Неточные совпадения
— Как стих найдет! Сегодня вот
Я тоже добр, а
временем —
Как пес, бываю
зол.
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и
зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было во всякое
время отнять его от слишком лакомых уст.
— Я уже просил вас держать себя в свете так, чтоб и
злые языки не могли ничего сказать против вас. Было
время, когда я говорил о внутренних отношениях; я теперь не говорю про них. Теперь я говорю о внешних отношениях. Вы неприлично держали себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
Она вся расширела, и в лице ее, в то
время как она говорила об актрисе, было
злое, искажавшее ее лицо выражение.
Он мог бы чувства обнаружить,
А не щетиниться, как зверь;
Он должен был обезоружить
Младое сердце. «Но теперь
Уж поздно;
время улетело…
К тому ж — он мыслит — в это дело
Вмешался старый дуэлист;
Он
зол, он сплетник, он речист…
Конечно, быть должно презренье
Ценой его забавных слов,
Но шепот, хохотня глупцов…»
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
Почти все
время, как читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная,
злая улыбка змеилась по его губам.
(Николай Петрович не послушался брата, да и сам Базаров этого желал; он целый день сидел у себя в комнате, весь желтый и
злой, и только на самое короткое
время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться с Фенечкой, но она с ужасом от него отскакивала.)
У одной, стоявшей рядом с Туробоевым, — горбоносое лицо ведьмы, и она все
время шевелила губами, точно пережевывая какие-то слишком твердые слова, а когда она смыкала губы — на лице ее появлялось выражение
злой и отчаянной решимости.
Мысли его растекались по двум линиям: думая о женщине, он в то же
время пытался дать себе отчет в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не
злую зависть.
Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна. И у него не рождается никаких самолюбивых желаний, позывов, стремлений на подвиги, мучительных терзаний о том, что уходит
время, что гибнут его силы, что ничего не сделал он, ни
зла, ни добра, что празден он и не живет, а прозябает.
Злой холоп!
Окончишь ли допрос нелепый?
Повремени: дай лечь мне в гроб,
Тогда ступай себе с Мазепой
Мое наследие считать
Окровавленными перстами,
Мои подвалы разрывать,
Рубить и жечь сады с домами.
С собой возьмите дочь мою;
Она сама вам всё расскажет,
Сама все клады вам укажет;
Но ради господа молю,
Теперь оставь меня в покое.
Сраженья
Дождемся.
Время не ушло
С Петром опять войти в сношенья:
Еще поправить можно
зло.
Разбитый нами, нет сомненья,
Царь не отвергнет примиренья.
— Какая тайна? Что вы! — говорила она, возвышая голос и делая большие глаза. — Вы употребляете во
зло права кузена — вот в чем и вся тайна. А я неосторожна тем, что принимаю вас во всякое
время, без тетушек и папа…
Она уже пережила их несколько, теперь переживает одну из самых страшных, а внутри ее еще прячется самая
злая, которой никто не знает и которую едва ли сотрет
время.
— Друг мой, я с тобой согласен во всем вперед; кстати, ты о плече слышал от меня же, а стало быть, в сию минуту употребляешь во
зло мое же простодушие и мою же доверчивость; но согласись, что это плечо, право, было не так дурно, как оно кажется с первого взгляда, особенно для того
времени; мы ведь только тогда начинали. Я, конечно, ломался, но я ведь тогда еще не знал, что ломаюсь. Разве ты, например, никогда не ломаешься в практических случаях?
Всё то страшное
зло, которое он видел и узнал за это
время и в особенности нынче, в этой ужасной тюрьме, всё это
зло, погубившее и милого Крыльцова, торжествовало, царствовало, и не виделось никакой возможности не только победить его, но даже понять, как победить его.
Были среди них люди, ставшие революционерами потому, что искренно считали себя обязанными бороться с существующим
злом; но были и такие, которые избрали эту деятельность из эгоистических, тщеславных мотивов; большинство же было привлечено к революции знакомым Нехлюдову по военному
времени желанием опасности, риска, наслаждением игры своей жизнью — чувствами, свойственными самой обыкновенной энергической молодежи.
В политике, которая в наше
время играет господствующую роль, обычно говорят не об истине и лжи, не о добре и
зле, а о «правости» и «левости», о «реакционности» или «революционности», хотя такого рода критерий начинает терять всякий смысл.
Не ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже
злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше
время.
Сколько, например, надо было погубить душ и опозорить честных репутаций, чтобы получить одного только праведного Иова, на котором меня так
зло поддели во
время оно!
О, мы непосредственны, мы
зло и добро в удивительнейшем смешении, мы любители просвещения и Шиллера и в то же
время мы бушуем по трактирам и вырываем у пьянчужек, собутыльников наших, бороденки.
Раненый, он убегает, но во
время течки становится
злым и не только защищается, но и сам нападает на человека.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько
времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая
злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
— Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в *** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше
время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое
зло.
Он перепросился в карабинерный полк, стоявший в Москве. Это значительно улучшило его судьбу, но уже
злая чахотка разъедала его грудь. В это
время я познакомился с ним, около 1833 года. Помаялся он еще года четыре и умер в солдатской больнице.
В то
время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, черт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице
золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить кузнецу.
Но в самое то
время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то
злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду за тебя замуж!» Все в нем волновалось, и он думал только об одной Оксане. Толпы колядующих, парубки особо, девушки особо, спешили из одной улицы в другую. Но кузнец шел и ничего не видал и не участвовал в тех веселостях, которые когда-то любил более всех.
Сказавши это, высыпал он горячую
золу из трубки в пук соломы и начал раздувать ее. Отчаяние придало в это
время духу бедной свояченице, громко стала она умолять и разуверять их.
Он исключительно был сосредоточен на проблеме
времени как источнике
зла.
