Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в
деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
— А знаешь, я
о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё
пойдет Бог знает как.
Деньги мы платим, они
идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто
славы,
денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N. N. прекрасный человек.
— Вот избаловался-то человек: с квартиры тяжело съехать! — с удивлением произнес Штольц. — Кстати,
о деньгах: много их у тебя? Дай мне рублей пятьсот: надо сейчас
послать; завтра из нашей конторы возьму…
Обломов, подписывая, утешался отчасти тем, что
деньги эти
пойдут на сирот, а потом, на другой день, когда голова у него была свежа, он со стыдом вспомнил об этом деле, и старался забыть, избегал встречи с братцем, и если Тарантьев заговаривал
о том, он грозил немедленно съехать с квартиры и уехать в деревню.
— Ведомости
о крестьянах, об оброке,
о продаже хлеба, об отдаче огородов… Помнишь ли, сколько за последние года дохода было? По тысяче четыреста двадцати пяти рублей — вот смотри… — Она хотела щелкнуть на счетах. — Ведь ты получал
деньги? Последний раз тебе послано было пятьсот пятьдесят рублей ассигнациями: ты тогда писал, чтобы не
посылать. Я и клала в приказ: там у тебя…
— Вы кстати напомнили
о деньгах: он просил сто рублей, а у меня было восемьдесят. Где мои
деньги? Дайте, пожалуйста, надо
послать ему…
Идти дальше, стараться объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным, давать ему
денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести
о том, как он в полку нагрубил командиру или побил жида, не заплатил в трактире
денег, поднял знамя бунта против уездной или земской полиции, и как за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
— Не могу знать!.. А где я тебе возьму
денег? Как ты об этом думаешь… а? Ведь ты думаешь же
о чем-нибудь, когда
идешь ко мне? Ведь думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и буду просить
денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда
денег, сколько мне нужно…» Ведь так думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
Это он припомнил
о вчерашних шести гривнах, пожертвованных веселою поклонницей, чтоб отдать «той, которая меня бедней». Такие жертвы происходят как епитимии, добровольно на себя почему-либо наложенные, и непременно из
денег, собственным трудом добытых. Старец
послал Порфирия еще с вечера к одной недавно еще погоревшей нашей мещанке, вдове с детьми, пошедшей после пожара нищенствовать. Порфирий поспешил донести, что дело уже сделано и что подал, как приказано ему было, «от неизвестной благотворительницы».
Но с тех пор паны ухватились за Грушеньку и каждый день ее бомбардировали письмами с просьбой
о деньгах, а та каждый раз
посылала понемножку.
— Он. Величайший секрет. Даже Иван не знает ни
о деньгах, ни
о чем. А старик Ивана в Чермашню
посылает на два, на три дня прокатиться: объявился покупщик на рощу срубить ее за восемь тысяч, вот и упрашивает старик Ивана: «помоги, дескать, съезди сам» денька на два, на три, значит. Это он хочет, чтобы Грушенька без него пришла.
— Я должен вам сообщить, — произнес тоже дрожащим голосом Алеша, —
о том, что сейчас было у него с отцом. — И он рассказал всю сцену, рассказал, что был послан за
деньгами, что тот ворвался, избил отца и после того особенно и настоятельно еще раз подтвердил ему, Алеше,
идти «кланяться»… — Он
пошел к этой женщине… — тихо прибавил Алеша.
Но главное — продать завод, обратить все
деньги в 5–процентные билеты, которые тогда
пошли в моду, — и доживать век поспокойнее, вспоминая
о прошлом величии, потерю которого вынес он бодро, сохранив и веселость и твердость.
Дело
пошло в сенат. Сенат решил, к общему удивлению, довольно близко к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые поля.
Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт
о работах. Подписавшиеся были: князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до государя.
