Неточные совпадения
Утро. Сквозь шторы пробивается свет. Семейные и дамы ушли… Бочонок давно пуст… Из «мертвецкой» слышится храп. Кто-то из художников пишет яркими красками с натуры: стол с неприбранной посудой, пустой «Орел» высится среди опрокинутых рюмок, бочонок с открытым краном, и, облокотясь на стол, дремлет «
дядя Володя».
Поэт «среды» подписывает рисунок на законченном протоколе...
— Ну да, знаешь вот эту эпиграмму, что Лев Пушкин [Лев Пушкин — так ошибочно назван
дядя А.С.Пушкина,
поэт Василий Львович Пушкин (1767—1830), которому принадлежит эпиграмма:], кажется, написал, что какой вот стихотворец был? «А сколько ему лет?» — спрашивал Феб. — «Ему пятнадцать лет», — Эрато отвечает. — «Пятнадцать только лет, не более того, — так розгами его!»
— Да, да! чьи стихи? — всполошился
дядя. — Должно быть, умный
поэт написал, — не правда ль, Фома?
И стал мой
дядя веселый, речистый: пошел вспоминать про Брюллова, как тот, уезжая из России, и платье, и белье, и обувь по сю сторону границы бросил; про Нестора Васильевича Кукольника, про Глинку, про актера Соленика и Ивана Ивановича Панаева, как они раз, на Крестовском, варили такую жженку, что у прислуги от одних паров голова кругом шла; потом про Аполлона Григорьева со Львом Меем, как эти оба
поэта, по вдохновению, одновременно друг к другу навстречу на Невский выходили, и потом презрительно отозвался про нынешних литераторов и художников, которые пить совсем не умеют.
Ведь весь вопрос стоял просто и ясно и только касался способа, как мне добыть кусок хлеба, но простоты не видели, а говорили мне, слащаво округляя фразы, о Бородине, о святом огне, о
дяде, забытом
поэте, который когда-то писал плохие и фальшивые стихи, грубо обзывали меня безмозглою головой и тупым человеком.
Твой прадед Полознев, генерал, сражался при Бородине, дед твой был
поэт, оратор и предводитель дворянства,
дядя — педагог, наконец, я, твой отец, — архитектор!
О, какое наслаждение испытывал я, повторяя сладостные стихи великого
поэта, и с каким восторгом слушал меня добрый
дядя, конечно не подозревавший, что память его любимца, столь верная по отношению к рифмованной речи, — прорванный мешок по отношению ко всему другому.
Ах,
дядя, перестаньте! Вы всех окончательно спугнете… Господа! Обновим наш разговор… (
Поэту.) Вы прочтете нам что-нибудь, не правда ли?
Я знал эту тяжелую прозу почти наизусть, и хотя все хвалили меня, но мне казалось, что
дядя лучше, проще, вернее моего выражает тоскливый бред полупомешанного
поэта.
Чарский был один из коренных жителей Петербурга. Ему не было еще тридцати лет; он не был женат; служба не обременяла его. Покойный
дядя его, бывший виц-губернатором в хорошее время, оставил ему порядочное имение. Жизнь его могла быть очень приятна; но он имел несчастие писать и печатать стихи. В журналах звали его
поэтом, а в лакейских сочинителем.