Дух
времени, обоготворенный Гегелем, в сущности, всегда заключает в себе обманное и
злое начало, потому что
время в известном смысле есть обман и
зло.
Зло и страдание, ад в этом
времени и этом мире обличает недостаточность и неокончательность этого мира и неизбежность существования иного мира и Бога.
В это кровавое
время бомбардировок, убийств, концентрационных лагерей, арестов, неисчислимых человеческих страданий я все
время упорно размышлял о
зле, о страданиях, об аде, о вечности.
Я мыслю о
времени, о своей эпохе, о ее проблемах и о ее
зле, но я несвоевременный мыслитель.
Соединить
золу с табаком так: два стакана табаку и один стакан
золы, ссыпать это в горшок, смачивая водой стакан с осьмою, смачивать не сразу, а понемногу, и в это
время опять тереть, и так тереть весь табак до конца, выкладывая в одно место.
В то
время об «еврейском вопросе» еще не было слышно, но не было и нынешнего
злого антисемитизма: закон считал справедливым, чтобы в суде, где разбираются дела и евреев, присутствовал также представитель еврейского населения.
Даже старые недруги могли приходить, и старое
зло на
время забывалось.
Галактион стоял все
время на крыльце, пока экипаж не скрылся из глаз. Харитина не оглянулась ни разу. Ему сделалось как-то и жутко, и тяжело, и жаль себя. Вся эта поездка с Харитиной у отца была только
злою выходкой, как все, что он делал. Старик в глаза смеялся над ним и в глаза дразнил Харитиной. Да, «без щей тоже не проживешь». Это была какая-то бессмысленная и обидная правда.
Смысл мировой истории не в благополучном устроении, не в укреплении этого мира на веки веков, не в достижении того совершенства, которое сделало бы этот мир не имеющим конца во
времени, а в приведении этого мира к концу, в обострении мировой трагедии, в освобождении тех человеческих сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и
злом (в религиозном смысле слова).
В основе истории мира лежит
зло, первородный грех, до
времени совершенный.
Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в наше
время, не есть
зло и не подлежит уничтожению; все это богатство бытия должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том и заключалась, что оно не могло отвоевать и утвердить бытие, что закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.
После тюрем, арестантского вагона и пароходного трюма в первое
время чистые и светлые чиновницкие комнаты кажутся женщине волшебным замком, а сам барин — добрым или
злым гением, имеющим над нею неограниченную власть; скоро, впрочем, она свыкается со своим новым положением, но долго еще потом слышатся в ее речи тюрьма и пароходный трюм: «не могу знать», «кушайте, ваше высокоблагородие», «точно так».
— Видал я господ всяких, Степан Романыч, а все-таки не пойму их никак… Не к тебе речь говорится, а вообще. Прежнее
время взять, когда мужики за господами жили, — правильные были господа, настоящие: зверь так зверь, во всю меру, добрый так добрый, лакомый так лакомый. А все-таки не понимал я, как это всякую совесть в себе загасить… Про нынешних и говорить нечего: он и зла-то не может сделать, засилья нет, а так, одно званье что барин.
Он не верил ни в какие реформы, считал все существующее на земле
зло необходимым явлением своего
времени и хотя не отвергал какого-то прогресса, но ожидал его не от людей, а от
времени, и людям давал во
времени только пассивное значение.
— Да вот вам, что значит школа-то, и не годитесь, и пронесут имя ваше яко
зло, несмотря на то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то
время отца моего учили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, и мне то же твердили, да и мой сын видел, как я не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?
Время проходит. Исправно
Учится мальчик всему —
Знает историю славно
(Лет уже десять ему),
Бойко на карте покажет
И Петербург, и Читу,
Лучше большого расскажет
Многое в русском быту.
Глупых и
злых ненавидит,
Бедным желает добра,
Помнит, что слышит и видит…
Дед примечает: пора!
Сам же он часто хворает,
Стал ему нужен костыль…
Скоро уж, скоро узнает
Саша печальную быль…
И он снова поднес ей лекарство. Но в этот раз она даже и не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо бедному старичку. Нелли громко засмеялась, но не прежним простодушным и веселым смехом. В лице ее промелькнуло что-то жестокое,
злое. Во все это
время она как будто избегала моего взгляда, смотрела на одного доктора и с насмешкою, сквозь которую проглядывало, однако же, беспокойство, ждала, что-то будет теперь делать «смешной» старичок.
Моя наблюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрытность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере доктор Лушин скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее
время: он похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше,
злее и короче — невольная, нервическая раздражительность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм.
— Пожалуй, она никогда и никого не любила, кроме себя. В ней пропасть властолюбия, какая-то
злая и гордая сила. И в то же
время она — такая добрая, женственная, бесконечно милая. Точно в ней два человека: один — с сухим, эгоистичным умом, другой — с нежным и страстным сердцем. Вот оно, читайте, Ромашов. Что сверху — это лишнее. — Назанский отогнул несколько строк свер-ху. — Вот отсюда. Читайте.
Тут была и ревнивая зависть к Назанскому — ревность к прошлому, и какое-то торжествующее
злое сожаление к Николаеву, но в то же
время была и какая-то новая надежда — неопределенная, туманная, но сладкая и манящая.
Думывал я иногда будто сам про себя, что бы из меня вышло, если б я был, примерно, богат или в чинах больших. И, однако, бьешься иной раз целую ночь думавши, а все ничего не выдумаешь. Не лезет это в голову никакое воображение, да и все тут. Окроме нового виц-мундира да разве чаю в трактире напиться — ничего другого не сообразишь. Иное
время даже
зло тебя разберет, что вот и хотенья-то никакого у тебя нет; однако как придет
зло, так и уйдет, потому что и сам скорее во сне и в трудах забыться стараешься.