Передо мной счет трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной маркой и распиской в получении
денег и подписями: «В. Долматов и
О. Григорович». Число — 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ по сцене В. П. Долматов и его друг
О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы
пошли к Тестову пообедать по-московски. В левой зале нас встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович.
— Так, так… То-то нынче добрый народ
пошел: все
о других заботятся, а себя забывают. Что же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие
деньги на постройку дают — чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как с закуской будет? И ты тоже вот добрый у меня уродился: чужого не жалеешь.
И
пошли разговоры
о том, что мало одних
денег на дорогу, — небось материк тоже
деньги любит: придется хлопотать
о принятии в общество и угощать, покупать землишку и строиться, то да ce — гляди, рублей полтораста понадобится.
Что же касается до жены Ивана Петровича, то Петр Андреич сначала и слышать
о ней не хотел и даже в ответ на письмо Пестова, в котором тот упоминал
о его невестке, велел ему сказать, что он никакой якобы своей невестки не ведает, а что законами воспрещается держать беглых девок,
о чем он считает долгом его предупредить; но потом, узнав
о рождении внука, смягчился, приказал под рукой осведомиться
о здоровье родительницы и
послал ей, тоже будто не от себя, немного
денег.
—
О боже мой, я не сумасшедший, чтоб рассчитывать на ваши
деньги, которых, я знаю, у вас нет! — воскликнул князь. — Дело должно
идти иначе; теперь вопрос только
о том: согласны ли вы на мое условие — так хорошо, а не согласны — так тоже хорошо.
— Боже ты мой, царь милостивый! Верх ребячества невообразимого! — воскликнул он. — Ну, не видайтесь, пожалуй! Действительно, что тут накупаться на эти бабьи аханья и стоны; оставайтесь у меня, ночуйте, а завтра напишите записку: так и так, мой друг, я жив и здоров, но уезжаю по очень экстренному делу, которое устроит наше благополучие. А потом, когда женитесь,
пошлите деньги — и делу конец: ларчик, кажется, просто открывался! Я, признаюсь, Яков Васильич, гораздо больше думал
о вашем уме и характере…
Шли дни. Разговор — по всей Москве, а в московских газетах ни строчки об этом ужасном факте. Ко мне зашел сотрудник одной газеты, человек весьма обделистый, и начал напевать
о том, что я напрасно обидел фирму, что из провинции торговцы наотрез отказываются брать их чай и даже присылают его обратно. Он мне открыто предложил взять взятку наличными
деньгами и, кроме того, принять на несколько тысяч объявлений для газеты.
Тогда начали рассуждать
о том, где
деньги спрятаны и как их оттуда достать. Надеялись, что Парамонов
пойдет дальше по пути откровенности, но он уж спохватился и скорчил такую мину, как будто и знать не знает, чье мясо кошка съела. Тогда возложили упование на бога и перешли к изобретениям девятнадцатого века. Говорили про пароходы и паровозы, про телеграфы и телефоны, про стеарин, парафин, олеин и керосин и во всем видели руку провидения, явно России благодеющего.
Когда Арина Петровна
посылала детям выговоры за мотовство (это случалось нередко, хотя серьезных поводов и не было), то Порфиша всегда с смирением покорялся этим замечаниям и писал: «Знаю, милый дружок маменька, что вы несете непосильные тяготы ради нас, недостойных детей ваших; знаю, что мы очень часто своим поведением не оправдываем ваших материнских об нас попечений, и, что всего хуже, по свойственному человекам заблуждению, даже забываем
о сем, в чем и приношу вам искреннее сыновнее извинение, надеясь со временем от порока сего избавиться и быть в употреблении присылаемых вами, бесценный друг маменька, на содержание и прочие расходы
денег осмотрительным».
Но при таких закладах случался и другой оборот дела, не совсем, впрочем, неожиданный: заложивший и получивший
деньги немедленно, без дальних разговоров,
шел к старшему унтер-офицеру, ближайшему начальнику острога, доносил
о закладе смотровых вещей, и они тотчас же отбирались у ростовщика обратно, даже без доклада высшему начальству.
