Неточные совпадения
Все тверже и тверже укреплялась в нем мысль, что если бы действительно этот
загадочный вчерашний
человек, этот призрак, явившийся из-под земли, все знал и все видел, — так разве дали бы ему, Раскольникову, так стоять теперь и спокойно ждать?
Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению,
люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, — и в главных участниках один лектор всемирной истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и
загадочной…
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий
человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь,
загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
Такие добрые
люди способны на все; они вообще явление
загадочное и едва ли нормальное.
Обломов тихо погрузился в молчание и задумчивость. Эта задумчивость была не сон и не бдение: он беспечно пустил мысли бродить по воле, не сосредоточивая их ни на чем, покойно слушал мерное биение сердца и изредка ровно мигал, как
человек, ни на что не устремляющий глаз. Он впал в неопределенное,
загадочное состояние, род галлюцинации.
Ангел-хранитель невидимо ограждал? бабушкина судьба берегла ее? или… что?» Что бы ни было, а он этому
загадочному «или» обязан тем, что остался честным
человеком.
В этом
человеке было много
загадочного; казалось, какие-то громадные силы угрюмо покоились в нем, как бы зная, что раз поднявшись, что сорвавшись раз на волю, они должны разрушить и себя и все, до чего ни коснутся; и я жестоко ошибаюсь, если в жизни этого
человека не случилось уже подобного взрыва, если он, наученный опытом и едва спасшись от гибели, неумолимо не держал теперь самого себя в ежовых рукавицах.
Она стала, действительно, несколько недоверять этому мало знакомому
человеку, высказавшему
загадочное желание разузнавать о семействе, с которым, по словам, он не был знаком, и однако же опасался познакомиться по какой-то неуверенности, что знакомство с ним будет приятно этому семейству.
Тогда-то узнал наш кружок и то, что у него были стипендиаты, узнал большую часть из того о его личных отношениях, что я рассказал, узнал множество историй, далеко, впрочем, не разъяснявших всего, даже ничего не разъяснявших, а только делавших Рахметова лицом еще более
загадочным для всего кружка, историй, изумлявших своею странностью или совершенно противоречивших тому понятию, какое кружок имел. о нем, как о
человеке, совершенно черством для личных чувств, не имевшем, если можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни.
У ябедника Антония был брат Фортунат. Образ жизни он вел
загадочный, часто куда-то отлучался и пропадал надолго с гарнолужского горизонта. Водился он с цыганами, греками и вообще сомнительными
людьми «по лошадиной части». Порой к гарнолужскому табуну нивесть откуда присоединялись дорогие статные лошади, которые также таинственно исчезали. Многие качали при этом головами, но… пан Фортунат был
человек обходительный и любезный со всеми…
Но этот
загадочный странник всегда хотел обосновать и укрепить жизнь
людей и обществ на незыблемых объективных началах и всегда выражал это обоснование в рациональных схемах.
Это был
загадочный, противоречивый
человек, о нем возможны самые противоположные суждения, и из него вышли самые противоположные течения.
Многие
люди, которым приходилось видеть самоубийц за несколько часов до их ужасной смерти, рассказывают, что в их облике в эти роковые предсмертные часы они замечали какую-то
загадочную, таинственную, непостижимую прелесть. И все, кто видели Женьку в эту ночь и на другой день в немногие часы, подолгу, пристально и удивленно останавливались на ней взглядом.
Гении, заключенные то в колодезе, то в глиняном сосуде,
люди, превращенные в животных, очарованные рыбы, черная собака, которую сечет прекрасная Зобеида и потом со слезами обнимает и целует… сколько
загадочных чудес, при чтении которых дух занимался в груди!
Какая
загадочная, запутанная среда! И какое жалкое положение «дурака» среди этих тоже не умных, но несомненно сноровистых и хищных
людей!
— Вам кажется, господин? Но скажите по совести: может ли быть
человек сыт и пьян, получая в день одну порцию селянки, составленной из веществ
загадочных и трудноваримых, и две рюмки водки, которые буфетчик с намерением не долиивает до краев?
Тоска овладела нами, та тупая, щемящая тоска, которая нападает на
человека в предчувствии
загадочной и ничем не мотивированной угрозы.
Репортеры обегали весь город, и в редакции являлись разные лица, видевшие в разных местах странных
людей, навлекавших подозрение в тожественности с
загадочным дикарем.
