Неточные совпадения
Для нее весь он, со всеми его привычками, мыслями, желаниями, со всем его
душевным и физическим складом, был одно —
любовь к женщинам, и эта
любовь, которая, по ее чувству, должна была быть вся сосредоточена на ней одной,
любовь эта уменьшилась; следовательно, по ее рассуждению, он должен был часть
любви перенести на других или на другую женщину, — и она ревновала.
Недели чрез три, чрез месяц было бы поздно, трудно:
любовь делает неимоверные успехи, это
душевный антонов огонь.
Теперь мальчик не искал уже полного уединения; он нашел то общение, которого не могла ему дать
любовь взрослых, и в минуту чуткого
душевного затишья ему приятна была ее близость.
Прельщенный
душевною паче добротою матери вашея, нежели лепотою лица, я употребил способ верный на взаимную горячность,
любовь искренную.
— Ты давно здесь? — спросил он, прихлебывая пиво. Он чувствовал смутно, что то подражание
любви, которое сейчас должно произойти, требует какого-то
душевного сближения, более интимного знакомства, и поэтому, несмотря на свое нетерпение, начал обычный разговор, который ведется почти всеми мужчинами наедине с проститутками и который заставляет их лгать почти механически, лгать без огорчения, увлечения Или злобы, по одному престарому трафарету.
О
любви тут, конечно, не могло быть речи, но Раиса Павловна была молода, полна сил и переживала опасный
душевный момент, когда настоящее было неизвестно, а будущее темно.
Аннинька пользовалась этим моментом
душевного расслабления своей подруги, забиралась к ней с ногами на кровать и принималась без конца рассказывать о своей
любви, как те глупые птички, которые щебечут в саду на заре от избытка преисполняющей их жизни.
И бог знает почему, вследствие ли
душевной усталости или просто от дорожного утомления, и острог и присутственные места кажутся вам приютами мира и
любви, лачужки населяются Филемонами и Бавкидами, и вы ощущаете в душе вашей такую ясность, такую кротость и мягкость…
Он любил женское общество и имел у женщин успех; но бывал ли когда-нибудь влюблен — сомневаюсь. Мне кажется, настоящая, страстная
любовь нарушила бы его
душевную ясность, и если б даже запала случайно в его сердце, то он, ради спокойствия своего, употребил бы все усилия, чтоб подавить ее.
— Я знаю чему! — подхватила Настенька. — И тебя за это, Жак, накажет бог. Ты вот теперь постоянно недоволен жизнью и несчастлив, а после будет с тобой еще хуже — поверь ты мне!.. За меня тоже бог тебя накажет, потому что, пока я не встречалась с тобой, я все-таки была на что-нибудь похожа; а тут эти сомнения, насмешки… и что пользы? Как отец же Серафим говорит: «Сердце черствеет, ум не просвещается. Только на краеугольном камне веры, страха и
любви к богу можем мы строить наше
душевное здание».
«Да, — сказал я, — люди обокрали мою душу…» Тут я заговорил о моей
любви, о мучениях, о
душевной пустоте… я начал было увлекаться и думал, что повесть моих страданий растопит ледяную кору, что еще в глазах его не высохли слезы…
Но
любовь и
душевная простота, которой недоставало Софье Николавне, научили Алексея Степаныча, — и переждав первый неудержимый порыв, вопль взволнованной души, он начал говорить слова весьма обыкновенные, но прямо выходившие из доброго и простого его сердца, и они мало-помалу если не успокоили Софью Николавну, то по крайней мере привели к сознанию, к пониманию того, что она слышит.
В тяжкое время
душевных мук и телесных страданий Софья Николавна постоянно видела искреннюю
любовь и самоотвержение со стороны Алексея Степаныча.
Испытав всю безграничность, всё увлечение, всё могущество материнской
любви, с которою, конечно, никакое другое чувство равняться не может, Софья Николавна сама смотрела на свое настоящее положение с уважением; она приняла за святой долг сохранением
душевного спокойствия сохранить здоровье носимого ею младенца и упрочить тем его существование, — существование, в котором заключались все ее надежды, вся будущность, вся жизнь.
«Пусть она будет счастлива, пусть она узнает мою самоотверженную
любовь, лишь бы мне ее видеть, лишь бы знать, что она существует; я буду ее братом, ее другом!» И он плакал от умиления, и ему стало легче, когда он решился на гигантский подвиг — на беспредельное пожертвование собою, — и он тешился мыслию, что она будет тронута его жертвой; но это были минуты
душевной натянутости: он менее нежели в две недели изнемог, пал под бременем такой ноши.
