Неточные совпадения
Лили стала купаться, и для Дарьи Александровны сбылись хотя отчасти ее ожидания, хотя не спокойной, но удобной деревенской
жизни.
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слезы
лью;
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою.
Погибнешь, милая; но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь,
Ты негу
жизни узнаешь,
Ты пьешь волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перед тобой
Твой искуситель роковой.
Жизнь мою можно уподобить петербургскому климату: сегодня оттепель, с крыш капель
льет, на улицах почти полая вода, а завтра двадцатиградусный мороз гвоздит…
Шли в Сибирь, шли в солдаты, шли в работы на заводы и фабрики;
лили слезы, но шли… Разве такая солидарность со злосчастием мыслима, ежели последнее не представляется обыденною мелочью
жизни? И разве не правы были жестокие сердца, говоря: „Помилуйте! или вы не видите, что эти люди живы? А коли живы — стало быть, им ничего другого и не нужно“…
Ни к чему не думал он притронуться; глаза его без всякого участия, без всякой
жизни глядели в окно, обращенное в двор, где грязный водовоз
лил воду, мерзнувшую на воздухе, и козлиный голос разносчика дребезжал: «Старого платья продать».
Ой, леса, лесочки, хмелевые ночки!.. Видишь ты, синее звездистое небо, как Яр-Хмель-молодец по Матушке-Сырой Земле гуляет, на совет да на любовь молодых людей сближает?.. Видишь ты, небо, все ты слышишь, все: и страстный шепот, и тайные, млеющие речи… Щедро, ничего не жалея,
жизнью и счастьем
льешь ты на землю, жизнью-любовью ты
льешь… Праведное солнце!.. Ты корень, источник
жизни, взойди, взгляни, благослови!..
* //………
Дождик
лил тогда
В три погибели.
На корню дожди
Озимь выбили.
И на энтот год
Не шумела рожь.
То не
жизнь была,
А в печенки нож. //………
Наташа бросается к обезумевшей матери, ласкает ее, твердит бессмысленные ласкательные слова и через слова эти
льет в душу матери любовь и
жизнь.
Реви всем животом!
Дуй,
лей, греми и жги!
Чего щадить меня? Огонь и ветер,
И гром и дождь — не дочери мои!
B жестокости я вас не укоряю:
Я царства вам не отдавал при
жизни,
Детьми моими вас не называл.
— Разбит, утомлен душой, на сердце гнетущая тоска, а ты изволь садиться и писать! И это называется
жизнью?! Отчего еще никто не описал того мучительного разлада, который происходит в писателе, когда он грустен, но должен смешить толпу, или когда весел, а должен по заказу
лить слезы? Я должен быть игрив, равнодушно-холоден, остроумен, но представьте, что меня гнетет тоска или, положим, я болен, у меня умирает ребенок, родит жена!
С сестрой Антонина Сергеевна никогда не имела общей
жизни. Детство они провели врозь — Лидию. отдали в тот институт, где теперь
Лили, замуж она выходила, когда Гаярин засел в деревне; ее первого мужа сестра даже никогда не видала. И второй ее брак состоялся вдали от них. Она почти не расставалась с Петербургом, ездила только за границу, на воды, и в Биарриц, да в Париж, исключительно для туалетов.
— С тех пор, как московские тираны выволокли его из родных стен и принудили постричься в Муроме; напрасно я старалась подкупить стражу,
лила золото, как воду, они не выпустили его из заключения и доныне, не дозволили иметь при себе моих сокровищ для продовольствия в иноческой
жизни… Но к чему клонится твой вопрос? Нет ли о нем какой весточки? — с трепетным волнением проговорила она.
Савин нанял эту виллу, по настоянию
Лили, которой надоела
жизнь в гостиницах во время странствования по Италии.
— С тех пор, как московские тираны выволокли его в цепях из родных стен и принудили постричься в Муроме; напрасно я старалась подкупить стражу,
лила золото как воду, они не выпустили его из заключения и доныне, не дозволили иметь при себе моих сокровищ для продовольствия в тяжкой иноческой
жизни… Но к чему клонится твой вопрос? Нет ли о нем какой весточки? — с трепетным волнением проговорила она.