Неточные совпадения
Видят головотяпы, что вор-новотор кругом на кривой их объехал, а на попятный уж не
смеют.
Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: «Как ты
смел противиться мне, своему государю?» Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты мне не государь, ты
вор и самозванец, слышь ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком.
— Ага! родственное чувство заговорило, — спокойно промолвил Базаров. — Я
заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет,
вор, — это свыше его сил. Да и в самом деле: мой брат, мой — и не гений… возможно ли это?
— В этом бучиле в запрошлом лете Акима лесника утопили
воры, —
заметил Павлуша, — так, может быть, его душа жалобится.
Полиция не
смела пикнуть перед генералом, и вскоре дом битком набился сбежавшимися отовсюду
ворами и бродягами, которые в Москве орудовали вовсю и носили плоды ночных трудов своих скупщикам краденого, тоже ютившимся в этом доме. По ночам пройти по Лубянской площади было рискованно.
— У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски, —
заметил Стрепетов. — Ну, а я с вами говорю о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их знаете, а Стрепетов старый солдат, а не сыщик, и ему, кроме плутов и
воров, все верят.
Стало быть, ежели теперича сказать про меня:"Антон,
мол, Стрелов
вор!" — кому в этом разе стыд будет?
— А
вор, батюшка, говорит: и знать не знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня,
мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей,
мол, Саввич, бога,
мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит, как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
Стали его тут, ваше высокоблагородие, обыскивать, и, разумеется, стакан в заднем кармане сыскался. Тут же составили акт, а на другой день и пошло от всей комиссии донесение, что так,
мол, и так, считают себе за бесчестие производить дело с
вором и мошенником. Ну, разумеется, устранили.
— Стало быть, и с причиной бить нельзя? Ну, ладно, это я у себя в трубе
помелом запишу. А то, призывает меня намеднись:"Ты, говорит, у купца Бархатникова жилетку украл?" — Нет, говорю, я отроду не воровал."Ах! так ты еще запираться!"И начал он меня чесать. Причесывал-причесывал, инда слезы у меня градом полились. Только, на мое счастье, в это самое время старший городовой человека привел:"Вот он —
вор, говорит, и жилетку в кабаке сбыть хотел…"Так вот каким нашего брата судом судят!
— Ну, теперь,
мол, верно, что ты не
вор, — а кто он такой — опять позабыл, но только уже не помню, как про то и спросить, а занят тем, что чувствую, что уже он совсем в меня сквозь затылок точно внутрь влез и через мои глаза на свет смотрит, а мои глаза ему только словно как стекла.
Сей грозный
меч накажет
вора.
Мои обязанности жестоко смущали меня; мне было стыдно перед этими людьми, — все они казались знающими что-то особенное, хорошее и никому, кроме них, неведомое, а я должен смотреть на них как на
воров и обманщиков. Первые дни мне было трудно с ними, но Осип скоро
заметил это и однажды, с глазу на глаз, сказал мне...
Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда
вор не приближается и где
моль не съедает; ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет.
«Как же
смел ты,
вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает».
Поэт того же мнения, что правда не годится, и даже разъяснял мне, почему правды в литературе говорить не следует; это будто бы потому, что «правда есть
меч обоюдоострый» и ею подчас может пользоваться и правительство; честность, говорит, можно признавать только одну «абсолютную», которую может иметь и
вор, и фальшивый монетчик.
Он не обратил бы на это никакого внимания, если б этот человек не походил на
вора, который хочет пробраться так, чтоб его никто не
заметил; он шел сугробом, потому что проложенная по саду тропинка была слишком на виду, и, как будто бы с робостию, оглядывался на все стороны.
Но уже
заметил, по-видимому, в каком состоянии Саша, хотя и не совсем понимает: остановился и смотрит жалостливо, с участием… или это кажется Саше, а на самом деле тоже думает, что он
вор и попался? Саша улыбается, чистит испачканный бок и говорит, немного кривя губами...
— И то сведу. Вы ему скажите, батьке-то, что вы мне часы подарили. А то он меня все попрекает.
Вор да
вор! И мать туда же: в кого,
мол, ты
вором уродился?
Заметив, что стали ребята смелей,
— Эй!
воры идут! закричал я Фингалу:
— Украдут, украдут!
— Не пойман — не
вор, ваше высокоблагородие! — коротко
заметил Федя, поправляя широчайшей ручищей выцветший лацкан своей охотничьей куртки.
— У нас, — говорит, — кто ест свой хлеб, тот и голоден. Вон мужики весь век хлеб сеют, а есть его — не
смеют. А что я работать не люблю — верно! Но ведь я вижу: от работы устанешь, а богат не станешь, но кто много спит, слава богу — сыт! Ты бы, Матвей, принимал
вора за брата, ведь и тобой чужое взято!
Вижу, что и Титов не чист перед хозяином — набивает он карман себе как можно туго. Держал я себя перед ним и раньше
смело, понимая, что нужен ему для чего-то, а теперь подумал: для того и нужен, чтобы перед богом его,
вора, прикрывать.
На первый раз принялись болтать о том, что говорить лучше, чем молчать; потом рассказывали о своем недавнем сне и выражали радость о своем пробуждении; затем жалели, что после долгого сна голова у них не свежа, и доказывали, что не нужно спать слишком долго; после того, оглядевшись кругом себя,
замечали, что уже день наступил и что днем нужно работать; далее утверждали, что не нужно заставлять людей работать ночью и что работа во тьме прилична только
ворам и мошенникам, и т. д.