Это святые минуты
душевной расточительности, когда человек не скуп, когда он все отдает и сам удивляется своему богатству и полноте
любви.
Разговор этот, само собою разумеется, не принес той пользы, которой от него ждал доктор Крупов; может быть, он был хороший врач тела, но за
душевные болезни принимался неловко. Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе
любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно, имел большую практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой
любви, которая бывает один раз в жизни.
— В столь юные годы!.. На утре жизни твоей!.. Но точно ли, мой сын, ты ощущаешь в душе своей призвание божие? Я вижу на твоем лице следы глубокой скорби, и если ты, не вынося с
душевным смирением тяготеющей над главою твоей десницы всевышнего, движимый единым отчаянием, противным господу, спешишь покинуть отца и матерь, а может быть, супругу и детей, то жертва сия не достойна господа: не горесть земная и отчаяние ведут к нему, но чистое покаяние и
любовь.
Митя замолчал и, сложа крестообразно руки, устремил к небесам взор, исполненный
любви, надежды и
душевного умиления. Помолчав несколько времени, Юрий спросил робким голосом...
Слезы, плывшие в голосе Жервезы и затруднявшие ее пение, разом хлынули целым потоком, со стонами и рыданиями тоски и боязни за свою
любовь и счастье. И чего только, каких только слов могучих, каких
душевных движений не было в этих разрывающих грудь звуках!
Ты видишь след
любви несчастной,
Душевной бури след ужасный...
Таинственные ответы Ольги, иногда ее притворная холодность всё более и более воспламеняли Юрия; он приписывал такое поведение то гордости, то лукавству; но чаще, по недоверчивости, свойственной всем почти любовникам, сомневался в ее
любви… однажды после долгой
душевной борьбы он решился вытребовать у нее полного признанья… или получить совершенный отказ!
Ераст. Нет, не про то самое. Вы теперь всех людей любите и добрые дела постоянно делаете, только одно у вас это занятие и есть, а себя любить не позволяете; но пройдет год или полтора, и вся эта ваша
любовь… я не смею сказать, что она вам надоест, а только зачерствеет, и все ваши добрые дела будут вроде как обязанность или служба какая, а уж
душевного ничего не будет. Вся эта ваша душевность иссякнет, а наместо того даже раздражительность после в вас окажется, и сердиться будете и на себя и на людей.
Если обыкновенному уму трудно вообразить сие неизъяснимое счастие, то всякое чувствительное сердце представит себе
душевное удовольствие нежной Праматери, когда священное потомство Ее расцветало пред нею; когда Она видела пред Собою и совершенство Ангельской красоты, и нравственное совершенство, и надежду
любви Своей, и надежду России!
Узнал, узнал он образ позабытый
Среди
душевных бурь и бурь войны,
Поцеловал он нежные ланиты —
И краски жизни им возвращены.
Она чело на грудь ему склонила,
Смущают Зару ласки Измаила,
Но сердцу как ума не соблазнить?
И как
любви стыда не победить?
Их речи — пламень! вечная пустыня
Восторгом и блаженством их полна.
Любовь для неба и земли святыня,
И только для людей порок она!
Во всей природе дышит сладострастье;
И только люди покупают счастье!
Собственно, мне Софья полюбилась не за силу воли — нет, но в ней, при всей ее сухости, при недостатке живости и воображения, была своего рода прелесть, прелесть прямодушия, честной искренности и чистоты
душевной. Я столько же уважал ее, сколько любил… Мне казалось, что и она ко мне благоволила; разочароваться в ее привязанности, убедиться в ее
любви к другому было мне больно.
Все
душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны; самый порок дышит в них миловидностью; но исчезни она — и женщине нужно быть в двадцать раз умнее мужчины, чтобы внушить к себе если не
любовь, то по крайней мере уважение.
Когда тут, в купе, взгляды наши встретились,
душевные силы оставили нас обоих, я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз; целуя ее лицо, плечи, руки, мокрые от слез, — о, как мы были с ней несчастны! — я признался ей в своей
любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как не нужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить.
