Неточные совпадения
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о том, что она
желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась и так убедительно доказала, что
лучше Левина ничего не может
быть на свете, что графиня Нордстон должна
была признать это и в присутствии Кити без улыбки восхищения уже не встречала Левина.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чем бы то ни
было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего
хорошего, что
есть в нем, и видеть в нем одно дурное;
есть люди, которые, напротив, более всего
желают найти в этом счастливом сопернике те качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного
хорошего.
— О, нет! — сказала Долли. — Первое время
было неудобно, а теперь всё прекрасно устроилось благодаря моей старой няне, — сказала она, указывая на Матрену Филимоновну, понимавшую, что говорят о ней, и весело и дружелюбно улыбавшуюся Левину. Она знала его и знала, что это
хороший жених барышне, и
желала, чтобы дело сладилось.
― Только бы
были лучше меня. Вот всё, чего я
желаю. Вы не знаете еще всего труда, ― начал он, ― с мальчиками, которые, как мои,
были запущены этою жизнью за границей.
Жизнь, казалось,
была такая, какой
лучше желать нельзя:
был полный достаток,
было здоровье,
был ребенок, и у обоих
были занятия.
— Нет, ты мне всё-таки скажи… Ты видишь мою жизнь. Но ты не забудь, что ты нас видишь летом, когда ты приехала, и мы не одни… Но мы приехали раннею весной, жили совершенно одни и
будем жить одни, и
лучше этого я ничего не
желаю. Но представь себе, что я живу одна без него, одна, а это
будет… Я по всему вижу, что это часто
будет повторяться, что он половину времени
будет вне дома, — сказала она, вставая и присаживаясь ближе к Долли.
— Вы опасный человек! — сказала она мне, — я бы
лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите
лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не
будет очень трудно.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич, я бы очень, очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на предметы, то
есть, поймите меня, как бы это вам сказать, то
есть лучше сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания и, так сказать, мечты, если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом, я бы
желала…
— А так-с, надо-с. Сегодня-завтра я отсюда съеду, а потому
желал бы ей сообщить… Впрочем,
будьте, пожалуй, и здесь, во время объяснения. Тем даже
лучше. А то вы, пожалуй, и бог знает что подумаете.
Бальзаминова. Какой странный сон! Уж очень прямо; так что-то даже неловко: «Я вас люблю и обожаю»… Хорошо, как так и наяву выдет, а то ведь сны-то больше всё наоборот выходят. Если бы она ему сказала: «Господин Бальзаминов, я вас не люблю и вашего знакомства не
желаю», — это
было бы гораздо
лучше.
— Батюшки мои, — отвечает старушка, — да какое же мне в этом утешение, что не мне одной худо
будет? Я голубчики, гораздо
лучше желала, чтобы и мне и всем другим хорошо
было.
Я прибежал к Ламберту. О, как ни
желал бы я придать логический вид и отыскать хоть малейший здравый смысл в моих поступках в тот вечер и во всю ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить дело в надлежащей ясной связи. Тут
было чувство или,
лучше сказать, целый хаос чувств, среди которых я, естественно, должен
был заблудиться. Правда, тут
было одно главнейшее чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться ли в нем? Тем более что я не уверен…
Я никого не люблю, да это и
лучше; но я
желаю всем счастья, всем, и ему первому, и пусть он узнает про это… даже сейчас же, мне
было бы очень приятно…
Действительно, нет
лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта с тонким ароматом. Плод этот, когда
поспеет, надо
есть ложечкой. Если не ошибаюсь, по-испански он называется нона. Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич, в котором изъявил удовольствие, что второй раз уже угощает далеких и редких гостей,
желал счастливого возвращения и звал вторично к себе.
— Разумеется,
есть всякие. Разумеется, жалеешь. Другие ничего не спускают, а я, где могу, стараюсь облегчить. Пускай
лучше я пострадаю, да не они. Другие, как чуть что, сейчас по закону, а то — стрелять, а я жалею. — Прикажете? Выкушайте, — сказал он, наливая еще чаю. Она кто, собственно, — женщина, какую видеть
желаете? — спросил он.
В чувстве этом
было и то, что предложение Симонсона разрушило исключительность его поступка, уменьшало в глазах своих и чужих людей цену жертвы, которую он приносил: если человек, и такой
хороший, ничем не связанный с ней,
желал соединить с ней судьбу, то его жертва уже не
была так значительна.
Пользуясь
хорошим расположением хозяина, Бахарев заметил, что он
желал бы переговорить о деле, по которому приехал. При одном слове «дело» Ляховский весь изменился, точно его ударили палкой по голове. Даже жалко
было смотреть на него, — так он съежился в своем кресле, так глупо моргал глазами и сделал такое глупое птичье лицо.
