Неточные совпадения
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! —
Сказали
братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик
Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю…
— Правду,
брат, узнают по
запаху, она едко
пахнет.
— Не выношу кротких! Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких, несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо с ними, неспособные они, нечего с ними делать. Не гуманный я человек, я как раз железо произвожу, а — на что оно кроткому? Сказку Толстого о «Трех
братьях» помните? На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю
пашет сохой, телега у него на деревянном ходу, гвоздей потребляет полфунта в год.
О, в нашем роде это — не новость:
брат моего отца
пахал собственноручно, дед тоже.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не найдя там
брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым
запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
Воевал король Степан с турчином. Уже три недели воюет он с турчином, а все не может его выгнать. А у турчина был
паша такой, что сам с десятью янычарами мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того
пашу живого или мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает на все войско. «Пойдем,
брат, ловить
пашу!» — сказал
брат Иван Петру. И поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.
— Да и я,
брат, слышал, — подхватил генерал. — Тогда же, после серег, Настасья Филипповна весь анекдот пересказывала. Да ведь дело-то теперь уже другое. Тут, может быть, действительно миллион сидит и… страсть. Безобразная страсть, положим, но все-таки страстью
пахнет, а ведь известно, на что эти господа способны, во всем хмелю!.. Гм!.. Не вышло бы анекдота какого-нибудь! — заключил генерал задумчиво.
Братья обнялись и поцеловались из щеки в щеку, как требует обычай. Петр Елисеич поморщился, когда на него
пахнуло от Мосея перегорелою водкой.
Запах постного масла бросился мне в нос, и я сказал: «Как нехорошо
пахнет!» Отец дернул меня за рукав и опять шепнул мне, чтоб я не смел этого говорить, но дедушка слышал мои слова и сказал: «Эге,
брат, какой ты неженка».
— И богатство есть, и фабрики, и заводы; даже полиция есть. Но чтоб была цивилизация — вот с чем я никогда не соглашусь! Плоха,
брат, та цивилизация, от которой мертвечиной
пахнет, в которой жизни духа нет!
Трясучкин выслушал внимательно простодушный рассказ своего друга и заметил, что „тут,
брат,
пахнет Подгоняйчиковым“.
— Теперь довольно, — сказал посол и поклонился
Паше.
Паша сделал то же самое. — О великий батырь Буздыхан и Кисмет, — сказал посол, — мой владыко, сын солнца,
брат луны, повелитель царей, жалует тебе орден великого Клизапомпа и дает тебе новый важный титул. Отныне ты будешь называться не просто Берди-Паша, а торжественно: Халда, Балда, Берди-Паша. И знай, что четырехстворчатое имя считается самым высшим титулом в Ниневии. В знак же твоего величия дарую тебе два драгоценных камня: желчный и мочевой.
— Начал я пиво пить, сигары курю, живу под немца. Немцы,
брат, народ деловой, т-такие звери-курицы! Пиво — приятное занятие, а к сигарам — не привык еще! Накуришься, жена ворчит: «Чем это от тебя
пахнет, как от шорника?» Да,
брат, живем, ухитряемся… Ну-ка, правь сам…
Да и мальчишка ли? Или, может быть, их два:
брат и сестра. И не разобрать, кто где. Или даже, может быть, он умеет переворачиваться из мальчишки в девчонку. Недаром он всегда такой чистенький, — переворачиваясь, в разных волшебных водицах всполаскивается, — иначе ведь нельзя, не обернешься. И духами так всегда от него
пахнет.
— Так не за что будет и драться… Оно так, боярин! да нашему-то
брату что делать тогда? Не землю же
пахать, в самом деле!
—
Пахнет человеком, — сказал я Титу, когда поезд исчез. И потом, положив ему руку на плечо, я сказал: — Это,
брат, своего рода прообраз. Жизнь… Можно ехать в духоте и вони дальше или идти, как вон те фигуры, в темноту и холод… Или, как Урманов, — остаться на рельсах.
В келье стало душно, стоял кисленький
запах углей и лампадного масла,
запах, гасивший мысли Пётра. На маленьком, чёрном квадрате окна торчали листья какого-то растения, неподвижные, они казались железными. А
брат, похожий на паука, тихо и настойчиво плёл свою паутину.
Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный
запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес.
Пусти меня! — мой
брат! мой
брат! мой
брат!
Куда ты?.. я тебя люблю, люблю так нежно.
Закон — тиран! — какой уродливый
И гадкий вид! — дай руку мне! — о нет:
Как? — эти пальцы
пахнут смертью!
Отдайте ожерелье мне назад…
Мой
брат! мой
брат! мой
брат!
Я знала, он погибнет, Сара,
Пойдем домой.
У сосны,
брат, прямо тебе скажу, никогда не
паши, потому — сосновая игла едучая.
Он указал на нисенький деревяяный флигелечек, выходивший окнами в небольшой садик, пестревший цветами. Видимо, что его устраивала любящая и опытная рука.
