Неточные совпадения
Но из двери ресторана выскочил на террасу огромной черной птицей Иноков в своей разлетайке, в одной руке он держал шляпу, а
другую вытянул вперед так, как будто в ней была шпага. О шпаге Самгин подумал потому, что и неожиданным появлением своим и всею фигурой Иноков напомнил ему мелодраматического героя дон-Цезаря де-Базан.
Барышни с ним дурачились больше, чем с
другими, именно потому, что его еще меньше можно было подозревать, чем жену
Цезаря; при взгляде на него останавливалось всякое, самое отважное злоречие.
Аристократия начала несколько конфузиться. На выручку ей явились дельцы. Их интересы слишком скоротечны, чтоб думать о нравственных последствиях агитации, им надобно владеть минутой, кажется, один
Цезарь поморщился, кажется,
другой насупился — как бы этим не воспользовались тори… и то Стансфильдова история вот где сидит.
На
другой день собака с перегрызенной веревкой уже была дома и ждала следующего воскресенья. Бывало, что собаку признавали купцы, но доказать было нельзя, и
Цезарь снова продавался.
Хохлы разевали рты и подталкивали
друг друга локтями, а пан Тыбурций, возвышаясь в своих лохмотьях над всею толпой, громил Катилину или описывал подвиги
Цезаря или коварство Митридата.
Другой на моем месте помчался бы по первопутке в Петербург, а я сижу в Заовражье, и совсем не потому, что желаю подражать Юлию
Цезарю;
другой читал бы книжки, а я не читаю;
другой занялся бы хозяйством, а я не занимаюсь;
другой бы женился, а я не женюсь…
— О, ты проник на самое дно моей души, мой
друг… Да, величайшая тайна, больше — тайна женщины. А впрочем, подозрение да не коснется жены
цезаря! [«…подозрение да не коснется жены
цезаря» — фраза, приписываемая римскому императору Юлию
Цезарю (100-44 гг. до н. э.).]
Взвизгивает в своей клетке спящий
Цезарь и видит
другой сон.
Цезарь спит и тихо, точно бредящая собака, взвизгивает во сне. Одна из его могучих желтых лап высунулась в ту щель внизу решетки, куда просовывают пищу, и небрежно свесилась наружу. Голову он спрятал в
другую лапу, согнутую в колене, и сверху видна только густая темная грива. Рядом с ним свернулась в клубок, точно спящая кошечка, его львица.
Цезарь спит беспокойно и иногда вздрагивает. Дыхание клубами горячего пара вылетает из его широких ноздрей.
А вот
другой человек — тоже из бронзы вылитый:
Цезарь Борджиа.
— Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины,
друзья мои удивлялись, ненавистники меня поносили, придворные надо мною смеялись, я шутками говорил правду, подобно Балакиреву, который был при Петре Великом и благодетельствовал России. Я пел петухом, пробуждал сонливых, угомонял буйных врагов отечества. Если бы я был
Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость души его, но всегда чуждался бы его пороков.
Ему нужно было средство для достижения цели, которую он видел в Юлие
Цезаре и
других, но претвориться в солдата, сделаться таким, чтобы от него «отдавало солдатом» всюду и всегда, — этого он желать не мог.
— Слушаю, ваше величество. Старые
друзья мои —
Цезарь, Аннибал, Вобан, Когорн, Фолард, Тюрен, Мантекукули, Роллен… всех и не упомню.
С
другой стороны, граф Казимир Нарцисович далеко не оправдывал возлагаемых на него надежд Ивана Павловича и иезуитов, как на неотразимого сердцееда, который, как
Цезарь, мог сказать, относительно женщин: «Пришел, увидел, победил».
Он охотно стал выходить к гостям, и дядьке Степану не приходилось стеречь его и ловить на дворе и в поле. Чтение и занятия он продолжал с прежним рвением, изучая Плутарха, Корнелия Непота, деяния Александра Македонского,
Цезаря, Ганнибала и
других знаменитых полководцев древности.