Неточные совпадения
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня на всю
жизнь несчастным сделать, но я тот удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел
мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности.
Гораздо более злостными оказываются последствия, которые влечет за собой «система». В этом случае детская
жизнь подтачивается в самом корне, подтачивается безвозвратно и неисправимо, потому что на помощь системе являются
мастера своего дела — педагоги, которые служат ей не только за страх, но и за совесть.
Сквозь автоматическую оболочку порой, однако, прорывается что-то из другой
жизни. Он любит рассказывать о прошлом. В каждом классе есть особый
мастер, умеющий заводить Лемпи, как часовщик заводит часы. Стоит тронуть какую-то пружину, — старик откладывает скучный журнал, маленькие глазки загораются масленистым мерцанием, и начинаются бесконечные рассказы…
Не говоря уже о писарях, чертежниках и хороших
мастерах, которым по роду их занятий жить в тюрьме не приходится, на Сахалине немало семейных каторжников, мужей и отцов, которых непрактично было бы держать в тюрьмах отдельно от их семей: это вносило бы немалую путаницу в
жизнь колонии.
И представлял государю, что у аглицких
мастеров совсем на всё другие правила
жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем другой смысл.
— Извините меня, маменька, но мне кажется, что все это только фантазии ваши, и напрасно вы с этим делом обратились ко мне ("это она Федьке весь капитал-то при
жизни еще передать хочет!" — шевельнулось у него в голове)! Вы лучше обратились бы к Сенечке: он на эти дела
мастер; он и пособолезновал бы с вами, и натолковался бы досыта, и предположений бы всяких наделал!
Дядя увидит и в свою очередь разыграет впоследствии перед ним, опытным
мастером, роль жалкого ученика; он узнает, к удивлению своему, что есть иная
жизнь, иные отличия, иное счастье, кроме жалкой карьеры, которую он себе избрал и которую навязывает и ему, может быть, из зависти.
— Теньер Давид (1610–1690) — фламандский художник,
мастер бытовой живописи.] полная хлопотливой, семейной
жизни.
А слыхал я о них еще во времена моей бродяжной
жизни, в бессонные ночи, на белильном заводе, от великого
мастера сказки рассказывать, бродяги Суслика, который сам их видал и в бывальщине о Степане Тимофеиче рассказывал, как атамана забрали, заковали, а потом снова перековали и в новых цепях в Москву повезли, а старые в соборе повесили для устрашения…
— В первой, ученической, степени масонам преподавались правила любви и справедливости, которыми каждому человеку необходимо руководствоваться в
жизни; во второй их учили, как должно бороться со своими страстями и познавать самого себя, и в третьей, высшей степени
мастера, они подготовлялись к концу
жизни, который есть не что иное, как долженствующее для них вскоре настать бессмертие.
Эта жалость к людям и меня все более беспокоит. Нам обоим, как я сказал уже, все
мастера казались хорошими людьми, а
жизнь — была плоха, недостойна их, невыносимо скучна. В дни зимних вьюг, когда все на земле — дома, деревья — тряслось, выло, плакало и великопостно звонили унылые колокола, скука вливалась в мастерскую волною, тяжкой, как свинец, давила на людей, умерщвляя в них все живое, вытаскивая в кабак, к женщинам, которые служили таким же средством забыться, как водка.
Мастера храпят, мычат во сне, кто-то бредит, захлебываясь словами, на полатях выкашливает остатки своей
жизни Давидов. В углу, телом к телу, валяются окованные сном и хмелем «рабы божие» Капендюхин, Сорокин, Першин; со стен смотрят иконы без лиц, без рук и ног. Душит густой запах олифы, тухлых яиц, грязи, перекисшей в щелях пола.
Но в то же время я видел, что желание жить лучше ни к чему не обязывает, ничего не изменяет в
жизни мастерской, в отношениях
мастеров друг к другу.
Во всех этих прогулках и увеселениях сначала постоянно участвовал Алексей Степаныч; но успокоенный состоянием здоровья своей больной, видя ее окруженною обществом и общим вниманием, он начал понемногу пользоваться свободными часами: деревенская
жизнь, воздух, чудная природа разбудили в нем прежние его охоты; он устроил себе удочки и в прозрачных родниковых речках, которых было довольно около Алкина, принялся удить осторожную пеструшку и кутему; даже хаживал иногда с сеткою за перепелами, ловить которых Федор Михеев, молодой муж Параши, был большой
мастер и умел делать перепелиные дудки.
Молодой доктор был
мастер лечить женские болезни; пациентки были от него без ума; лечил он от всего пиявками и красноречиво доказывал, что не только все болезни — воспаление, но и
жизнь есть не что иное, как воспаление материи; о Круциферском он отзывался с убийственным снисхождением; словом, он вошел в моду.
— Вы как же думаете… Я знаю, что вы поступать не
мастер, но я хочу знать, как вы думаете: нужно идти против всех предрассудков, против всего, что несогласно с моим разумом и с моими понятиями о
жизни?