Раз только в жизни он пришел в волнение и оказал деятельность, а именно: он прочел в газетах
о новом инструменте на всемирной лондонской выставке: «контробомбардоне» и пожелал выписать себе этот инструмент, даже спрашивал, куда
послать деньги и чрез какую контору?
Раздраженный отказом, Бельтов начал ее преследовать своей любовью, дарил ей брильянтовый перстень, который она не взяла, обещал брегетовские часы, которых у него не было, и не мог надивиться, откуда
идет неприступность красавицы; он и ревновать принимался, но не мог найти к кому; наконец, раздосадованный Бельтов прибегнул к угрозам, к брани, — и это не помогло; тогда ему пришла другая мысль в голову: предложить тетке большие
деньги за Софи, — он был уверен, что алчность победит ее выставляемое целомудрие; но как человек, вечно поступавший очертя голову, он намекнул
о своем намерении бедной девушке; разумеется, это ее испугало, более всего прочего, она бросилась к ногам своей барыни, обливаясь слезами, рассказала ей все и умоляла позволить ехать в Петербург.
Трудно жить на месте, трудно перебираться;
пойдут мелкие сплетни, вертись около своего очага, книгу под лавку; надобно думать
о деньгах,
о запасах.
Савины и Колобовы были обижены тем, что Гордей Евстратыч возгордился и не только не хотел посоветоваться с ними
о таком важном деле, а даже за
деньгами пошел к Пятову.
— Ни слова добрый человек не говорит
о том, что ему заплатить… даже гнушается этим, — значит дело любит, а не
деньги… Такие люди редки: бог мне в нем неслыханное счастье
посылает.
Когда управляющий ушел, Елизавета Петровна
послала Марфушку купить разных разностей к обеду. Елене, впрочем,
о получении
денег она решилась не говорить лучше, потому что, бог знает, как еще глупая девочка примет это; но зато по поводу другого обстоятельства она вознамерилась побеседовать с ней серьезно.
— Ну а если нужно, так и толковать не
о чем, — отвечал Бобров и сейчас же вынул
деньги и
послал в Английский магазин за указанным вином.
И
деньги, покуда их еще не требуют, я готов отдать с удовольствием, и в солдаты, покуда еще не зовут на службу,
идти готов; но как только зайдет вопрос
о всесословных поронцах (хотя бы даже только в теории), инстинктивно как-то стараешься замять его.
— Я хочу посоветоваться с тобой
о наследстве после меня, — говорил Бегушев. — Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное… Родовое я желаю, чтобы
шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья с семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно… Остальные все
деньги Домне Осиповне…
Раз, блаженно улыбаясь,
пошел к Саше в новых сапогах, чтобы показаться, но на полдороге плюнул и повернул назад: «Еще подумает, обрадовался
деньгам, —
о, чтоб черт всех вас побрал!» Перестал спать по ночам.
Так же отдает
деньги бедным, — такая
идет о нем молва, — так же наказывает угнетателей и мстит огнем, а есть он в то же время истинный разбойник, грабитель, дурной и скверный человек.
Асклипиодот был навеселе и, отворив форточку, объяснил «злоумышленникам», что он и сам ничего не может найти у себя, а что они лучше сделают, если
пойдут к попу Андронику, у которого
денег куры не клюют: воры действительно отправились к
о. Андронику, а утром Асклипиодот пришел проведать своего друга и пространно объяснил, как он «сконфузил татей».
О полуночи к сумрачному боярину была послана первая весточка, что по лицу у боярышни расстилается алый цвет, а по груди рассыпается белый пух и из косточки в косточку нежный мозжечок
идет. Плодомасов встал, бросил вестнице на пол горсть серебряных
денег и велел стеречь пленницу недреманным оком, пуще любимого глаза.
