Неточные совпадения
В заключение по три часа в сутки маршировал на дворе градоначальнического дома один, без товарищей, произнося самому себе командные возгласы и сам себя подвергая дисциплинарным взысканиям и даже шпицрутенам («причем бичевал себя не притворно, как предшественник его, Грустилов, а по точному
разуму законов», — прибавляет летописец).
«Откуда взял я это?
Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не
разум.
Разум открыл борьбу за существование и
закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод
разума. А любить другого не мог открыть
разум, потому что это неразумно».
Одни люди в большинстве случаев пользуются своими мыслями, как умственной игрой, обращаются с своим
разумом, как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень, а в поступках своих подчиняются чужим мыслям — обычаю, преданию,
закону; другие же, считая свои мысли главными двигателями всей своей деятельности, почти всегда прислушиваются к требованиям своего
разума и подчиняются ему, только изредка, и то после критической оценки, следуя тому, что решено другими.
Все познающие в разных сферах познания признают логику и ее
законы, почитаемые непреложными, но могут отрицать Логос, целостный духовный Разум-Слово.
Но истина не есть также соответствие
разума с самим собой и своими общеобязательными
законами.
Если же
разум оставить на самого себя, то бродя в пустоте и строя категорию за категорией, он может обличить свои
законы, но никогда не дойдет ни до понятия о духе, ни до понятия о бессмертии и проч.
Помимо всякой философской теории, всякой гносеологии, я всегда сознавал, что познаю не одним интеллектом, не
разумом, подчиненным собственному
закону, а совокупностью духовных сил, также своей волей к торжеству смысла, своей напряженной эмоциональностью.
Но истина и смысл не были для меня
законом и нормой
разума.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту
разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против
разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его
закона.
Обычно романтизм считают восстанием природы вообще, человеческой природы с ее страстями и эмоциями против
разума, против нормы и
закона, против вечных и общеобязательных начал цивилизации и человеческого общежития.
Киреевский, им выражена так: «Внутреннее сознание, что есть в глубине души живое общее сосредоточие для всех отдельных сил
разума, и одно достойное постигать высшую истину — такое сознание постоянно возвышает самый образ мышления человека: смиряя его рассудочное самомнение, оно не стесняет свободы естественных
законов его мышления; напротив, укрепляет его самобытность и вместе с тем добровольно подчиняет его вере».
Относительное превращается как бы в другое Абсолютное и получается сопоставление двух Абсолютных, что совершенно недопустимо, так как
закон единства Абсолютного есть основной
закон интуитивного
разума.
Не природа создается нашим ограниченным
разумом, а ограниченный
разум (с
законами логики) создается нездоровым состоянием природы.
В чуде возвращается
разум и смысл, осуществляется высшее назначение бытия, а вот умирание по
законам природы неразумно и бессмысленно, отрицает назначение бытия.
— Выкинуть-с! — повторил Салов резким тоном, — потому что Конт прямо говорит: «Мы знаем одни только явления, но и в них не знаем — каким способом они возникли, а можем только изучать их постоянные отношения к другим явлениям, и эти отношения и называются
законами, но сущность же каждого предмета и первичная его причина всегда были и будут для нашего
разума — terra incognita». [неизвестная земля, область (лат.).]
— Я знаю, что я прекрасно говорил, — произнес отец Василий с некоторою ядовитостью (выпивши, он всегда становился желчным и начинал ко всему относиться скептически), — но это происходило в силу того
закона, что мой
разум и воображение приучены к этому представлению более, чем к какому-либо другому.
«Сеть веры» есть учение Христово, которое должно извлекать человека из темной глубины житейского моря и его неправд. Истинная вера состоит в том, чтобы верить божьим словам; но теперь пришло такое время, что люди истинную веру принимают за ересь, и поэтому
разум должен указать, в чем состоит истинная вера, если кто этого не знает. Тьма закрыла ее от людей, и они не узнают истинного
закона Христа.
— Для него жизнь — борьба за расширение знаний, борьба за подчинение таинственных энергий природы человеческой воле, все люди должны быть равносильно вооружены для этой борьбы, в конце которой нас ожидает свобода и торжество
разума — самой могучей из всех сил и единственной силы мира, сознательно действующей. А для нее жизнь была мучительным приношением человека в жертву неведомому, подчинением
разума той воле,
законы и цели которой знает только священник.
