Неточные совпадения
Еще подбавил Филюшка…
И всё тут! Не годилось бы
Жене побои мужнины
Считать; да уж
сказала я:
Не скрою ничего!
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» —
сказал Филипп.
А я не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
— Я не
сказала тебе вчера, — начала она, быстро и тяжело дыша, — что, возвращаясь домой с Алексеем Александровичем, я объявила ему всё…
сказала, что я не могу быть его
женой, что… и всё
сказала.
— Отчего же вы не любите мужа? Он такой замечательный человек, —
сказала жена посланника. — Муж говорит, что таких государственных людей мало в Европе.
— Ну полно, Саша, не сердись! —
сказал он ей, робко и нежно улыбаясь. — Ты была виновата. Я был виноват. Я всё устрою. — И, помирившись с
женой, он надел оливковое с бархатным воротничком пальто и шляпу и пошел в студию. Удавшаяся фигура уже была забыта им. Теперь его радовало и волновало посещение его студии этими важными Русскими, приехавшими в коляске.
— Славу Богу, —
сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с
женой.
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось
сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо
сказал: «поцелуйте
жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ―
сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
Быть
женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. Кроме того, она почти была уверена, что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он
скажет, и то, что он не
скажет.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, —
сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся
жене, как должен улыбнуться муж, встречая
жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
— Я больше тебя знаю свет, —
сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и
жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
— Но как, Алексей, научи меня, как? —
сказала она с грустною насмешкой над безвыходностью своего положения. — Разве есть выход из такого положения? Разве я не
жена своего мужа?
Другое разочарование и очарование были ссоры. Левин никогда не мог себе представить, чтобы между им и
женою могли быть другие отношения, кроме нежных, уважительных, любовных, и вдруг с первых же дней они поссорились, так что она
сказала ему, что он не любит ее, любит себя одного, заплакала и замахала руками.
— Молодая
жена, — улыбаясь
сказал Степан Аркадьич.
— Весьма трудно ошибаться, когда
жена сама объявляет о том мужу. Объявляет, что восемь лет жизни и сын — что всё это ошибка и что она хочет жить сначала, —
сказал он сердито, сопя носом.
Левин
сказал жене, что он верит, что она желала ехать, только чтобы быть полезною, согласился, что присутствие Марьи Николаевны при брате не представляет ничего неприличного; но в глубине души он ехал недовольный ею и собой.
— Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, —
сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к
жене.
— Очень рад, —
сказал он холодно, — по понедельникам мы принимаем. — Затем, отпустив совсем Вронского, он
сказал жене: — и как хорошо, что у меня именно было полчаса времени, чтобы встретить тебя и что я мог показать тебе свою нежность, — продолжал он тем же шуточным тоном.
«Что-нибудь еще в этом роде»,
сказал он себе желчно, открывая вторую депешу. Телеграмма была от
жены. Подпись ее синим карандашом, «Анна», первая бросилась ему в глаза. «Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее», прочел он. Он презрительно улыбнулся и бросил телеграмму. Что это был обман и хитрость, в этом, как ему казалось в первую минуту, не могло быть никакого сомнения.
— По страсти? Какие у вас антидилювиальные мысли! Кто нынче говорит про страсти? —
сказала жена посланника.
— Я думаю, тебе остаться, Александр, —
сказала жена.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему»,
сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем выше ценил себя, чем чаще были примеры
жен, изменяющих своим мужьям.
— Да, да, — отвернувшись и глядя в открытое окно,
сказала Анна. — Но я не была виновата. И кто виноват? Что такое виноват? Разве могло быть иначе? Ну, как ты думаешь? Могло ли быть, чтобы ты не была
жена Стивы?
— Очень рад, —
сказал он и спросил про
жену и про свояченицу. И по странной филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице Свияжского связывалась с браком, ему представилось, что никому лучше нельзя рассказать своего счастья, как
жене и свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
— Разве я не вижу, как ты себя поставил с
женою? Я слышал, как у вас вопрос первой важности — поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит. Мужчина должен быть независим, у него есть свои мужские интересы. Мужчина должен быть мужествен, —
сказал Облонский, отворяя ворота.
