Неточные совпадения
Наш небольшой кружок собирался часто то у того, то у другого, всего чаще у меня. Рядом с болтовней, шуткой, ужином и вином шел самый деятельный, самый быстрый обмен мыслей, новостей и знаний; каждый передавал прочтенное и узнанное, споры обобщали взгляд, и выработанное каждым делалось достоянием всех. Ни в одной области ведения, ни в одной
литературе, ни в одном искусстве не было
значительного явления, которое не попалось бы кому-нибудь из нас и не было бы тотчас сообщено всем.
В конце концов под обвинение в романтизме подпадало все, что было
значительного, талантливого, оригинального в мировой
литературе и мысли новых веков, особенно XIX века, ненавистного для врагов романтизма.
История
литературы, с поучениями Мономаха и письмами Заточника, выступала из своего туманного отдаления, как предмет
значительный и важный, органически подготовлявший грядущие откровения.
Русская
литература и мысль носила в
значительной степени обличительный характер.
[Все, что было
значительного и глубокого во французской
литературе второй половины XIX в., связано с католичеством.]
(47) См. Старчевского «
Литература русской истории до Карамзина», стр. 218. В биографии Чеботарева, в «Словаре проф. Моск. унив.», г. Соловьев говорит неопределенно: в это время Чеботарев занимался выписками из летописей. По ходу его изложения это может относиться к 1782–1790 годам. Промежуток довольно
значительный.
Рассуждения отрешенного взяточника имеют
значительную долю справедливости. Для подтверждения этого вспомним, как в течение двух столетий у нас преследовалось зло взяток, как против них восставали люди государственные в докладных записках и проектах, как они запрещались указами, как их обличала
литература. Ради курьеза приведем, пожалуй, ряд свидетельств о взятках из разных периодов русской
литературы и общественного развития.
Дикости в проявлениях жизни общественной, разноголосица во всех сферах общества, фанфаронство общим и народным делом, вопросительный знак
значительной части дворянства пред новым экономическим бытом, финансовый кризис, зловещие тучи на окраинах, государственные затруднения, неумелость, злорадство, апатия к серьезному здравомысленному делу, непонимание прямых народных интересов, подпольная интрига и козни, наплыв революционных прокламаций и брань, брань, одна повальная брань в несчастной полунемотствующей
литературе и, наконец, в виде паллиативы, эта безумная и развратная оргия канкана, — вот общая картина того положения, в котором застал Россию 1862 год.
Передо мною в его лице стояла целая эпоха, и он был одним из ее типичнейших представителей: настоящий самородок из провинциально-помещичьего быта, без всяких заграничных влияний, полный всяких чисто российских черт антикультурного свойства, но все-таки талантом, умом и преданностью
литературе, как высшему, что создала русская жизнь, поднявшийся до
значительного уровня.