Долинский утратил всякую способность к какому бы то ни было анализу и брал все на веру, во всем видел
закон неотразимой таинственной необходимости и не взывал более ни к своему
разуму, ни к воле.
— Вам жить трудно будет, вы сами себе
закон и защита. Я вот жил не своей волей, а — как велено. И вижу: не так надо, а поправить не могу, дело не моё, господское. Не только сделать по-своему боялся, а даже и думать не смел, как бы свой
разум не спутать с господским. Слышишь, Пётр?
И, если уж все говорить, почему вы так наверно убеждены, что не идти против настоящих, нормальных выгод, гарантированных доводами
разума и арифметикой, действительно для человека всегда выгодно и есть
закон для всего человечества?
В это время я еще не умел забывать то, что не нужно мне. Да, я видел, что в каждом из этих людей, взятом отдельно, не много злобы, а часто и совсем нет ее. Это, в сущности, добрые звери, — любого из них нетрудно заставить улыбнуться детской улыбкой, любой будет слушать с доверием ребенка рассказы о поисках
разума и счастья, о подвигах великодушия. Странной душе этих людей дорого все, что возбуждает мечту о возможности легкой жизни по
законам личной воли.
Понял народ, что
закон жизни не в том, чтобы возвысить одного из семьи и, питая его волею своей, — его
разумом жить, но в том истинный
закон, чтобы всем подняться к высоте, каждому своими глазами осмотреть пути жизни, — день сознания народом необходимости равенства людей и был днём рождества Христова!
Екатерина Завоевательница стоит на ряду с первыми Героями вселенной; мир удивлялся блестящим успехам Ее оружия — но Россия обожает Ее уставы, и воинская слава Героини затмевается в Ней славою Образовательницы государства. Меч был первым властелином людей, но одни
законы могли быть основанием их гражданского счастья; и находя множество Героев в Истории, едва знаем несколько имен, напоминающих
разуму мудрость законодательную.
Натура есть его уложение, книга
законов, в которой он идеи свои изобразил буквами, кои
разум человеческий разуметь и знать должен».
Мать Феозву из Минодориной обители Юдифа с собой привезла; острая
разумом, сведуща в царских
законах была, не токмо в тех, что в Кормчей печатаны, но и в нынешних всеобдержных.
— Клеветы какие-нибудь! — заметила Маргарита оленевская. — Обнес кто-нибудь по злобе пред высшим начальством. Матушка Феозва, ты в
законах сильна, научи уму-разуму, нельзя ли просьбицу какую подать, чтоб избыть нам того разоренья?
Истинный
закон жизни так прост, ясен и понятен, что людям нельзя оправдывать свою дурную жизнь тем, что они не знают
закона. Если люди живут противно
закону истинной жизни, им остается одно: отрекаться от
разума. Они это и делают.
Надо пользоваться учением о
законе жизни прежних древних мудрых и святых людей, но мы сами должны своим
разумом проверить то, чему они учат нас: принять то, что согласно с
разумом, и откинуть то, что не согласно с ним.
Закон жизни о том, чтобы любить бога и ближнего, прост и ясен, — всякий человек, когда войдет в
разум, сознает его в своем сердце. И потому, если бы не было ложных учений, все люди держались бы этого
закона и на земле было бы царство небесное.
Единая истинная религия не содержит в себе ничего, кроме
законов, то есть таких нравственных начал, безусловную необходимость которых мы можем сами сознать и исследовать и которые мы сознаем нашим
разумом.
То, что делает животное, то, что делает ребенок, дурачок и иногда человек взрослый под влиянием боли и раздражения, то есть огрызается и хочет сделать больно тому, кто ему сделал больно, это признается законным правом людей, называющих себя правителями. Разумный человек не может не понимать того, что всякое зло уничтожается противным ему добром, как огонь водой, и вдруг делает прямо противоположное тому, что говорит ему
разум. И
закон, будто бы произведение мудрости людей [?], говорит ему, что так и надо.
Все суеверия: и
закона бога, и государства, и науки, — всё это только извращения мысли, и потому избавление от них, возможно только приложением к ним требований истины, открываемой
разумом.
16) И соблазны тщеславия, т. е. ложного представления о том, что руководством поступков человека могут и должны быть не
разум и совесть, а людские мнения и людские
законы.
