Неточные совпадения
Дойдя до поворота во вчерашнюю улицу, он с мучительною тревогой
заглянул в нее, на тот
дом… и тотчас же отвел глаза.
Заглянув случайно, одним глазом,
в лавочку, он увидел, что там, на стенных часах, уже десять минут восьмого. Надо было и торопиться, и
в то же время сделать крюк: подойти к
дому в обход, с другой стороны…
— Стой, братцы! Это — из Варавкина
дома. — Он схватил Клима за правую руку,
заглянул в лицо его, обдал запахом теплой водки и спросил: — Верно? Ну — по совести?
Клим первым вышел
в столовую к чаю,
в доме было тихо, все, очевидно, спали, только наверху, у Варавки, где жил доктор Любомудров, кто-то возился. Через две-три минуты
в столовую
заглянула Варвара, уже одетая, причесанная.
«Пролетарская солидарность или — страх, что товарищи вздуют?» — иронически подумал Самгин, а носильщик сбоку одним глазом
заглянул в его лицо, движением подбородка указав на один из
домов, громко сказал...
— Нет, что из дворян делать мастеровых! — сухо перебил Обломов. — Да и кроме детей, где же вдвоем? Это только так говорится, с женой вдвоем, а
в самом-то деле только женился, тут наползет к тебе каких-то баб
в дом.
Загляни в любое семейство: родственницы, не родственницы и не экономки; если не живут, так ходят каждый день кофе пить, обедать… Как же прокормить с тремя стами душ такой пансион?
Так проходили дни. Илья Ильич скучал, читал, ходил по улице, а
дома заглядывал в дверь к хозяйке, чтоб от скуки перемолвить слова два. Он даже смолол ей однажды фунта три кофе с таким усердием, что у него лоб стал мокрый.
Райский хотел было пойти сесть за свои тетради «записывать скуку», как увидел, что дверь
в старый
дом не заперта. Он
заглянул в него только мельком, по приезде, с Марфенькой, осматривая комнату Веры. Теперь вздумалось ему осмотреть его поподробнее, он вступил
в сени и поднялся на лестницу.
Он взял фуражку и побежал по всему
дому, хлопая дверями,
заглядывая во все углы. Веры не было, ни
в ее комнате, ни
в старом
доме, ни
в поле не видать ее, ни
в огородах. Он даже поглядел на задний двор, но там только Улита мыла какую-то кадку, да
в сарае Прохор лежал на спине плашмя и спал под тулупом, с наивным лицом и открытым ртом.
Он
заглянул к бабушке: ее не было, и он, взяв фуражку, вышел из
дома, пошел по слободе и добрел незаметно до города, продолжая с любопытством вглядываться
в каждого прохожего, изучал
дома, улицы.
Загляни в старый
дом, на предков: постыдись хоть их!
Подле отеля был новый двухэтажный
дом, внизу двери открыты настежь. Мы
заглянули: магазин. Тут все: шляпы, перчатки, готовое платье и проч. Торгуют голландцы.
В местечке учреждены банки и другие общественные заведения.
Отдельная комната для старшей дочери была самым обидным новшеством для Марьи Степановны и, как бельмо, всегда мозолила ей глаза. Она никогда не
заглядывала сюда, как и на половину мужа. У Верочки не было своей комнаты, да она и не нуждалась
в ней, околачиваясь по всему
дому.
Прохожие, торопливо сновавшие по тротуарам Нагорной улицы, с завистью
заглядывали в окна бахаревского
дома, где все дышало полным довольством и тихим семейным счастьем.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот
в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно
в него
заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас
в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих,
в каком он был состоянии духа,
в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть
дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова
в убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Тут начались расспросы именно из таких, на которые Смердяков сейчас жаловался Ивану Федоровичу, то есть все насчет ожидаемой посетительницы, и мы эти расспросы здесь опустим. Чрез полчаса
дом был заперт, и помешанный старикашка похаживал один по комнатам,
в трепетном ожидании, что вот-вот раздадутся пять условных стуков, изредка
заглядывая в темные окна и ничего
в них не видя, кроме ночи.
Господский
дом в «Уголке» почти совсем развалился, а средств поправить его не было. Крыша протекала; стены
в комнатах были испещрены следами водяных потоков; половицы колебались; из окон и даже из стен проникал ветер. Владелицы никогда прежде не
заглядывали в усадьбу; им и
в голову не приходило, что они будут вынуждены жить
в такой руине, как вдруг их постигла невзгода.
Наступила ростепель. Весна была ранняя, а Святая — поздняя,
в половине апреля. Солнце грело по-весеннему; на дорогах появились лужи; вершины пригорков стали обнажаться; наконец прилетели скворцы и населили на конном дворе все скворешницы. И
в доме сделалось светлее и веселее, словно и
в законопаченные кругом комнаты
заглянула весна. Так бы, кажется, и улетел далеко-далеко на волю!
Тогда полиция не
заглядывала сюда, да и после, когда уже существовала сыскная полиция, обходов никаких не было, да они ни к чему бы и не повели — под
домом были подземные ходы, оставшиеся от водопровода, устроенного еще
в екатерининские времена.
