Неточные совпадения
Что будет с бедной девушкою?» Я отвечал, что до Белогорской крепости недалеко и что вероятно его превосходительство не замедлит
выслать войско для освобождения бедных ее
жителей.
— Тоську в Буй
выслали. Костромской губернии, — рассказывал он. — Туда как будто раньше и не ссылали, черт его знает что за город,
жителя в нем две тысячи триста человек. Одна там, только какой-то поляк угряз, опростился, пчеловодством занимается. Она — ничего, не скучает, книг просит. Послал все новинки — не угодил! Пишет: «Что ты смеешься надо мной?» Вот как… Должно быть, она серьезно втяпалась в политику…
— А
жители? Какая простота нравов, гостеприимство! Странствуешь точно с Улиссом к одному из гостеприимных царей-пастырей, которые
выходили путникам навстречу, угощали…
Английское правительство хотело помочь горю и послало целый груз неохотников — ссыльных; но
жители Капштата толпою
вышли на пристань и грозили закидать их каменьями, если они
выйдут на берег.
— Что за место, что за
жители! — говорили мы, — не веришь Базилю Галлю, а
выходит на поверку, что он еще скромен.
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный
житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда леса были целы — жить было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка сказать: май в половине, а из полушубков не
выходим!
Мы
вышли в экскурсию после обеда и, подойдя к горе, стали подыматься по глинистым обвалам, взрытым лопатами
жителей и весенними потоками. Обвалы обнажали склоны горы, и кое-где из глины виднелись высунувшиеся наружу белые, истлевшие кости. В одном месте деревянный гроб выставлялся истлевшим углом, в другом — скалил зубы человеческий череп, уставясь на нас черными впадинами глаз.
Вторая копия у меня
вышла лучше, только окно оказалось на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными
жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
Когда всё было готово, начальник велел
выйти первому из тех 12 человек, на которых указал помещик, как на самых виноватых. Первый вышедший был отец семейства, уважаемый в обществе сорокалетний человек, мужественно отстаивавший права общества и потому пользовавшийся уважением
жителей. Его подвели к скамье, обнажили его и велели ему ложиться.
Он не ответил,
вышел в соседнюю комнату и, провозясь там порядочно времени, вернулся, одетый как прибрежный
житель, так что от его светского великолепия осталось одно лицо.
Мы только что прошли какой-то город и
вышли на луг, где уже расположился шедший впереди нас первый полк. Местечко было хорошее: с одной стороны река, с другой — старая чистая дубовая роща, вероятно место гулянья для
жителей городка. Был хороший теплый вечер; солнце садилось. Полк стал; составили ружья. Мы с Житковым начали натягивать палатку; поставили столбики; я держал один край полы, а Житков палкой забивал колышек.
— Ах, извините; я всё забываю, что вы все-таки не здешний
житель. На нашего исправника. Очень смешная
вышла эпиграмма. Иван Ильич, ты, кажется, ее помнишь?
Но вечером, как смерклось, завыли собаки, и тут же на беду поднялся ветер и завыл в трубы, и такой страх нашел на всех
жителей дворни, что у кого были свечи, те зажгли их перед образом; кто был один в угле, пошел к соседям проситься ночевать, где полюднее, а кому нужно было
выйти в закуты, не пошел и не пожалел оставить скотину без корму на эту ночь.
Анютка и Машка остались без шубы и армяка, дававших им возможность, хоть поочередно,
выходить на улицу, и потому принуждены были только около дома в одних платьях делать круги с усиленною быстротою, чем не мало стесняли всех
жителей флигеря, входивших и выходивших.
Автор, не выезжая из Москвы 30 лет, написал ее по слухам, а не по собственному личному убеждению, следствием чего было во-первых то, что он неосновательно обвинял современных писателей в пристрастии и умышленном оскорблении провинциальных
жителей, будто бы терпящих напраслины, и во-вторых, то, что все, написанное в защиту провинциального быта,
вышло бледно, неверно, высказано без убеждения и наполнено общими местами; к тому же и содержание некоторых мелких статей — слишком мелко.
Но в семи тысячах
жителей Окурова и Заречья был один человек, относившийся к поэту серьезно: каждый раз, когда Сима, получив от Лодки спешно-деловую ласку,
выходил из «раишка», — у ворот его останавливал квадратный Четыхер.
Он как будто не замечал своего дикарства; напротив, в нем родилось какое-то радостное чувство, какое-то охмеление, как у голодного, которому после долгого поста дали пить и есть; хотя, конечно, странно было, что такая мелочная новость положения, как перемена квартиры, могла отуманить и взволновать петербургского
жителя, хотя б и Ордынова; но правда и то, что ему до сих пор почти ни разу не случалось
выходить по делам.
Люди считали мать Беко колдуньей. Она никуда не
выходила из своего жилища, точно боялась солнечного света. Зато к ней охотно шли темные, наивные
жители бедного квартала. Она гадала им на картах, зернах кукурузы и кофейной гуще.
Жители и все власти, начиная с губернатора до мелких чиновников,
выходили далеко на дорогу для встречи князя и с трепетом ждали этого земного полубога.
Доверенность
жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободно, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и
выходить трудно, а входить еще труднее.
Ужас объял всех. Новобрачные спешили в другую комнату, а навстречу им — штык-юнкер Готтлиг, особенно преданный цейгмейстеру, с известием, что комендант с несколькими офицерами перебрался уже на ту сторону и прислал сказать, что у него идут переговоры о сдаче замка на выгоднейших условиях: гарнизону и
жителям местечка предоставлен свободный выход; имущество и честь их обезопасены; только солдаты должны сдать оружие победителям и
выходить из замка с пулями во рту.
Темничник Раввула как только
вышел от Милия, так сейчас же велел согнать всех дроворубов для заготовления хвороста, а когда те пошли рубить хворост,
жители Аскалона узнали, что предполагается пал, и устремились толпами к темнице, чтобы видеть, когда будут выводить на барки невольников.
Алпатыч
вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания
жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в 5-м часу приказал открыть Наполеон по городу, из 130-ти орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
В силу указов Екатерины, раскольники, получив полные гражданские права и свободу богослужения по старым книгам, во множестве добровольно воротились из-за границы, куда толпами уходили во время преследований,
вышли из лесов и скитов и явились
жителями городов.
Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенною подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых
выходят жители, но что французы их не трогают.
И действительно, навстречу правителю скакал из города вестник с письмом, которое еще до грозы принес голубь из Мемфиса: Нил разлился, и
жители Фив уже
вышли на кровли.