Неточные совпадения
Воз с сеном приближается,
Высоко на возу
Сидит
солдат Овсяников,
Верст на двадцать в окружности
Знакомый мужикам,
И рядом с ним Устиньюшка,
Сироточка-племянница,
Поддержка старика.
— Вы не можете представить себе, что такое письма
солдат в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое
знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно
знакомые голубые глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как
солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.
У него в голове было свое царство цифр в образах: они по-своему строились у него там, как
солдаты. Он придумал им какие-то свои знаки или физиономии, по которым они становились в ряды, слагались, множились и делились; все фигуры их рисовались то
знакомыми людьми, то походили на разных животных.
Солдат повел Нехлюдова на другое крыльцо и подошел по доскам к другому входу. Еще со двора было слышно гуденье голосов и внутреннее движение, как в хорошем, готовящемся к ройке улье, но когда Нехлюдов подошел ближе, и отворилась дверь, гуденье это усилилось и перешло в звук перекрикивающихся, ругающихся, смеющихся голосов. Послышался переливчатый звук цепей, и пахнуло
знакомым тяжелым запахом испражнений и дегтя.
С громом отворились ворота, бряцанье цепей стало слышнее, и на улицу вышли конвойные
солдаты в белых кителях, с ружьями и — очевидно, как
знакомый и привычный маневр, — расстановились правильным широким кругом перед воротами.
Это было мгновение, когда заведомо для всех нас не стало человеческой жизни… Рассказывали впоследствии, будто Стройновский просил не завязывать ему глаз и не связывать рук. И будто ему позволили. И будто он сам скомандовал
солдатам стрелять… А на другом конце города у
знакомых сидела его мать. И когда комок докатился до нее, она упала, точно скошенная…
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились.
Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо
знакомого им дома Ивана Кононова.
— Пускай посмотрят своего старого
знакомого. Ты знаешь, кто это? — спросил Воронцов у ближе стоявшего
солдата, медленно выговаривая слова с своим аглицким акцентом.
Утром я пошел искать какого-нибудь места, перебегая с тротуара на тротуар или заходя во дворы, когда встречал какого-нибудь товарища по полку или
знакомого офицера —
солдат я не стеснялся,
солдат не осудит, а еще позавидует поддевке и пальтишку — вольный стал!
Побывав у мещанина и возвращаясь к себе домой, он встретил около почты
знакомого полицейского надзирателя, который поздоровался и прошел с ним по улице несколько шагов, и почему-то это показалось ему подозрительным, дома целый день у него не выходили из головы арестанты и
солдаты с ружьями, и непонятная душевная тревога мешала ему читать и сосредоточиться.
— Она хозяйке должна была, — возразил я, все более и более подзадориваясь спором, — и до самого почти конца ей служила, хоть и в чахотке была. Извозчики кругом говорили с
солдатами, рассказывали это. Верно, ее
знакомые бывшие. Смеялись. Еще в кабаке ее помянуть собирались. (Я и тут много приврал.)
Вдруг за своей спиной Иуда услышал взрыв громких голосов, крики и смех
солдат, полные
знакомой, сонно жадной злобы, и хлесткие, короткие удары по живому телу. Обернулся, пронизанный мгновенной болью всего тела, всех костей, — это били Иисуса.
Солдаты под палящим зноем ходили по горам, по болотам, по кочкам и, не находя неприятеля, который ловко скрывался в
знакомой местности, возвращались в форт усталые и голодные, чтобы отдохнуть после на голых досках в казарме с шинелью под головами.
Завидев этих грозных, хотя не воюющих воинов, мужики залегли в межу и, пропустив жандармов, встали, отряхнулись и пошли в обход к господским конюшням, чтобы поразведать чего-нибудь от
знакомых конюхов, но кончили тем, что только повздыхали за углом на скотном дворе и повернули домой, но тут были поражены новым сюрпризом: по огородам, вокруг села, словно журавли над болотом, стояли шагах в двадцати друг от друга пехотные
солдаты с ружьями, а посреди деревни, пред запасным магазином, шел гул: здесь расположился баталион, и прозябшие солдатики поталкивали друг друга, желая согреться.