Панька заинтересовался: может быть, он подстережет
вора и накроет его либо закричит ему «чур вместе», а еще лучше, постарается хорошенько
заметить похоронку, да потом переплывет днем Орлик, выкопает и все себе без раздела возьмет.
Нет, государь, не он.
Тот
вор умен,
мечом владеть умеет,
А этот только бражничал да лгал.
Челом, боярин Петр
Феодорыч, тебе от всей от Думы!
Утешил нас, ей-Богу-ну! А то
И батюшке-царю кручинно стало;
Как с
вором,
мол, не справиться-то с тем,
С расстригою!
И ведомый еретик тот и
ворВеликого, почтенного от Бога
И милосердного царя Бориса
Кусательно язвит, а от себя
Вам милостей немало обещает,
И Юрьев день обратно вам сулит.
И вам велит великий государь
Тому расстриге веры не давать;
А кто поверит или кто
посмеетСказать, что он есть истинный Димитрий, —
Великий царь тому немедля вырвать
Велит язык. Я все сказал — простите!
Англичанин глаз с него не спускает и видит, что дед Марой исправен стоит на своем послушании, и чуть
заметит, что англичанин лицом к окну прилегает, чтобы его видеть, он сейчас кивает, что здесь,
мол, я — ответный
вор, здесь!
И, ведь поди, на мой грех, может быть, еще этакий… из внимательных, орденок, гляди, хочет выслужить и стоит, теперь, пожалуй, да соображает, что,
мол, это за карета к посольскому дому подъехала? нет ли тут чего? да возьмет,
вор, и заглянет в окно; а я вот тут и есть!
Тут идет щекотливое место. Я в первый и в последний раз сделался
вором. Быстро оглянувшись кругом, я юркнул в беседку и растопыренными пальцами схватил несколько кусков хлеба. Он был такой мягкий! Такой прекрасный! Но когда я выбежал наружу, то вплотную столкнулся с лакеем. Не знаю, откуда он взялся, должно быть, я его не
заметил сзади беседки. Он нес судок с горчицей, перцем и уксусом. Он строго поглядел на меня, на хлеб в моей руке и сказал тихо...
Из дальних комнат действительно послышались крики Евгении Николаевны: «Что это такое?.. Как вы
смели?.. Вы —
воры, разбойники после того!..»
Он кричал, что вовсе не одержим бесом Назарей, что он просто обманщик,
вор, любящий деньги, как и все его ученики, как и сам Иуда, — потрясал денежным ящиком, кривлялся и
молил, припадая к земле.
— Вот и к Макарью на ярманку воры-то больше все из Москвы наезжают, —
заметил Дементий. — А правда ль, что у вас хлеб по шести да по семи гривен на серебро живет?
Чуть не в ноги кланяются им матери, Христом-Богом
молят, денег сулят, вином потчуют, скачите только, родимые, во все стороны, отбейте у неведомых
воров Прасковью Патаповну.
Не то стащу, если куражиться будешь; не куражься!» Такая краткая, но сильная речь удивила присутствующих; еще более все удивились, когда
заметили, что Семен Иванович, услышав все это и увидав перед собою такое лицо, до того оторопел и пришел в смущение и робость, что едва-едва и только сквозь зубы, шепотом, решился пробормотать необходимое возражение: «Ты, несчастный, ступай, — сказал он, — ты, несчастный,
вор ты! слышь, понимаешь? туз ты, князь, тузовый ты человек!»
Три
вора увидали мужика, и один сказал: «Я украду козу, так что мужик и не
заметит».
А в избе у Асафа не тому радуются. Вьюга все следы
заметет, никто не приметит их. Вьюга да непогода
ворам первая подмога.
При таком богатстве у всякого
вора прибудет отваги, и на самое опасное дело пойдет он наудалую: Бог,
мол, не выдаст, свинья не съест.
— Абрек! —
смело подошла я к нему. — Ты украл вещи бабушки! Слышишь, я не боюсь твоих угроз и твоего мщения и повторяю тебе, что ты
вор!
Я на него молюсь из глупейшей любви, чтобы не терпеть за него, не за себя, унижения, чуть не в ногах валялась перед ним, а он, изволите видеть, не мог устоять перед той Христовой невестой, распустил нюни, все ей на ладонке выложил, поди, на коленях валялся: простите,
мол, меня, окаянного, я — соучастник в преступлении Серафимы, я —
вор, я — такой — сякой!..
Всё сохранялось для парада и пряталось от старух, как от
воров, а старухи потихоньку кормились и одевались Христа ради и денно и нощно
молили бога, чтоб поскорее уйти из-под ареста и от душеспасительных назиданий сытых подлецов, которым вы поручили надзор за старухами.
С первого беглого взгляда можно было
заметить, что все было цело, что
вору не удалось украсть ни одного золотого.
Со мною несчастье всегда.
Мне нравятся жулики и
воры.
Мне нравятся груди,
От гнева спертые.
Люди устраивают договоры,
А я посылаю их к черту.
Кто
смеет мне быть правителем?
Пусть те, кому дорог хлев,
Называются гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!
А я — гражданин вселенной,
Я живу, как я сам хочу!