Неточные совпадения
«Точеные-то столбики
С балкону, что ли, умница?» —
Спросили мужики.
—
С балкону!
«То-то высохли!
А ты не
дуй!
Сгорят они
Скорее, чем карасиков
Изловят на уху...
Но отец Аввакум имел, что французы называют, du guignon [неудачу — фр.]. К вечеру стал подувать порывистый ветерок,
горы закутались в облака. Вскоре облака заволокли все небо. А я подготовлял было его увидеть Столовую
гору, назначил пункт,
с которого ее видно, но перед нами стояли
горы темных туч, как будто стены, за которыми прятались и Стол и Лев. «Ну, завтра увижу, — сказал он, — торопиться нечего». Ветер
дул сильнее и сильнее и наносил дождь, когда мы вечером, часов в семь, подъехали к отелю.
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между собой. Сухие дрова
горели ярким пламенем. Камыши качались и шумели, и от этого шума ветер казался сильнее, чем он был на самом деле. На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды.
С озера до нас доносился шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь ветер
дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной в песчаный берег
с жалобным стоном,
дул сильный ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой
с Рябиновых
гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались
с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
Дует ветер, деревья качаются и точно идут
с горы к морю, встряхивая вершинами.
Время подошло к обеду, и пан Кнышевский спросил нас
с уроками. Из нас Петрусь проговорил урок бойко: знал назвать буквы и в ряд, и в разбивку; и боком ему поставят и вверх ногами, а он так и
дует, и не ошибается, до того, что пан Кнышевский возвел очи
горе и, положив руку на Петрусину голову, сказал:"Вот дитина!"Павлусь не достиг до него. Он знал разницу между буквами, но ошибочно называл и относился к любимым им предметам; например, вместо «буки», все говорил «булки» и не мог иначе назвать.
— Передержал тесто! — кричал он, оттопыривая свои рыжие длинные усы, шлепая губами, толстыми и всегда почему-то мокрыми. — Корка
сгорела! Хлеб сырой! Ах ты, черт тебя возьми, косоглазая кикимора! Да разве я для этой работы родился на свет? Будь ты анафема
с твоей работой, я — музыкант! Понял? Я — бывало, альт запьет — на альте играю; гобой под арестом — в гобой
дую; корнет-а-пистон хворает — кто его может заменить? Я! Тим-тар-рам-да-дди! А ты — м-мужик, кацап! Давай расчет.
Mитрич (слезает
с печи, обувает валенки). О господи милослевый! На дворе лошадь-то, что ль? Уморил, я чай. Ишь,
дуй его
горой, налакался как. Доверху. О господи! Микола-угодник. (Надевает шубу и идет на двор.)
«Вот, брат, — говорю ему, — какие последствия-то, а еще в Москве толковали, что здесь свобода…» — «Да, да, — говорит Жигарев, — надо подобру-поздорову отсюда поскорей восвояси, а главная причина, больно я зашибся, окно-то,
дуй его
горой, высокое, а под окном дьявол их угораздил кирпичей навалить…»
С час времени просидели мы в анбаришке, глядим, кто-то через забор лезет…
— Ерихоны,
дуй вас
горой!.. Перекосило б вас
с угла на угол, — бранился дядя Елистрат, кладя в карманы оставшиеся куски белого и пеклеванного хлеба и пару соленых огурцов… — Ну, земляк, — обратился он к Алексею, потягиваясь и распуская опояску, — за хлеб, за соль, за щи спляшем, за пироги песенку споем!.. Пора, значит, всхрапнуть маленько. Стало брюхо что
гора, дай Бог добресть до двора.
— Уж как мне противен был этот тюлень, — продолжал свое Смолокуров. — Говорить даже про него не люблю, а вот поди ж ты тут — пустился на него… Орошин,
дуй его
горой, соблазнил… Смутил, пес… И вот теперь по его милости совсем я завязался. Не поверишь, Зиновий Алексеич, как не рад я тюленьему промыслу, пропадай он совсем!.. Убытки одни… Рыба — дело иное: к Успеньеву дню расторгуемся, надо думать, а
с тюленем до самой последней поры придется руки сложивши сидеть. И то половины
с рук не сойдет.
Вечером я опять почувствовал себя плохо и вышел из дома пройтись по берегу реки. На небе не было ни звезд, ни луны,
дул ветер
с моря, начинал накрапывать дождь. На той стороне реки
горел костер, и свет его ярко отражался в черной, как смоль, воде.
Причина этого явления скоро разъяснилась. Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый
с боков
горами,
дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли от берега в море, где больше было простора, ветер подул спокойнее и ровнее. Это заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не несло далеко в море.
Ветер
дул нам навстречу, и потому орочи шли на шестах, придерживаясь мелководья. До устья реки было километров сорок пять. После принятия реки Хуту Тумнин разливается на несколько рукавов.
С левой стороны главного русла тянутся обширные торфяные мари, поросшие редкостойной лиственицей, а за ними виднеется большая
гора Иода
с магнитной аномалией на шестнадцать градусов.
Покачиваясь и поддерживая друг друга, шли они
с Забродой по шоссе. Красный полумесяц уходил за
горы.
С севера
дул холодный ветер. Иван Ильич,
с развевающимися волосами, — шапку он забыл у Белозерова, — грезил кому-то кулаком навстречу ветру и кричал громовым голосом, звучавшим на весь поселок...
Легкий ветерок
дул с залитых солнцем
гор, пахло фиалками. Мужик разговорился. Он был из соседней степной деревни. Рассказал он, как после ограбления экономии Бреверна к ним в деревню поставили постоем казаков.
Мчалась машина, жаркий ветер
дул навстречу и шевелил волосы, в прорывах
гор мелькало лазурное море. И смывалась
с души чадная муть, осевшая от впечатлений последнего месяца, и заполнялась она золотым звоном солнца, каким дрожал кругом сверкающий воздух.
Потом что-то я делал дома вместе
с людьми, которых нельзя было различить. В окна залетали пули. Было очень жарко, кажется, кругом все
горело. По изразцам печи, в пазухах комода и стола дрожали какие-то светлые, жаркие налеты, и странно было:
дунешь — налет слетит, но сейчас же опять начинает светиться и дрожать. Алеша
с прикушенным распухшим языком жался в темный угол и притворялся, что не видит меня.