— Да ведь это по нашему, по мужицкому
разуму — все одно выходит, — возражали мужики с плутоватыми ухмылками. — Опять же видимое дело — не взыщите, ваше благородие, на слове, а только как есть вы баре, так барскую руку и тянете, коли говорите, что земля по
закону господская. Этому никак нельзя быть, и никак мы тому верить не можем, потому — земля завсягды земская была, значит, она мирская, а вы шутите: господская! Стало быть, можем ли мы верить?
Наконец, вере может быть доступно даже настоящее, поскольку дело идет о неизвестных рассудку его
законах [Во II главе Послания к Евреям вере дано истолкование и в том и в другом смысле: «верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (ст. 3); дальнейшее содержание главы говорит о вере как основе не мотивированных
разумом и оправдываемых только верою поступков (см. всю эту главу).].
Столь же в бемовском духе развито и следующее объяснение мирового зла и несовершенства из божественной полноты: «На вопрос, почему Бог не создал всех людей таким образом, чтобы они руководствовались одним только
разумом, у меня нет другого ответа, кроме следующего: конечно, потому что у него было достаточно материала для сотворения всего, от самой высшей степени совершенства до самой низшей; или, прямее говоря, потому, что
законы природы его настолько обширны, что их было достаточно для произведения всего, что только может представить себе бесконечный ум» (ib., 62)134.].
Однако
закон непрерывности и непротиворечивости дискурсивного мышления имеет силу лишь в его собственном русле, а не там, где
разум обращается на свои собственные основы, корни мысли и бытия, причем вскрываются для него непреодолимые, а вместе и неустранимые антиномии, которые все же должны быть им до конца осознаны.
Разум соответствует
закону, вера — Евангелию.
Это признание для теоретического
разума может быть названо гипотезой, а по отношению к пониманию объекта, данного нам путем морального
закона (высшего блага), значит по отношению к потребности в практическом направлении, верой и притом верой чистого
разума, ибо только чистый
разум (как в его теоретическом, так и в практическом применении) есть тот источник, откуда оно возникает» (Кант. Критика практического
разума, пер.
И сколько в Миршень начальства ни наезжало, сколько мужикам
законов ни вычитывали, на
разум они прийти не могли.
Оно принимает форму борьбы против власти,
разума, нормы,
закона.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей животной личности совершающийся,
закон и есть
закон нашей жизни, есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение животной личности
разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение существования людей, независимо от блага жизни.
И
разум, и рассуждение, и история, и внутреннее чувство — всё, казалось бы, убеждает человека в справедливости такого понимания жизни; но человеку, воспитанному в учении мира, всё-таки кажется, что удовлетворение требований его разумного сознания и его чувства не может быть
законом его жизни.
Разум мы знаем вернее и прежде всего, так что всё, что мы знаем в мире, мы знаем только потому, что это познаваемое нами сходится с
законами этого
разума, несомненно известными нам.
Но
закон нашей жизни — подчинение нашего животного тела
разуму — есть тот
закон, который мы нигде не видим, не можем видеть, потому что он не совершился еще, но совершается нами в нашей жизни.
Я согласен, что определять
законы мира из одних выводов
разума без опыта и наблюдения есть путь ложный и ненаучный, т. е. не могущий дать истинного знания; но если изучать заявления мира опытом и наблюдениями, и вместе с тем руководствоваться в этих опытах и наблюдениях понятиями не основными, общими всем, а условными, и описывать результаты этих опытов словами, которым можно приписывать различное значение, то не будет ли еще хуже?
Яснее всего выражает Гервинус всю нравственную теорию Шекспира тем, что Шекспир не пишет для тех классов, которым годятся определенные религиозные правила и
законы (то есть для 0,999 людей), но для образованных, которые усвоили себе здоровый жизненный такт и такое самочувствие, при котором совесть,
разум и воля, соединяясь воедино, направляются к достойным жизненным целям.
Довольно мне знать, что если всё то, чем я живу, сложилось из жизни живших прежде меня и давно умерших людей и что поэтому всякий человек, исполнявший
закон жизни, подчинивший свою животную личность
разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского существования в других людях, — чтобы нелепое и ужасное суеверие смерти уже никогда более не мучило меня.
Нельзя, потому что
разум — это тот
закон, по которому должны жить неизбежно разумные существа — люди.