Неточные совпадения
Всё это случилось в одно время: мальчик подбежал к голубю и улыбаясь взглянул на Левина; голубь затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на
солнце между дрожащими в воздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло
духом печеного хлеба, и выставились сайки.
— «Восемьдесят тысяч верст вокруг самого себя», — как сказал Глеб Иванович Успенский о Льве Толстом. А ведь это, пожалуй, так и установлено навсегда, чтобы земля вращалась вокруг
солнца, а человек — вокруг
духа своего.
—
Дух летит… Витает орел белокрылый. Огненный. Поет — слышите? Поет: испепелю! Да будет прахом… Кипит
солнце. Орел небес. Радуйтесь! Низвергнет. Кто властитель ада? Человек.
«Она — везде у себя, а я — везде против себя, — так выходит. Почему? «Восемьдесят тысяч верст вокруг самого себя»? Это забавно, но неверно. «Человек вращается вокруг
духа своего, как земля вокруг
солнца»… Если б Марина была хоть наполовину так откровенна, как эта…»
Смотришь, уж и примчался к концу; вот уж и вечер; вот уж заспанный слуга и натягивает на тебя сюртук — оденешься и поплетешься к приятелю и давай трубочку курить, пить жидкий чай стаканами да толковать о немецкой философии, любви, вечном
солнце духа и прочих отдаленных предметах.
Быть может, под ее влиянием многие холодные люди стали жестокими и многие добряки и слабые
духом, не видя по целым неделям и даже месяцам
солнца, навсегда потеряли надежду на лучшую жизнь.
Под влиянием Таисьи в Нюрочкиной голове крепко сложилась своеобразная космогония: земля основана на трех китах, питающихся райским благоуханием; тело человека сотворено из семи частей: от камня — кости, от Черного моря — кровь, от
солнца — очи, от облака — мысли, от ветра — дыхание, теплота — от
духа...
Она греет нас, она
солнце на небе справедливости, а это небо — в сердце рабочего, и кто бы он ни был, как бы ни называл себя, социалист — наш брат по
духу всегда, ныне и присно и во веки веков!
«Что значат смерть и страдание такого ничтожного червяка, как я, в сравнении с столькими смертями и столькими страданиями?» Но вид чистого неба, блестящего
солнца, красивого города, отворенной церкви и движущегося по разным направлениям военного люда скоро приведет ваш
дух в нормальное состояние легкомыслия, маленьких забот и увлечения одним настоящим.
Дух замирает, предметы бегут назад; в лицо веет свежесть; грудь едва выносит ощущение неги… или как человек, предающийся беспечно в челноке течению волн:
солнце греет его, зеленые берега мелькают в глазах, игривая волна ласкает корму и так сладко шепчет, забегает вперед и манит все дальше, дальше, показывая путь бесконечной струей…
Нас мгла и тревоги встречали,
Порой заграждая нам путь.
Хотелось нередко в печали
Свободною грудью вздохнуть,
Но дни проходили чредою,
Все мрак и все злоба вокруг —
Не падали
духом с тобою
Мы, горем исполненный друг!
И крепла лишь мысль и стремилась
К рассвету, к свободе вперед —
Туда, где любовь сохранилась,
Где
солнце надежды взойдет!
— Зачем? — страстно заговорила Людмила. — Люблю красоту. Язычница я, грешница. Мне бы в древних Афинах родиться. Люблю цветы,
духи, яркие одежды, голое тело. Говорят, есть душа, не знаю, не видела. Да и на что она мне? Пусть умру совсем, как русалка, как тучка под
солнцем растаю. Я тело люблю, сильное, ловкое, голое, которое может наслаждаться.
— Не смейся, пострел, — сказала Людмила, взяла его за другое ухо и продолжала: — сладкая амброзия, и над нею гудят пчелы, это — его радость. И еще он пахнет нежною ванилью, и уже это не для пчел, а для того, о ком мечтают, и это — его желание, — цветок и золотое
солнце над ним. И третий его
дух, он пахнет нежным, сладким телом, для того, кто любит, и это — его любовь, — бедный цветок и полдневный тяжелый зной. Пчела,
солнце, зной, — понимаешь, мой светик?
