжительных путешествиях по всем частям Европы он был поражен тем неведением, какое там обнаруживает большая часть людей, даже образованных, относительно России, не только
древней, но и новой».
Как на доказательство образованности указывают часто на множество списков
книг церковных, существовавшее в
древней Руси.
Впрочем, пора уже и расстаться нам с г. Жеребцовым. Читатели из нашей статьи, надеемся, успели уже познакомиться с ним настолько, чтобы не желать продолжения этого знакомства. Поэтому, оставляя в покое его
книгу, мы намерены теперь исполнить обещание, данное нами в прошлой статье: сделать несколько замечаний относительно самых начал, которые навязываются
древней Руси ее защитниками и которые оказываются так несостоятельными пред судом истории и здравого смысла.
В очерке
древней истории повторяются сказки о походе Олега и мести Ольги да выдумки «Степенной
книги».
Форму общего очерка, а не отдельных, отрывочных заметок на г. Жербцова мы выбрали потому, что хотели обратить свое опровержение не лично на г. Жеребцова, которого
книга уж слишком нелепа, а вообще на те мнения о
древней Руси, которых он считает себя поборником.
Зная это, всякий, кому может попасться в руки
книга г. Жеребцова, думает, конечно, и о реформе Петра как о явлении совершенно законном и естественном, вызванном исторической необходимостью, обусловленном самим предшествующим развитием
древней Руси.
На вопрос этот мы находим положительный ответ, относительно
древней Руси, и в
книге г. Жеребцова и во всех творениях славянофилов.
С каким живым удовольствием маленький наш герой в шесть или семь часов летнего утра, поцеловав руку у своего отца, спешил с
книгою на высокий берег Волги, в ореховые кусточки, под сень
древнего дуба!
В один жаркий день он, по своему обыкновению, читал
книгу под сению
древнего дуба; старик дядька сидел на траве в десяти шагах от него.
Город стоит на правом, крутом берегу, а мы стали на левом, на луговом, на отложистом, и объявился пред нами весь чудный пеозаж:
древние храмы, монастыри святые со многими святых мощами; сады густые и дерева таковые, как по старым
книгам в заставках пишутся, то есть островерхие тополи.
И она показывала ему
книгу; Ордынов не заметил, откуда взялась она. Он машинально взял ее, всю писанную, как
древние раскольничьи
книги, которые ему удавалось прежде видеть. Но теперь он был не в силах смотреть и сосредоточить внимание свое на чем-нибудь другом.
Книга выпала из рук его. Он тихо обнимал Катерину, стараясь привести ее в разум.
— Оттого и прославили её
книгой для ума трудной и опасной, что это
книга народная, — тихо и упрямо доказывает он. — Вот видите, опять являются пророки правды народной, и хотя иначе, острее отточена она теперь, а всё та же
древняя правда, самим народом одуманная.
Это, говорит, записано в одной
древней индейской
книге, мой знакомый бурят» — буряты, народ вроде мордвы — «бурят, говорит,
книгу эту читал и тайно мне рассказывал, как было: сошёл Исус во ад и предлагает: ну, Адам, выходи отсюда, зря отец мой рассердился на тебя, и сидишь ты тут неправильно, а настоящее по закону место твое, человек, в раю.
В это же время представил я Александру Семенычу, как президенту Русской академии, Ю. И. Венелина,
книгу которого «
Древние и нынешние болгаре» он знал и очень уважал.
— А послала я с ней в Москву главную нашу святыню: пять икон
древних, три креста с мощами, десятка четыре
книг, которы поредкостней.
По другой стене держались две другие полочки: на одной лежало несколько
книг в
древних кожаных переплетах с застежками; на другой — каравай пшеничного хлеба, да с десяток луковок и кой-какая скудная деревянная посудинка.
В
книге тайны передается: «
Древний древних, Сокровенный сокровенных, имеет известный образ и форму и постольку позволяет себя (до известной степени) распознавать.
Попадутся под руку и гражданской печати подержанные
книги, он и их покупал, попадутся старинные жемчужные кики и кокошники, серебряная посуда, старое оружие, седла,
древняя конская сбруя, все покупал, и все у него в свое время сходило с рук.
Кроме старопечатных
книг, в отысканном Чубаловым собранье было больше двух десятков
древних рукописей, в том числе шесть харатейных, очень редких, хотя и неполных.
На краю вала, на самом высоком изгибе, с чудным видом на нижнее прибрежье Волги, Теркин присел на траве и долго любовался далью. Мысли его ушли в глубокую старину этого когда-то дикого дремучего края… Отец и про
древнюю старину не раз ему рассказывал. Бывало, когда Вася вернется на вакации и выложит свои
книги, Иван Прокофьич возьмет учебник русской истории, поэкзаменует его маленько, а потом скажет...
Конечно, в этих письмах будет много недостатков и всякого рода несовершенств, но… господа отцы и братья, оже ся где буду описал, или переписал, или не дописал, чтите, исправливая бога для, а не клените, занеже
книги ветшаны, а ум молод, не дотел, — скажу я с
древним нашим летописцем, мнихом Лаврентием.
Лучшее о них исследование (рукописи) графа Стенбока.], бело-криницкие [О белокриницкой раскольнической кафедре говорят: Григорий, митрополит новгородский и с. — петербургский, в своем сочинении «Истинно
древняя и истинно православная христова церковь», изд. 2, т. 1, стр. 287 и след., и инок Парфений в своей «
Книге о промысле божием».
Уверился Гриша и в том, что по ночам не Дуняша в оконце постукивает, не она с ним на речке заигрывает, но некий-от эфиоп, сиречь бес преисподний, в девичьем образе выходит из геенны смущати его… «Окаянный — от, думает, все больше во образе жены с трудниками борется; и в
книгах писано, что в
древние времена в киновиях и великих лаврах синайских, в пустынях египетских и фиваидских преподобным отцам беси в женском образе все больше являлись…