Федор же Павлович на все подобные пассажи
был даже и по социальному своему положению весьма тогда подготовлен, ибо страстно
желал устроить свою карьеру хотя чем бы то ни
было; примазаться же к
хорошей родне и взять приданое
было очень заманчиво.
Отец рано заметил, что она стала показывать ему предпочтение перед остальными, и, человек дельный, решительный, твердый, тотчас же, как заметил, объяснился с дочерью: «Друг мой, Катя, за тобою сильно ухаживает Соловцов; остерегайся его: он очень дурной человек, совершенно бездушный человек; ты с ним
была бы так несчастна, что я
желал бы
лучше видеть тебя умершею, чем его женою, это
было бы легче и для меня, и для тебя».
— Как? Я вам сейчас скажу. Он с самого первого дня, как приехал в Петербург, очень сильно
желал увидеться с вами; но ему казалось, что
лучше будет, если он отложит знакомство до той поры, когда приедет к вам не один а с невестою или женою. Ему казалось, что вам приятнее
будет видеть его с нею, нежели одного. Вы видите, что наша свадьба произошла из его желания познакомиться с вами.
Бьюмонт стал очень часто бывать у Полозовых. «Почему ж? — думал старик: — подходящая партия. Конечно, Катя прежде могла бы иметь не такого жениха. Но ведь она и тогда
была не интересантка и не честолюбивая. А теперь
лучше и
желать нельзя».
— Да, да, поздравляю, — повторял Стабровский. — У меня
был Прохоров, но я его не принял. Ничего, подождет. Его нужно выдержать. Теперь мы
будем предписывать условия. Заметьте, что не в наших интересах топить его окончательно, да я и не люблю этого. Зачем? Тем более что я совсем и не
желаю заниматься винокуренным делом… Только статья дохода — не больше того. А для него это
хороший урок.
Я
лучше желаю, чтобы во младых летах ваших вы
были распутны, расточительны, наглы, нежели сребролюбивы или же чрезмерно бережливы, щеголеваты, занимаяся более убранством, нежели чем другим.
Она призналась, что сама давно
желала спросить дружеского совета, что мешала только гордость, но что теперь, когда лед разбит, ничего и не могло
быть лучше.
Вы, может
быть,
желаете похвалиться ловкостью ваших изысканий, выставить пред нами и пред князем, какой вы
хороший следователь, сыщик?
— Я не мог найти здесь увертюру Оберона, — начал он. — Беленицына только хвасталась, что у ней вся классическая музыка, — на деле у ней, кроме полек и вальсов, ничего нет; но я уже написал в Москву, и через неделю вы
будете иметь эту увертюру. Кстати, — продолжал он, — я написал вчера новый романс; слова тоже мои. Хотите, я вам
спою? Не знаю, что из этого вышло; Беленицына нашла его премиленьким, но ее слова ничего не значат, — я
желаю знать ваше мнение. Впрочем, я думаю,
лучше после.
Главное приятное известие, что матушка здорова, то
есть в том
хорошем положении, которого мы
лучше желать не смеем…
Грустно подумать, что мы расстались до неизвестного времени; твоя деревня, как говорится, мне шибко не нравится; не смею предлагать тебе Туринска, где, может
быть, тоже тоска, но
лучше бы вместе доживать век. По крайней мере устройся так, чтобы
быть с Трубецкими: они душевно этого
желают. Ребиндер хотел на этот счет поговорить с твоей сестрой — пожалуйста, не упрямься.
— Мой муж… я его не осуждаю и не
желаю ему вредить ни в чьем мнении, но он подлец, я это всегда скажу… я это скажу всем, перед целым светом. Он, может
быть, и
хороший человек, но он подлец… И нигде нет защиты! нигде нет защиты!
Время проходит. Исправно
Учится мальчик всему —
Знает историю славно
(Лет уже десять ему),
Бойко на карте покажет
И Петербург, и Читу,
Лучше большого расскажет
Многое в русском быту.
Глупых и злых ненавидит,
Бедным
желает добра,
Помнит, что слышит и видит…
Дед примечает: пора!
Сам же он часто хворает,
Стал ему нужен костыль…
Скоро уж, скоро узнает
Саша печальную
быль…
Вихров начал учить всех почти с голосу, и его ли в этом случае внушения
были слишком велики, или и участвующие сильно
желали как можно
лучше сыграть, но только все они очень скоро стали подражать ему.
— Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо
лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не
желаем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен
будет вам дать в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили; ни один не оставался.
— Да кто же может, кто? — толковал ему Живин. — Все мы и
пьем оттого, что нам дела настоящего,
хорошего не дают делать, — едем, черт возьми, коли ты
желаешь того.
— Чем нам, господа, перепираться в пустом словопрении, — сказал он, — не
лучше ли
выпить чего-нибудь… Чего вы
желаете?