Мне теперь думается, да и прежде в
жизни, когда приходилось слышать легкомысленный отзыв о религии, что она будто скучна и бесполезна, — я всегда думал: «вздор мелете, милашки: это вы говорите только оттого, что на
мастера не попали, который бы вас заинтересовал и раскрыл вам эту поэзию вечной правды и неумирающей
жизни».
Наконец, разве ее вина, что судьба заставила ее жить в дрянной среде, из которой, может быть, Домна Осиповна несколько и усвоила себе; но не его ли была обязанность растолковывать ей это постепенно, не вдруг, с кротостью и настойчивостью педагога, а не рубить вдруг и сразу прекратить всякие отношения?» Какой
мастер был Бегушев обвинять себя в большей части случаев
жизни, мы видели это из предыдущего.
— Да-с, Крестьян Иванович. Я, Крестьян Иванович, хоть и смирный человек, как я уже вам, кажется, имел честь объяснить, но дорога моя отдельно идет, Крестьян Иванович. Путь
жизни широк… Я хочу… я хочу, Крестьян Иванович, сказать этим… Извините меня, Крестьян Иванович, я не
мастер красно говорить.
Мы, крепостных дел
мастера, не могли быть таковыми, во-первых, потому, что людей, однажды уже ославленных в качестве выслуживших срок, было бы странно вновь привлекать к деятельному столпослужению, а во-вторых, и потому, что, как я уже сказал выше, над всей нашей крепостной
жизнью тяготел только один решительный принцип: как только допущены будут разъяснения, расчленения и расследования, так тотчас же все мы пропали!
Она объяснила, что
жизнь совсем не так проста, как это казалось нам, крепостных дел
мастерам, что, напротив того, она представляет сплошную цепь больших и малых «принципов», которые постоянно и ревниво надлежит держать перед глазами, дабы благополучно провести свою ладью к желанной пристани.
Нил(задумчиво). Да, глупости! На это я
мастер… Ну, она потрезвее меня… Она — тоже любит
жизнь… такой внимательной, спокойной любовью… Знаешь, мы с ней великолепно будем жить! Мы оба — смелые… и если захотим чего — достанем! Да, мы с ней достанем… Она какая-то… новорожденная… (Смеется.) Мы с ней прекрасно будем жить!
Новая каста людопасов не состоялась; пасти людей стало труднее; люди смотрят на ученых дел
мастеров как на равных, как на людей, да еще как на людей, не дошедших до полной
жизни, а пробавляющихся одной обителью из многих.
Но пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться
мастера и охотники угодничать и «награжденья брать и весело пожить», пока сплетни, безделье, пустота будут господствовать не как пороки, а как стихии общественной
жизни, — до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчалиных и других, нужды нет, что с самой Москвы стерся тот «особый отпечаток», которым гордился Фамусов.
А я
мастер молча говорить, я всю
жизнь мою проговорил молча и прожил сам с собою целые трагедии молча.
По нашим соображениям вышло, что книжка Марка Вовчка верна русской действительности, что рассказы его касаются чрезвычайно важных сторон народной
жизни и что в легких набросках его мы встречаем штрихи, обнаружившие руку искусного
мастера и глубокое, серьезное изучение предмета.
«За границу»-Липецкие знакомства-Беготня по Парижу-Вырубов-Возвращение в Латинский квартал-Театры Наполеоно III-Французкая комедия-Французкие драматурги-Русские в Париже-Привлекательность Парижа-Литтре-Мои кредиторы не дремали-Работа в газетах-Сансон-Театральные профессора-Театральная критика-Гамбетта-Рикур-Наполеон III-Шнейдер-Онегин-В Лондоне-Английские манеры-Нормандия-Возвращение в Париж-"Жертва вечерняя"-Разнообразие парижской жизни-Гамбетта-Гамбетта, Рошфор, Фавр-Тьер-Французские литераторы-Лабуле-Сорбонна-Тэн-Повальное жуирство-О русских эмигрантах-Газетные мастера-Опять Лондон-Лондонская громадина-Луи Блан-Блан и Марлей-Джордж Элиот-Милль-Дизраэли-Спенсер-Театральный мир Лондона-Английские актеры-Контрасты мировой культуры-В Лондоне все ярче-Английское искусство-Английские увеселения-На континент
Он все знал, начал указывать ей на портреты работы старых русских
мастеров. И фамилий она таких никогда не слыхала. Постояли они потом перед этюдами Иванова. Рубцов много ей рассказывал про этого художника, про его
жизнь в Италии, спросил: помнит ли она воспоминания о нем Тургенева? Тася вспомнила и очень этому обрадовалась. Также и про Брюллова говорил он ей, когда они стояли перед его вещами.
— Вы мало знаете нашу
жизнь. Ничего в ней веселого нету. Все время от всех зависишь, — раб какой-то. Сегодня на работе, а завтра сокращение, завтра не потрафил
мастеру, шепнули из полиции, — и ступай за ворота. А дома ребята есть просят… Унижают эти страдания, подлецом делают человека…