У Бубновых
в доме было попрежнему. Та же Прасковья Ивановна, тот же доктор, тот же умильный братец и тот же пивший мертвую хозяин.
В последнее время Прасковья Ивановна как-то особенно ласково
заглядывала на Галактиона и каждый раз упрашивала его остаться или как-нибудь посидеть вечерком.
Каждую пятницу Цыганок запрягал
в широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок, тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал на базар покупать провизию. Иногда он не возвращался долго. Все
в доме беспокоились, подходили к окнам и, протаивая дыханием лед на стеклах,
заглядывали на улицу.
Вера Лебедева, впрочем, ограничилась одними слезами наедине, да еще тем, что больше сидела у себя
дома и меньше
заглядывала к князю, чем прежде, Коля
в это время хоронил своего отца; старик умер от второго удара, дней восемь спустя после первого.
Лет пять спустя, однажды, Афанасий Иванович, проездом, вздумал
заглянуть в свое поместье и вдруг заметил
в деревенском своем
доме,
в семействе своего немца, прелестного ребенка, девочку лет двенадцати, резвую, милую, умненькую и обещавшую необыкновенную красоту;
в этом отношении Афанасий Иванович был знаток безошибочный.
Петр Елисеич, конечно, был
дома и обрадовался старому сослуживцу, которого не знал куда и посадить. Нюрочка тоже ластилась к гостю и все
заглядывала на него. Но Ефим Андреич находился
в самом угнетенном состоянии духа, как колесо, с которого сорвался привод и которое вертелось поэтому зря.
На Крутяш Груздев больше не
заглядывал, а, бывая
в Ключевском заводе, останавливался
в господском
доме у Палача. Это обижало Петра Елисеича: Груздев точно избегал его. Старик Ефим Андреич тоже тайно вздыхал: по женам они хоть и разошлись, а все-таки на глазах человек гибнет.
В маленьком домике Ефима Андреича теперь особенно часто появлялась мастерица Таисья и под рукой сообщала Парасковье Ивановне разные новости о Груздеве.
— Теперь опять начнут рыться, виноватого искать. Хорошо, что твои ночью
дома были, — я этому свидетельница. После полночи мимо шла,
в окно к вам
заглянула, все вы за столом сидели…
Маленький
дом на окраине слободки будил внимание людей; стены его уже щупали десятки подозрительных взглядов. Над ним беспокойно реяли пестрые крылья молвы, — люди старались спугнуть, обнаружить что-то, притаившееся за стенами
дома над оврагом. По ночам
заглядывали в окна, иногда кто-то стучал
в стекло и быстро, пугливо убегал прочь.
Николай Иванович жил на окраине города,
в пустынной улице,
в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному
дому. Перед флигелем был густой палисадник, и
в окна трех комнат квартиры ласково
заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей.
В комнатах было тихо, чисто, на полу безмолвно дрожали узорчатые тени, по стенам тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели портреты каких-то строгих людей.
Возвратясь домой, она собрала все книжки и, прижав их к груди, долго ходила по
дому,
заглядывая в печь, под печку, даже
в кадку с водой. Ей казалось, что Павел сейчас же бросит работу и придет домой, а он не шел. Наконец, усталая, она села
в кухне на лавку, подложив под себя книги, и так, боясь встать, просидела до поры, пока не пришли с фабрики Павел и хохол.
Посредник обиделся (перед ним действительно как будто фига вдруг выросла) и уехал, а Конон Лукич остался
дома и продолжал «колотиться» по-старому. Зайдет
в лес — бабу поймает, лукошко с грибами отнимет;
заглянет в поле — скотину выгонит и штраф возьмет. С утра до вечера все
в маете да
в маете. Только
в праздник к обедне сходит, и как ударят к «Достойно», непременно падет на колени, вынет платок и от избытка чувств сморкнется.
Раза два я видел, как Молодкин проскакал на пожарной трубе мимо нашего
дома и всякий раз
заглядывал в мои окна и даже посылал мне воздушный поцелуй.
Покуда покойник лежал
в доме, домашние ходили на цыпочках,
заглядывали в столовую (там, на обеденном столе, был поставлен гроб), качали головами, шептались.
Может быть, стоя внутри этого
дома, найдем средство
заглянуть внутрь души его хозяина, как смотрят
в стеклянный улей, где пчела строит свой дивный сот, с воском на освещение лица божия, с медом на усладу человека.
«Вот, — думал Матвей, — полетит это облако над землей, над морем, пронесется над Лозищами,
заглянет в светлую воду Лозовой речки, увидит лозищанские
дома, и поле, и людей, которые едут
в поле и с поля, как бог велел,
в пароконных телегах и с драбинами.
Весть о событии быстро разнеслась. Соседи собирались на улице, на дворе. Кто посмелее, прошли
в дом.
В столовую долго не решались войти.
Заглядывали, шептались. Передонов безумными глазами смотрел на труп, слушал шопоты за дверью… Тупая тоска томила его. Мыслей не было.