— Как зарождается
любовь, — сказал Алехин, — почему Пелагея не полюбила кого-нибудь другого, более подходящего к ней по ее
душевным и внешним качествам, а полюбила именно Никанора, этого мурло, — тут у нас все зовут его мурлом, — поскольку в
любви важны вопросы личного счастья — все это неизвестно и обо всем этом можно трактовать как угодно.
Все ее привычные занятия и интересы вдруг явились перед ней совершенно в новом свете: старая, капризная мать, несудящая
любовь к которой сделалась частью ее души, дряхлый, но любезный дядя, дворовые, мужики, обожающие барышню, дойные коровы и телки, — вся эта, всё та же, столько раз умиравшая и обновлявшаяся природа, среди которой с
любовью к другим и от других она выросла, всё, что давало ей такой легкий, приятный
душевный отдых, — всё это вдруг показалось не то, всё это показалось скучно, ненужно.
Прихоть ли,
любовь ли, упорство ли, но в этот вечер все его
душевные силы были сосредоточены на одном желании — видеть и любить ее.
Недаром же все встречали их с такой
любовью, так сочувствовали их
душевным страданиям, так жалели об их бесплодных усилиях.
Пора, пора!
душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг —
Приди; огнём волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о
любви.
Встают перед
душевными очами ее обольстительные образы тихой, сладкой
любви.
— Здравствуй, Фленушка! — радостно вскликнул он. В голосе его слышались и
любовь, и тревога, и смущенье, и
душевная скорбь.
Обладая этой чистотой для достижения блаженства небесной
любви, надо умерщвлять в себе все помыслы, все желания, все хотенья телесные и
душевные…
Молю же вас и слезно прошу подвизаться в делах христианского милосердия и украшать душу свою посильною милостынею и иными плодами
любви евангельской; паче же всего хранить чистоту
душевную и телесную.
Раскольников любит Соню Мармеладову. Но как-то странно даже представить себе, что это
любовь мужчины к женщине. Становишься как будто двенадцатилетнею девочкою и начинаешь думать, что вся суть
любви только в том, что мужчина и женщина скажут друг другу: «я люблю тебя». Даже подозрения нет о той светлой силе, которая ведет любящих к телесному слиянию друг с другом и через это телесное слияние таинственно углубляет и уярчает слияние
душевное.
Но также есть извращение христианства утверждать исключительно духовную
любовь, отделяя её от
любви душевной, от привязанности к твари, как к конкретному существу.
Обыкновенная
душевная симпатия, сочувствие более походят на
любовь, чем эта теологическая добродетель, более заключает в себе благостности.
Духовное начало, отвлеченное и отрешенное от начала
душевного и телесного, не может породить
любви к живому существу.
Любовь не может быть отвлеченно-духовной, не видящей конкретно-целостную личность,
любовь может быть лишь духовно-душевной, основанной на сращении духовного и
душевного начал жизни.
И противнее всего, что такая стеклянная, окаменевшая
любовь и считалась по преимуществу духовной
любовью и противополагалась личной
любви,
душевной и горячей.
Любовь есть нисхождение, внедрение духовного в
душевное и телесное.
Такая одинаковая, не знающая личности
любовь и есть то, что Розанов назвал стеклянной
любовью и что в святоотеческой литературе иногда называют духовной
любовью,
любовью, отвлеченной от мира
душевного, от всякой индивидуальности и конкретности.
Тут нет своего, барского, тонкого вкуса, нет
любви к вещам, заработанным умом, бойким умом и знанием людей, их
душевной немощи и грязи, их глупости, скаредности, алчности…
Но зачем же одни проходят быстро, а другие медленно? Зачем старик, засохший, закостеневший нравственно, неспособный, по нашему взгляду, исполнять закон жизни — увеличение
любви — живет, а дитя, юноша, девушка, человек во всей силе
душевной работы, умирает, — выходит из условий этой плотской жизни, в которой, по нашему представлению, он только начинал устанавливать в себе правильное отношение к жизни?
Понимание
любви как исключительно духовной, не заключающей в себе никакого
душевного элемента, есть извращение
любви.
Духовная
любовь, в которой не будет уже ничего
душевного и человеческого, будет последним результатом аскетического пути, до которого почти никто не доходит.
Но это совсем не означает, что в человеке есть как бы духовная природа наряду с природой
душевной и телесной, это значит, что душа и тело человека могут вступить в иной, высший порядок духовного существования, что человек может перейти из порядка природы в порядок свободы, в царство смысла, из порядка раздора и вражды в порядок
любви и соединения.