— Вот что, молодой мой друг, — начал он, серьезно смотря на меня, — нам с вами эдак продолжать нельзя, а потому
лучше уговоримся. Я, видите ли, намерен
был вам кое-что высказать, ну, а вы уж должны
быть так любезны, чтобы согласиться выслушать, что бы я ни сказал. Я
желаю говорить, как хочу и как мне нравится, да по-настоящему так и надо. Ну, так как же, молодой мой друг,
будете вы терпеливы?
Одним словом, все шло как нельзя
лучше желать, и ни о каких признаках, предвещающих пришествие Антошки homo novus, не
было и в помине.
— Господа, я полагаю,
лучше будет выслушать самих крестьян, а потом уже продолжать дебаты, — предложил Прейн,
желая спасти Родиона Антоныча от разгромления.
— Надо говорить о том, что
есть, а что
будет — нам неизвестно, — вот! Когда народ освободится, он сам увидит, как
лучше. Довольно много ему в голову вколачивали, чего он не
желал совсем, —
будет! Пусть сам сообразит. Может, он захочет все отвергнуть, — всю жизнь и все науки, может, он увидит, что все противу него направлено, — как, примерно, бог церковный. Вы только передайте ему все книги в руки, а уж он сам ответит, — вот!
Павел и Андрей почти не спали по ночам, являлись домой уже перед гудком оба усталые, охрипшие, бледные. Мать знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей
было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая отдельных рабочих, разгоняя группы и порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти
желала этого — это
было бы
лучше для них, казалось ей.
— Как не живы — живут; только один-от, на старости лет, будто отступился, стал вино
пить, табак курить; я, говорит, звериному образу подражать не
желаю, а
желаю, говорит, с
хорошими господами завсегда компанию иметь; а другой тоже прощенья приезжал ко мне сюда просить, и часть мою, что мне следовало, выдал, да вот и племянницу свою подарил… я, сударь, не из каких-нибудь…
— То
есть… ваше благородие
желаете знать, каков я таков человек
есть? — сказал он, спотыкаясь на каждом слове, — что ж, для нас объясниться дело не мудреное… не прынц же я, потому как и одеяния для того приличного не имею, а
лучше сказать, просто-напросто, я исключенный из духовного звания причетник, сиречь овца заблудшая… вот я каков человек
есть!
Тут же кстати, к великому своему огорчению, Софья Михайловна сделала очень неприятные открытия. К француженке-бонне ходил мужчина, которого она рекомендовала Братцевой в качестве брата. А так как Софья Михайловна
была доброй родственницей, то
желала, чтобы и живущие у нее тоже имели
хорошие родственные чувства.
— Да, представьте; это
лучше будет, и скажите, что вы уже мне говорили и что я
желаю, чтоб он напомнил мне завтра.
Оне только и скажут на то: «Ах, говорит, дружок мой, Михеич, много, говорит, я в жизни моей перенесла горя и перестрадала, ничего я теперь не
желаю»; и точно: кабы не это, так уж действительно какому ни на
есть господину
хорошему нашей барышней заняться можно: не острамит, не оконфузит перед публикой! — заключил Михеич с несколько лукавой улыбкой, и, точно капли кипящей смолы, падали все слова его на сердце Калиновича, так что он не в состоянии
был более скрывать волновавших его чувствований.
— Палагея Евграфовна приготовила нам решительно римский ужин, — сказал Калинович,
желая еще раз сказать любезность экономке; и когда стали садиться за стол, непременно потребовал, чтоб она тоже села и не вскакивала. Вообще он
был в очень
хорошем расположении духа.
— Князь здесь, — проговорил, наконец, прапорщик, подведя ее к двери со стеклами. —
Желаю вам воспользоваться приятным свиданием, а себя поручаю вашему высокому вниманию, — заключил он и, отворив дверь, пустил туда даму, а сам отправился в караульню, чтоб помечтать там на свободе, как он
будет принят в такой
хороший дом.
— Ну, вот ты пишешь, что я очень добр и умен — может
быть, это и правда, может
быть, и нет; возьмем
лучше середину, пиши: «Дядя мой не глуп и не зол, мне
желает добра…»
— А! издевается! Не с тех ли пор ты разлюбил Крылова, как увидел у него свой портрет! A propos! знаешь ли, что твоя будущая слава, твое бессмертие у меня в кармане? но я
желал бы
лучше, чтоб там
были твои деньги: это вернее.
— Да, ты не поверишь, как мне
было неприятно, — говорил я в тот же день вечером Дмитрию,
желая похвастаться перед ним чувством отвращения к мысли о том, что я наследник (мне казалось, что это чувство очень
хорошее), — как мне неприятно
было нынче целых два часа пробыть у князя.
Несмотря, однако, на эту, в то время для меня непреодолимо отталкивающую, внешность, я, предчувствуя что-то
хорошее в этих людях и завидуя тому веселому товариществу, которое соединяло их, испытывал к ним влеченье и
желал сблизиться с ними, как это ни
было для меня трудно.