Милица медленно, шаг за шагом, стала обходить лежавшие тут и там распростертые тела убитых, вглядывалась в каждое, с затаенным страхом отыскивая
знакомые черты. Помимо своей роты, она, как и Игорь, знала многих
солдат их полка. Многим писала на родину письма, многим оказывала мелкие услуги. И сейчас с трепетом и страхом склонялась над каждым убитым, ждала и боялась узнать в них
знакомые лица своих приятелей.
— Санитаров! Носилки! — слышится
знакомый охрипший среди этого ада голос офицера, и он первый наклоняется к ближайшему раненому
солдату.
По-прежнему бледная и потрясенная стояла она посреди окружавших ее
солдат. Сердце шибко-шибко колотилось теперь в груди Милицы. Страх за Игоря, за возможность его появления здесь каждую минуту, почти лишал ее сознания, холодя кровь в жилах. Чутким ухом она неустанно прислушивалась к малейшему шороху, раздававшемуся за стеной сарая, стараясь уловит среди ночных звуков
знакомый ей топот коня.
Солдаты кричали ей что-то в след, чего она не хотела да и не могла расслышать. Теперь она неслась, как ветер, едва касаясь ногами земли. Когда ошалевшие от неожиданности гусары, бросив посреди двора старого галичанина, надоумились кинуться за ней вдогонку, — Милица уже была y
знакомых гряд.
Я различал уже зеленые лафеты и ящики, покрытую туманной сыростью медь орудий,
знакомые, невольно изученные до малейших подробностей фигуры моих
солдат, гнедых лошадей и ряды пехоты с их светлыми штыками, торбами, пыжовниками и котелками за спинами.
В этих рассказах о еще теплых трупах и бесцельных убийствах
солдат звучало что-то странное и
знакомое, чувствовались за кулисами чьи-то предательские, кровавые руки.
Тяжелое беспокойство овладело им. Он лег, потом встал и поглядел в окно, не едет ли верховой? Но верхового не было. Он опять лег, через полчаса встал и, не выдержав беспокойства, вышел на улицу и зашагал к церкви. На площади, около ограды, было темно и пустынно… Какие-то три
солдата стояли рядом у самого спуска и молчали. Увидев Рябовича, они встрепенулись и отдали честь. Он откозырял им в ответ и стал спускаться вниз по
знакомой тропинке.
На другой день Еропкин, верный своему обещанию, данному митрополиту, послал небольшой отряд
солдат с двумя подьячими опечатать сундук. Площадь у Варварских ворот была запружена народом. Подьячие, конвоируемые
солдатами, благополучно добрались до денежного сундука, у которого стоял
знакомый нам фабричный, окруженный слушателями, благоговейно внимавшими его рассказу о виденном им чудном сне.
Гости примолкли, когда мы вошли с Лизаветой Петровной; но, видя, что она заговорила со своей
знакомой, опять забурлили. Один из
солдат показал на меня пальцем и расхохотался. Плясавшая женщина крикнула на всю комнату...
Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых
знакомых; но он не смотрел на них: всё внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе
солдат и ополченцев, однообразно-жадно смотревших на икону.
И все
знакомые хвалят Сашеньку, и
солдаты ее любят, и сама она испытывает известное удовлетворение… и я молчу и соглашаюсь.
Изредка попадались им навстречу то
солдаты, стучавшие шпорами, то поодиночке мещанин или приказчик, пробиравшиеся в
знакомое место.
— Куда тебя, парха, пустить! — остепенял его
знакомый голос
солдата Алексеева.
У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью и рассказывал
солдатам, своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом,
знакомую Пьеру историю.
— Да я сейчас еще спрошу их, — сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время, как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя
солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал, и
солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их
знакомые лица.
— Что,
знакомая? — смеялся другой
солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.