Тут он сел в кресло перед письменным столом и, прежде чем взяться за перо, минуты три думал о чем-то, заслонив глаза рукою, как от
солнца, — точь-в-точь как это делал его сын, когда бывал не в
духе.
Кто-то невидимый в потемках бродит по русской земле, и гордое слово бессильно гонится за ним, не может поймать, не может уличить. Кто он и чего он хочет? Чего он ищет?
Дух ли это народный, разбуженный среди ночи и горько мстящий за украденное
солнце?
Дух ли это Божий, разгневанный беззаконием закон хранящих и в широком размахе десницы своей карающий невинных вместе с виновными? Чего он хочет? Чего он ищет?
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась
солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
«Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Я, вдыхая апрельский
дух, приносимый с черных полей, слушал вороний грохот с верхушек берез, щурился от первого
солнца, шел через двор добриваться. Это было около трех часов дня. А добрился я в девять вечера. Никогда, сколько я заметил, такие неожиданности в Мурьеве, вроде родов в кустах, не приходят в одиночку. Лишь только я взялся за скобку двери на своем крыльце, как лошадиная морда показалась в воротах, телегу, облепленную грязью, сильно тряхнуло. Правила баба и тонким голосом кричала...
Но нельзя не прибавить, что вообще на природу смотрит человек глазами владельца, и на земле прекрасным кажется ему также то, с чем связано счастие, довольство человеческой жизни.
Солнце и дневной свет очаровательно прекрасны, между прочим, потому, что в них источник всей жизни в природе, и потому, что дневной свет благотворно действует прямо на жизненные отправления человека, возвышая в нем органическую деятельность, а через это благотворно действует даже на расположение нашего
духа.
Красивая страна. Весенний вечер. Захождение
солнца. Небесные
духи спускаются на землю.
Агитаторы оба взаимно были друг другом недовольны, и оба были не в
духе. Для первого шага у них уже было довольно неудач. Ничипоренко, однако, первый нашелся, как ему выйти из такого неприятного положения. Сидя после этого обеда в трактирном нумере у окна, в которое ярко светило спускавшееся к закату
солнце и в которое врывался шум и гром с заречья, где кипела ярмарка, Ничипоренко несколько раз озирался на своего унылого и поникшего головою партнера и, наконец, сказал...
Полотно покрыло мольберт с картиной, а я все сижу перед ним, думая все о том же неопределенном и страшном, что так мучит меня.
Солнце заходит и бросает косую желтую полосу света сквозь пыльные стекла на мольберт, завешенный холстом. Точно человеческая фигура. Точно
Дух Земли в «Фаусте», как его изображают немецкие актеры.
Наука нынче представляет то же зрелище: она достигла высшего призвания своего; она явилась
солнцем всеосвещающим, разумом факта и, следственно, оправданием его; но она не остановилась, не села отдыхать на троне своего величия; она перешла свою высшую точку и указывает путь из себя в жизнь практическую, сознаваясь, что в ней не весь
дух человеческий исчерпан, хотя и весь понят.
А Бурана нашего первый солдат из ружья убил. Не вовсе убил, — помаялся старик еще малое время, да недолго. Пока
солнце за гору село, из старика и
дух вон. Страсть было жалко!..
Одиночеством ли развилась эта крайняя впечатлительность, обнаженность и незащищенность чувства; приготовлялась ли в томительном, душном и безвыходном безмолвии долгих, бессонных ночей, среди бессознательных стремлений и нетерпеливых потрясений
духа, эта порывчатость сердца, готовая, наконец, разорваться или найти излияние; и так должно было быть ей, как внезапно в знойный, душный день вдруг зачернеет все небо, и гроза разольется дождем и огнем на взалкавшую землю, повиснет перлами дождя на изумрудных ветвях, сомнет траву, поля, прибьет к земле нежные чашечки цветов, чтоб потом, при первых лучах
солнца, все, опять оживая, устремилось, поднялось навстречу ему и торжественно, до неба послало ему свой роскошный, сладостный фимиам, веселясь и радуясь обновленной своей жизни…
Духи мрака,
духи хлада,
духи смерти, искони враждебные Солнцу-Яриле, жадно стерегут от людей его дар.