— Как не поедем? — покраснев и тотчас же закашлявшись,
сказал Петров, отыскивая глазами
жену. — Анета, Анета! — проговорил он громко, и на тонкой белой шее его, как веревки, натянулись толстые жилы.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, —
сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше
скажу: моя
жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с
женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
— Ну, что, дичь есть? — обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший каждому
сказать приветствие. — Мы вот с ним имеем самые жестокие намерения. — Как же, maman, они с тех пор не были в Москве. — Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, — на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он
жене, еще раз целуя ее руку, удерживая ее в своей и по трепливая сверху другою.
— Если свет не одобряет этого, то мне всё равно, —
сказал Вронский, — но если родные мои хотят быть в родственных отношениях со мною, то они должны быть в таких же отношениях с моею
женой.
— Совсем нет, отчего ты так презираешь нас с Матвеем? —
сказал Степан Аркадьич, улыбаясь чуть заметно и обращаясь к
жене.
― Вот он меня портит, ―
сказал Львов
жене, ― уверяет меня, что наши дети прекрасные, когда я знаю, что в них столько дурного.
— Да, я понимаю, что положение его ужасно; виноватому хуже, чем невинному, —
сказала она, — если он чувствует, что от вины его всё несчастие. Но как же простить, как мне опять быть его
женою после нее? Мне жить с ним теперь будет мученье, именно потому, что я люблю свою прошедшую любовь к нему…
— Ты
сказал, чтобы всё было, как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до больного места. — Но я женат, и поверь, что, узнав одну свою
жену (как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их тысячи.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к
жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и
скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
― Ах, Кити мне поручила что-то переговорить с вами об Облонском, ―
сказал он, когда Львов остановился на лестнице, провожая
жену и его.
— Это ужасно! —
сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! —
сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею
женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно
сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, —
сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? —
сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к
жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
Левин ничего не ответил. Выйдя в коридор, он остановился. Он
сказал, что приведет
жену, но теперь, дав себе отчет в том чувстве, которое он испытывал, он решил, что, напротив, постарается уговорить ее, чтоб она не ходила к больному. «За что ей мучаться, как я?» подумал он.
— Перемена главная та, что она привезла с собою тень Алексея Вронского, —
сказала жена посланника.
— Ну, хорошо. Понято, —
сказал Степан Аркадьич. — Так видишь ли: я бы позвал тебя к себе, но
жена не совсем здорова. А вот что: если ты хочешь их видеть, они, наверное, нынче в Зоологическом Саду от четырех до пяти. Кити на коньках катается. Ты поезжай туда, а я заеду, и вместе куда-нибудь обедать.
— Вот и правда, —
сказал Сергей Иванович. — Да и вперед простись с медвежьею охотой, —
жена не пустит!
— Я о тебе всё знал через
жену, —
сказал Серпуховской. — Я рад, что ты часто видал ее.
«Нет, это не может так оставаться», решительно
сказал себе Алексей Александрович, выйдя от
жены.
— Что это от вас зависит, — повторил он. — Я хотел
сказать… я хотел
сказать… Я за этим приехал… что… быть моею
женой! — проговорил он, не зная сам, что̀ говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел на нее.
— А мы cousins [двоюродные] с вашею
женой, да и старые знакомые, —
сказал Васенька Весловский, опять крепко-крепко пожимая руку Левина.
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была
жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это
сказали в Москве?
— Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не могли обвинить вас… чтобы вы не видали его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоваться правами честной
жены, не исполняя ее обязанностей. Вот всё, что я имею
сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома.
— Неужели это возможно, чтобы мы были как муж с
женою, одни, своею семьей с тобой? —
сказала она, близко вглядываясь в его глаза.
Говорят, я знаю, мужья рассказывают
женам свою прежнюю жизнь, но Стива…. — она поправилась — Степан Аркадьич ничего не
сказал мне.
Левин уже привык теперь смело говорить свою мысль, не давая себе труда облекать ее в точные слова; он знал, что
жена в такие любовные минуты, как теперь, поймет, что он хочет
сказать, с намека, и она поняла его.