Оставалась, стало быть, четвертая и последняя категория «злых», категория
людей «политически неблагонадежных». Но едва мы приступили к определению признаков этой категории, как с нами вдруг ни с того ни с сего приключился озноб. Озноб этот еще более усилился, когда мы встретились с прикованными к нам взорами наших консерваторов. Эти взоры дышали злорадством и иронией и сопровождались улыбками самого
загадочного свойства…
Но это-то именно и наполняет мое сердце каким-то
загадочным страхом. По мнению моему, с таким критериумом нельзя жить, потому что он прямо бьет в пустоту. А между тем
люди живут. Но не потому ли они живут, что представляют собой особенную породу
людей, фасонированных ad hoc [для этой именно цели (лат.)] самою историей,
людей, у которых нет иных перспектив, кроме одной: что, может быть, их и не перешибет пополам, как они того всечасно ожидают…
Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с безумными и незрячими глазами и с повисшею нижнею челюстью
человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В. И. Персиков, открывший
загадочный красный луч», — гласила подпись под рисунком. Ниже, под заголовком «Мировая загадка», начиналась статья словами...
На правой стороне
человек, носивший имя Лазарь Норман, расписался двадцать четыре раза с хвостиками и всеобъемлющими росчерками. Еще кто-то решительно зачеркнул рукописание Нормана и в самом низу оставил
загадочные слова: «Что знаем мы о себе?»
Времени не стало, как бы в пространство превратилось оно, прозрачное, безвоздушное, в огромную площадь, на которой все, и земля, и жизнь, и
люди; и все это видимо одним взглядом, все до самого конца, до
загадочного обрыва — смерти.
Последним преступлением его, установленным точно, было убийство трех
человек и вооруженное ограбление; а дальше уходило в
загадочную глубину его темное прошлое.
Но еще более
загадочным кажется то, что, несмотря ни на какие умертвия, пропащий
человек все-таки еще жив состоит.
Этот
загадочный для меня
человек настолько коротко сошелся с моей прислугой, что не только ел и пил, но даже, по временам, ночевал у меня на кухне…
Вот разве одно это только и может казаться в судьбах Бенни
загадочным, но на это-то
загадочное обстоятельство никто из много рассуждавших о Бенни
людей ни разу не обратил внимания.
Вопросы страшные безотходны: куда ни отвернется несчастный, они перед ним, писанные огненными буквами Даниила, и тянут куда-то вглубь, и сил нет противостоять чарующей силе пропасти, которая влечет к себе
человека загадочной опасностью своей.
— И даже весь
человек может превратиться в льдину, то есть перестанет быть
человеком, — ответил я, опять улыбнувшись. Настроение моего спутника казалось мне все более
загадочным.
Загоскин хотел представить, каким опасностям подвергается молодой
человек, добрый, слабый и неопытный, вступая в испорченное светское общество; всю его порчу хотел он сосредоточить в одном лице, в каком-то
загадочном бароне Брокене, придав этому искусителю, кроме ума и разных дарований, что-то фантастическое и дьявольское.
Живут какие-то
загадочные существа, быть может,
люди, быть может, что-нибудь другое, и дом принадлежит им.
Он уже перешагнул
загадочную грань и теперь вступал — одинокий, беспомощный и слабый — в таинственный мир, полный ночных ужасов, крови и опасностей. И в этом чудовищном мире была только одна власть — власть сидевшего с ним рядом странного, непонятного, ничего не боящегося
человека.
Если бы вдруг, сразу, окаменел город со всеми
людьми, которые идут и едут, остановилось солнце, замерла листва и замерло все, — он, вероятно, имел бы такой же странный характер незавершенного стремления, внимательного ожидания и
загадочной готовности к чему-то.
И Сазонка, чувствуя, что это именно то, чего не хватало ему для полного спокойствия, почтительно охватил тонкие пальчики своей здоровенной лапищей, подержал их и со вздохом отпустил. Было что-то печальное и
загадочное в прикосновении тонких горячих пальчиков: как будто Сениста был не только равным всем
людям на свете, но и выше всех и всех свободнее, и происходило это от того, что принадлежал он теперь неведомому, но грозному и могучему хозяину. Теперь его можно было назвать Семеном Ерофеевичем.
Его поведение,
загадочное для всякого постороннего
человека, для Баргамота, изучившего душу пушкаря вообще и подлую Гараськину натуру в частности, было вполне ясно.