Один только есть у всех существ верный руководитель. Руководитель этот — всемирный
дух, который заставляет каждое существо делать то, что ему должно делать:
дух этот в дереве велит ему расти к
солнцу, в цветке велит ему переходить в семя, в семени велит ему упасть в землю и прорасти. В человеке
дух этот велит ему соединяться любовью с другими существами.
—
Духом не мятись, сердцем не крушись, — выпевала Катенька, задыхаясь почти на каждом слове. — Я, Бог, с тобой, моей сиротой, за болезнь, за страданье
духа дам дарованье!.. Радуйся, веселись, верна-праведная!.. Звезда светлая горит, и восходит месяц ясный, будет, будет день прекрасный, нескончаемый вовек!.. Бог тебя просвятит, ярче
солнца осветит… Оставайся, Бог с тобою, покров Божий над тобою!
Один, только один есть у нас непогрешимый руководитель, всемирный
дух, проникающий нас всех вместе и каждого, как единицу, влагающий в каждого стремление к тому, что должно; тот самый
дух, который в дереве велит ему расти к
солнцу, в цветке велит ему бросить семя к осени и в нас велит нам бессознательно жаться друг к другу».
Человек с трудом принимает победу
солнца над землей,
духа над материей, мужского над женским, личности над коллективом.
— Все! Все! Почему гниль может быть такой красивой и душистой? Как будто парфюмерный магазин, где все дорогие
духи разбились и пролились, и кружится голова, и не хочется уходить, и вдруг —
солнце, ветер, простор… Ах, как хорошо!
Один, только один есть у нас непогрешимый руководитель, Всемирный
Дух, проникающий нас всех вместе и каждого, как единицу, влагающий в каждого стремление к тому, что должно; тот самый
дух, который в дереве велит ему расти к
солнцу, в цветке велит ему бросить себя к осени и в нас велит нам бессознательно жаться друг к другу.
Сильно проигравшись в этот день, Савин был не в
духе, езда же шагом в продолжение почти часа под палящим
солнцем еще сильнее его раздражала, тем более, что из-за этой черепашьей езды он рисковал пропустить игру в клубе.
На другой день граф встал рано и в хорошем расположении
духа. Казалось, что с утренними лучами
солнца, рассеялись его мрачные вечерние думы. Занявшись внимательно своим туалетом и приказав привести себе извозчика, граф поехал в Зимний дворец.
Начнем же, братия, повесть сию
От старого Владимира до нынешнего Игоря.
Натянул он ум свой крепостью,
Изострил он мужеством сердце,
Ратным
духом исполнился
И навел храбрые полки свои
На землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь воззрел на светлое
солнце,
Увидел он воинов своих, тьмой от него прикрытых,
И рек Игорь дружине своей:
«Братия и дружина!
Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.
Сядем же, други, на борзых коней
Да посмотрим синего Дона...
Господню волю исполняя,
До встока
солнца на полях
Скупую ниву раздирая,
Волы томились на браздах;
Как мачиха к чуждоутробным
Исходит с видом всегда злобным,
Рабам так нива мзду дает.
Но
дух свободы ниву греет,
Бесслезно поле вмиг тучнеет;
Себе всяк сеет, себе жнет.
Люди эти видят только ткани, камни, дерево, обделанное людским трудом, и то не при свете
солнца, а при искусственном свете; слышат они только звуки машин, экипажей, пушек, музыкальных инструментов; обоняют они спиртовые
духи и табачный дым; под ногами и руками у них только ткани, камень и дерево; едят они по слабости своих желудков большей частью несвежее и вонючее.