— Ладно! Я возьму… — сказал он наконец и тотчас вышел вон из комнаты. Решение взять у дяди деньги было неприятно ему; оно унижало его в своих глазах. Зачем ему сто рублей? Что можно сделать с ними? И он подумал, что, если б
дядя предложил ему тысячу рублей, — он сразу перестроил бы свою беспокойную, тёмную жизнь на жизнь чистую, которая текла бы вдали от людей, в покойном одиночестве… А что, если спросить у дяди, сколько досталось на его долю денег старого тряпичника? Но эта мысль показалась ему противной…
Неточные совпадения
Любаша бесцеремонно прервала эту речь,
предложив дяде Мише покушать. Он молча согласился, сел к столу, взял кусок ржаного хлеба, налил стакан молока, но затем встал и пошел по комнате, отыскивая, куда сунуть окурок папиросы. Эти поиски тотчас упростили его в глазах Самгина, он уже не мало видел людей, жизнь которых стесняют окурки и разные иные мелочи, стесняют, разоблачая в них обыкновенное человечье и будничное.
Но из его рассказов Самгин выносил впечатление, что
дядя Миша
предлагает звать народ на помощь интеллигенции, уставшей в борьбе за свободу народа.
— Ах,
дядя! да ведь мы… актрисы! вы сами же сейчас
предлагали мне «очиститься»!
— Нет,
дядя, напрасно вы и
предлагаете!
Дядя Марк подвинул к нему рукою отброшенные книги,
предлагая...
— Ну, врёшь! — сказал
дядя,
предложив мне идти домой, а поп отскочил в угол и свернулся там на кресле, видимо, рассердясь, мне сунул руку молча, а
дяде и головой не кивнул.
— Фома! не твоему благородству я удивляюсь, — продолжал
дядя в восторге, — но тому, как мог я быть до такой степени груб, слеп и подл, чтобы
предложить тебе деньги при таких условиях?
— Вы предчувствовали? Настасья Евграфовна, еще один вопрос. Я, конечно, не имею ни малейшего права, но решаюсь
предложить вам этот последний вопрос для общего блага. Скажите — и это умрет во мне — скажите откровенно:
дядя влюблен в вас или нет?
— Повторяю, Фома, ты не понял! — кричал
дядя, бледнея все более и более. — Я
предлагаю руку, Фома, я ищу своего счастья…
Одно в этом письме было ясно:
дядя серьезно, убедительно, почти умоляя меня,
предлагал мне как можно скорее жениться на прежней его воспитаннице, дочери одного беднейшего провинциального чиновника, по фамилии Ежевикина, получившей прекрасное образование в одном учебном заведении, в Москве, на счет
дяди, и бывшей теперь гувернанткой детей его.
От вздохов
дяди, от грустного его лица у Ильи защемило сердце, он тихо
предложил...
Жадов. Ведь я тебя люблю, я для тебя готов на все на свете… Но что ты мне
предлагаешь!.. Ужасно!.. Нет, надо подумать. Да, да, да, да… подумать надо… надо подумать… Ну, а если я не пойду к
дяде, ты уйдешь от меня?
Опасность эта была тем вероятнее, что
дяде невозможно было скрывать капризов своей жены: все замечали, что Александра Ярославовна частенько по целым дням не говорила с мужем ни одного слова и даже не отвечала на его вопросы, которые он ей
предлагал, чтобы скрыть существующие неудовольствия.
Напротив,
дядя Гро объявит тебя героем и гением, когда с помощью людей, которых мы тебе дадим, вернешься ты завтра утром и
предложишь ему вот этот банковый билет.
Накануне ухода из С.-Франциско на «Коршуне» праздновали годовщину выхода из Кронштадта, и в этот день капитан был приглашен обедать в кают-компанию. Перед самым обедом Володя получил письмо от дяди-адмирала и приказ о производстве его в гардемарины. Он тотчас же оделся в новую форму и встречен был общими поздравлениями. За обедом капитан
предложил тост за нового гардемарина и просил старшего офицера назначить его начальником шестой вахты.
Он был счастлив, что все там благополучно, что все здоровы — и няня не жалуется на ломоту в руках, и
дядя не ворчит на ревматизм; он жалел, что не может повидать всех своих, но если бы ему
предложили теперь вернуться в Петербург и остаться там, он ни за что не принял бы такого предложения.
Дядя Ерошка
предлагает Оленину добыть ему красавицу Оленин стыдит его, говорит, что это грех.
В Москве одна родственница (жена
дяди, со стороны матери моей), старушка, жившая на свою ренту, сама
предложила мне шестьсот рублей, тогдашними шестипроцентными билетами.
Вчера примкнули староносовцы, где Дядя-Белый. Через три дня предстояла получка. Дядя-Белый
предложил присоединиться после получки. Поднялись крики, упреки!
Пришел и хозяин дома, муж кузины, коренастый брюнет, толстый, резкий в движениях, совсем не похожий на свой титул, смахивающий скорее на купца средней руки. Он
предложил закусить. В кабинете у него сидело еще трое мужчин. Ждали Гаярина и
дядю княгини, графа Заварова, недавно поступившего на покой, — одну из самых крупных личностей прошлого десятилетия.
— Что ж, сам государь тебе
предложил,
дядя, снова поступить на службу?