Перешёл улицу наискось, воротился назад и, снова поравнявшись с
домом, вытянулся, стараясь
заглянуть внутрь комнат. Мешали цветы, стоявшие на подоконниках, сквозь них видно было только сутулую спину Рогачева да встрёпанную голову Галатской. Постояв несколько минут, вслушиваясь
в озабоченный гул голосов, он вдруг быстро пошёл домой, решительно говоря себе...
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною,
в комнату
заглядывали душные тени. День был пёстрый, над Ляховским болотом стояла сизая, плотная туча, от неё не торопясь отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли на город, и тени их ощупывали
дом, деревья, ползали по двору, безмолвно лезли
в окно, ложились на пол. И казалось, что
дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
Был уж девятый час вечера, когда Митенька возвращался от предводителя домой. Дрожки его поравнялись с ярко освещенным
домом, сквозь окна которого Митенька усмотрел Штановского, Валяй-Бурляя и Мерзопупиоса, резавшихся
в преферанс. На столике у стены была поставлена закуска и водка. По комнате шныряли дети. Какая-то дама оливкового цвета сидела около Мерзопупиоса и
заглядывала в его карты.
— Вот, Дмитрий Яковлевич, я тебе искренно скажу, ты меня обязал, истинно дружески обязал, а то как
в твои лета, сидишь
дома назаперти; конечно, у тебя есть там хозяюшка молодая, ну, да ведь надобно же и
в свет-то иной
заглянуть.
В этом
доме брат моей матери никогда не принимал ни одного человека, равного ему по общественному положению и образованию; а если кто к нему по незнанию заезжал, то он отбояривал гостей так, что они вперед сюда уже не
заглядывали.
А Гордей Евстратыч что-то держал на уме, потому что совсем забросил прииск, куда
заглядывал какой-нибудь раз
в неделю; он теперь редко бывал
дома, а все водил компанию с разными приезжими господами, которым Татьяна Власьевна давно и счет потеряла.
Несмотря на самое блестящее положение дел, Святки
в брагинском
доме прошли скучнее обыкновенного, потому что Савины и Колобовы даже не
заглянули к Брагиным.
Татьяна Власьевна видела по лицу сына, что что-то не ладно, но что — он ей не говорил; провожая его теперь
в шабалинский
дом, она пытливо
заглядывала ему
в глаза.
Обиженная и огорченная Алена Евстратьевна принуждена была на скорую руку сложить свои модные наряды
в чемоданы и отправиться
в Верхотурье, обозвав братца на прощанье дураком. Старуха не хотела даже проститься с ней. Отец Крискент проникновенно понял то, что Гордей Евстратыч боялся высказать ему прямо, и, с своей обычной прозорливостью, сам не
заглядывал больше
в брагинский
дом.
Можно было подумать, что старый брагинский
дом охвачен огнем и Татьяна Власьевна спасала от разливавшегося пожара последние крохи. Она заставила и Нюшу все прибирать и прятать и боязливо
заглядывала в окна, точно боялась, что вот-вот наедут неизвестные враги и разнесут брагинские достатки по перышку. Нюша видела, что бабушка не
в своем уме, но ничего не возражала ей и машинально делала все, что та ее заставляла.
Однако ж наконец и он унялся ездить на хутор; после ж его смерти годов двадцать никто туда не
заглядывал, и только
в прошлом лете, по приказанию Тимофея Федоровича, починили боярский
дом и поисправили все службы.
В нескольких шагах от осининского
дома он увидел остановившуюся перед полицейскою будкой щегольскую двуместную карету. Ливрейный, тоже щегольской лакей, небрежно нагнувшись с козел, расспрашивал будочника из чухонцев, где здесь живет князь Павел Васильевич Осинин. Литвинов
заглянул в карету:
в ней сидел человек средних лет, геморроидальной комплексии, с сморщенным и надменным лицом, греческим носом и злыми губами, закутанный
в соболью шубу, по всем признакам важный сановник.
Но иностранцы, гонимые скукой, шатались повсюду,
заглядывали во все дворы и, конечно,
заглянули и к ней: она была
дома, она видела гримасы брезгливости и отвращения на сытых лицах этих праздных людей, слышала, как они говорили о ее сыне, кривя губы и прищурив глаза. Особенно ударили ее
в сердце несколько слов, сказанных презрительно, враждебно, с явным торжеством.
Кручинина. Родных у меня нет; жила я скромно, почти не имела знакомства, так и узнать меня некому. Вчера я проезжала мимо того
дома, где жила, велела остановиться и подробно осмотрела все: крыльцо, окна, ставни, забор, даже
заглядывала в сад. Боже мой! Сколько у меня
в это время разных воспоминаний промелькнуло
в голове. У меня уж слишком сильно воображение и, кажется,
в ущерб рассудку.
Таких
домов, разумеется, было немного, и притом все они находились не у нас
в провинции, где жил безвыездно дядя, а
в Петербурге,
в Москве и за границею, куда Яков Львович не
заглядывал.