Судебный следователь. Куда вы
посылали ежемесячно
деньги в Саратов после ложного известия
о смерти Протасова?
Белесова. Ах, я знаю, я буду много, много тосковать…
о погибшей молодости,
о своем безумстве… Мне нужна будет поддержка, душевное участие и утешение, которое
шло бы от сердца… А то ведь нас утешают обыкновенно вот чем! (Указывает на конверт с
деньгами.)
Женитьба… так нечаянно и разочарование, и запах изо рта жены, и чувственность, притворство! И эта мертвая служба, и эти заботы
о деньгах, и так год, и два, и десять, и двадцать — и всё то же. И что дальше, то мертвее. Точно равномерно я
шел под гору, воображая, что
иду на гору. Так и было. В общественном мнении я
шел на гору, и ровно настолько из-под меня уходила жизнь… И вот готово, умирай!
Советник. Не
о деньгах речь
идет: я сам для
денег на все могу согласиться. (Становится на колени.) Я люблю тебя, моя матушка…
Павла Павловича подводили к этому заведению две дамы совершенно пьяного; одна из дам придерживала его под руку, а сзади сопутствовал им один рослый и размашистый претендент, кричавший во все горло и страшно грозивший Павлу Павловичу какими-то ужасами. Он кричал, между прочим, что тот его «эксплуатировал и отравил ему жизнь». Дело, кажется,
шло о каких-то
деньгах; дамы очень трусили и спешили. Завидев Вельчанинова, Павел Павлович кинулся к нему с распростертыми руками и закричал, точно его резали...
— Слушаю-с. (Он уже ничего не сказал
о Дутлове.) А за
деньгами к садовнику кого прикажете
послать?
Затрапезный разговор их никем не записан, но он был очень серьезен и
шел исключительно
о деньгах. Tante доказала Шерамуру, что если держать его
деньги в ее комоде и кормить на них voyou, то этих
денег хватит не надолго; они выйдут, и voyou опять будет не на что кормить.
— Изо всех щелей их старого дома смотрят жёсткие глаза нищеты, торжествуя победу над этим семейством. В доме, кажется, нет ни копейки
денег и никаких запасов; к обеду
посылали в деревню за яйцами. Обед без мяса, и поэтому старик Бенковский говорит
о вегетарианстве и
о возможности морального перерождения людей на этой почве. У них пахнет разложением, и все они злые — от голода, должно быть. Я ездила к ним с предложением продать мне клок земли, врезавшийся в мои владения.
Говорить здесь любили
о материях важных, и один раз тут при мне
шла замечательная речь
о министрах и царедворцах, причем все тогдашние вельможи были подвергаемы очень строгой критике; но вдруг усилием одного из иереев был выдвинут и высокопревознесен Николай Семенович Мордвинов, который «один из всех» не взял
денег жидов и настоял на призыве евреев к военной службе, наравне со всеми прочими податными людьми в русском государстве.
Он
шел своим обычным размеренным шагом, в длинном полумонашеском хитоне и круглой шляпе,
шел и на ходу, помахивая полуштофом, размышлял
о суете сует в таком роде, что вот умерший кум получал хорошее жалованье, а нонче что ему в
деньгах?
Иосаф видел, что со старухой
о деньгах нечего было и разговаривать: он печально поклонился ей и
пошел.
Неизвестный. А то руки, видишь ты, у него не поднимутся! Ох вы, горечь! Я и не таких, как ты, покупал. Любо с вами дело делать. Вашему брату ничего заветного нет, все продаст! Ведь ты, знаешь ли, ты мне за три тысячи полтораста тысяч продал! Теперь с нас по этому документу немного взыщут. А
пойдет следствие
о подлоге, так опять-таки нам выгода та, что дело затянется, в Сибирь-то
пойдешь все-таки ты, а не мы. Ты хоть уж покути на эти деньги-то, чтоб не даром отвечать. (Хочет уйти.)