Действительно, было что-то грандиозное и словно бы
загадочное в этой дикой мощи рассвирепевшей стихии, с которой боролась горсточка
людей, управляемая одним
человеком — капитаном, на маленьком корвете, казавшемся среди необъятного беснующегося моря какой-то ничтожной скорлупкой, поглотить которую, казалось, так легко, так возможно.
И преклоняется
человек, потому что нет сил нести себя, и нечем жить. Надевает на лицо маску, страстно старается убедить себя, что это и есть его лицо. Но вдруг нечаянно спадает маска, открывается на миг подлинное лицо, — и слышны странные
загадочные речи...
Далека от
человека жизнь природы; «духом немым и глухим» полна для него эта таинственная жизнь. Далеки и животные. Их нет вокруг
человека, ом не соприкасается душою с их могучею и
загадочною, не умом постигаемою силою жизни. Лишь редко, до странности редко является близ героев Достоевского то или другое животное, — и, боже мой, в каком виде! Искалеченное, униженное и забитое, полное того же мрака, которым полна природа.
Загадочными окольными путями
человек приходит к тому, что готов снова подставить голову под страдания, за которые сейчас только проклинал божество, и добровольно надевает на руку железное кольцо of цепи, которою был окован.
И если сила почитания
загадочного бога все же не ослабевала, а даже усиливалась, то причину этого теперь следует видеть в другом: за изменчивого в своих настроениях, страдающего от жизни бога жадно ухватилась душа
человека, потому что бог этот отображал существо собственной души человеческой — растерзанной, неустойчивой, неспособной на прочное счастье, не умеющей жить собственными своими силами.
Значит, опять —
человек есть нечто, что должно преодолеть. Но какое же тогда утверждение жизни без ограничений, утверждение ко всему
загадочному и странному? Ограничение вводится огромное: устранение всякого физиологического самопротиворечия, цельность, строгая гармоничность и согласованность всех жизненных инстинктов… Но где же тогда бездны, осененные таким решительным благословением Заратустры?
Именно
человек и есть то
загадочное в мире существо, из мира необъяснимое, через которое только и возможен прорыв к самому бытию.
Но древний
человек и древняя жизнь были безмерно таинственнее и
загадочнее, чем это представляется антропологам и социологам.
Человек есть существо
загадочное не только потому, что он не есть продукт процессов природного мира, что он есть Божье творение, дитя Божье, но и потому, что он есть дитя свободы, что он вышел из бездны бытия, из ничто.
И Юрасов, бледный, печальный, одиноко стоявший на зыбкой площадке вагона, тревожно почувствовал эту стихийную необъятную думу, и от прекрасных, молчаливо-загадочных полей на него повеяло тем же холодом отчуждения, как от
людей в вагоне.
Эти
люди, беспокойные, торопливые, с толчкообразными движениями, вздрагивающие при каждом стуке, постоянно ищущие чего-то позади себя, старающиеся избытком жестикуляции заполнить ту
загадочную пустоту, куда им страшно заглянуть, — были новые, чужие
люди, которых я не знал.
«Жизнь хороша!»… Сотни веков
люди ломают себе голову, как умудриться принять эту
загадочную жизнь. Обманывают себя, создают религии, философские системы, сходят с ума, убивают себя. А дело совсем просто, — жизнь, оказывается, хороша! Как же
люди этого не заметили?
В этом промежутке, как шакалы, отставших подстерегали жители опустошенной нами страны, эти зловеще молчаливые
люди с
загадочными, бесстрастными лицами.
И опять ее глаза с тем же вопросом медленно уставились в темноту. И мне казалось, я вижу, как под этим робким взглядом в сумраке складываются и волнуются смутные,
загадочные силы, цепко опутавшие всю жизнь беспомощного
человека.
— Они совсем не
загадочные, мой друг, — ответил доктор, — когда я узнал из истории литературы, что гений Шекспира был оценен его соотечественниками лишь два века спустя после его смерти, когда я читал о страданиях и лишениях великих
людей: Гомера, Данте, Торквато-Тассо, Велисария, Овидия, умершего в изгнании, Мильтиада, окончившего свои дни в темнице, и всех других, которых я не перечисляю — я сам тоже подумал, что слава — это дым, и был готов относиться к ней с таким же, как ты, презрением…