Брат Павлин скоро вернулся в сопровождении нисенького, коренастого монаха, который молча поклонился и молча повел в странноприимницу. Это был очень уютный домик, где
пахло еще деревом и свежей краской. О. келарь молча отворил одну дверь и молча пригласил Половецкого войти.
Аня наклонялась к нему из окна, и он шептал ей что-то, обдавая ее
запахом винного перегара, дул в ухо, — ничего нельзя было понять, — и крестил ей лицо, грудь, руки; при этом дыхание у него дрожало и на глазах блестели слезы. А
братья Ани, Петя и Андрюша, гимназисты, дергали его сзади за фрак и шептали сконфуженно...
— Нет, Митенька, не должно плоти угождать, когда творишь дело Божие, — сказал, выходя из сада,
Пахом. — Кстати ли чаи распивать, когда не успел еще повестить всю
братию?..
Она говорила в одно и то же время с матерью и целовала
брата в его колючие усы, от которых
пахло прокисшим вином, гладила его по плеши, по щекам и жалась к нему, как перепуганная собачонка.
После полудня к хозяину приезжает очень высокий и очень толстый мужик, с широким, бычьим затылком и с громадными кулаками, похожий на русского ожиревшего целовальника. Зовут его Петром Петровичем. Живет он в соседнем селе и держит там с
братом пятьдесят лошадей, возит вольных, поставляет на почтовую станцию тройки, землю
пашет, скотом торгует, а теперь едет в Колывань по какому-то торговому делу.
— Она не женщина, а девица… О женихах, небось, мечтает, чёртова кукла. И
пахнет от нее какою-то гнилью… Возненавидел,
брат, ее! Видеть равнодушно не могу! Как взглянет на меня своими глазищами, так меня и покоробит всего, словно я локтем о перила ударился. Тоже любит рыбу ловить. Погляди: ловит и священнодействует! С презрением на всё смотрит… Стоит, каналья, и сознает, что она человек и что, стало быть, она царь природы. А знаешь, как ее зовут? Уилька Чарльзовна Тфайс! Тьфу!.. и не выговоришь!
Ни Золя, ни его сверстниками тут и не"
пахло". Я их, по появлению в литературе, был старше на много лет, и когда Золя и Доде (и даже
братья Гонкур) стали известны у нас,"В путь-дорогу"давно уже печатался.
Да! Девочки Конопацкие с их тетей, Екатериной Матвеевной. И Люба, и Катя, и Наташа! Я повел гостей в сад… Не могу сейчас припомнить, были ли в то время дома сестры, старший
брат Миша. Мы гуляли по саду, играли, — и у меня в воспоминании я один среди этой опьяняющей радости, милых девичьих улыбок, блеска заходящего солнца и
запаха сирени.
И желание его видеть стало расти в Марье Орестовне с каждым часом. Только она не примет его в спальне… Тут такой
запах… Она велит перенести себя в свой кабинет… Он не должен знать, какая у нее болезнь. Строго-настрого накажет она
брату и мужу ничего ему не говорить… Лицо у ней бледно, но то же самое, как и перед болезнью было.
Внизу лестницы встретились два
брата: Аркадий и Валерий, «рохля» и «живчик». Аркадий (рохля) был старше Валерия (живчика) лет на шесть и гораздо его солиднее. Он был тоже породистый «полукровок»: как Валерий, пухлый и с кадыком, но как будто уже присел на ноги. С лица он походил разом на одутловатое дитя и на дрессированного волка. От него
пахло необыкновенными духами, напоминавшими аромат яблочных зерен.
— Есть праздники, которые имеют свой
запах. На Пасху, Троицу и на Рождество в воздухе
пахнет чем-то особенным. Даже неверующие любят эти праздники. Мой
брат, например, толкует, что бога нет, а на Пасху первый бежит к заутрене.
— Спит, иди смело! — сказала
Паша, провожая
брата в сени.
Брат Паши, Василий Антонов, молодой парень, лет девятнадцати, находился поваренком в графской кухне. Он увидал в окно, что сестра его побежала растрепанная по направлению к Волхову. «Что-нибудь, да не ладно!» — подумал он и погнался за ней.
— Спит мертвым сном, — сказала
Паша, вернувшись к
брату.
Вдруг слышу, что-то сзади меня
пахнуло холодом, инда поперек меня хватило; смотрю, стоит передо мной старик — высокий, седой, голова встрепанная, аки у сосны, борода по колено, не менее доброй охапки чесаного льну, белехонька, словно у нашего
брата, коли суток двое безвыходно помелешь; глаза серые, так и нижут тебя насквозь, тулуп шерстью вверх.
— Пусти меня, пусти! — бормотала
Паша, стараясь освободиться из рук
брата.
— Так-так. Мозговат ты, Алешка, да и я не на глине замешан. Каким же манером, еловая твоя голова, корнет к нам попал? Тут,
брат, не замком, — чудом тут
пахнет.
Придя немного в себя, он начал что-то шептать на ухо
Паше. Та отрицательно качала головой. Он горячился, махал руками. Наконец,
Паша сама стала говорить что-то шепотом на ухо
брату.
Паша молча показала
брату свою сожженную грудь.