Неточные совпадения
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон
Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне
в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка
есть… Эй, фон
Зон, не упускай своего счастия!
— Ну не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон
Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон
Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти его, Ваня, весело
будет. Он тут как-нибудь
в ногах полежит. Полежишь, фон
Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон
Зон!..
— Нет, ты фон
Зон. Ваше преподобие, знаете вы, что такое фон
Зон? Процесс такой уголовный
был: его убили
в блудилище — так, кажется, у вас сии места именуются, — убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили
в ящик, закупорили и из Петербурга
в Москву отослали
в багажном вагоне, за нумером. А когда заколачивали, то блудные плясавицы
пели песни и играли на гуслях, то
есть на фортоплясах. Так вот это тот самый фон
Зон и
есть. Он из мертвых воскрес, так ли, фон
Зон?
Но вместе с этим чувством вступления
в зону бóльшей свободы у меня
было чувство тоски расставания на неопределенное время со своей родиной.
— Именно, сударь, так! — подтвердил и Очищенный, — меня, когда я под следствием по делу об убийстве
Зона прикосновенным
был, не раз этак буживали. Встанешь, бывало, сейчас это водки, закуски на стол поставишь, покажешь свою совесть — и опять заснул! Однажды даже меня
в острог после этого повели — я и там крепко-прекрепко заснул!
Сообщалось от правительства, что
в случае, если гадов не удастся удержать
в двухсотверстной
зоне от столицы, она
будет эвакуирована
в полном порядке.
Вообще неясно,
есть ли
в представлениях Η. Φ. Федорова какое-либо место метаистории «жизни будущего века», отделенной онтологической катастрофой от нынешнего
зона.
В этом смысле единичная человеческая жизнь и
есть некоторый частный
зон, подобный историческому
зону.
Поэтому и
в окончательном отношении к учению Федорова ощущается невольная противоречивость: при всей неприемлемости, даже чудовищности «проекта» он не может
быть и просто отринут, ибо с ним связано нечто интимное и нужное [Невольно напрашивается на сопоставление с федоровским «проектом общего дела» эсхатологическая мечта Скрябина о создании мистерии, вернее, о художественной подготовке такого мистериального действа, которое должно положить конец этому
зону и явиться гранью между двумя космическими периодами.
Абсолютный ее идеал дан
в христианстве, где обещано, как предварение, «тысячелетнее царство Христово» [См.: Откр. 20:6.] на этой земле, а за порогом этого
зона — «царствие Его, которому не
будет конца» [Неточная цитата из Евангелия от Луки: «Царству Его не
будет конца» (1:33).].
Воскрешение мертвых, поставленное как предельная цель для хозяйственной воли,
есть вообще ложная задача, ибо
в ней
в плоскости временности ставится то, что находится за временем, по крайней мере этим временем нашего
зона.
(Мы имеем лишь определенное указание Церкви, что до конца мира,
в этом
зоне, злые духи
будут упорствовать
в своей злобе.)
Но «князь мира сего» не
есть нейтральное лицо, помещенное
в нейтральную
зону между царством Божьим и царством дьявола, это
есть лицо
в высшей степени агрессивное и наступательное, всегда посягающее на свободу духа и на сферу царства Божия.