Неточные совпадения
«Да, — соображал Самгин. — Возможно, что где-то действует Кутузов. Если не арестован в Москве в числе «семерки» ЦК. Еврейка эта, видимо, злое
существо. Большевичка. Что такое Шемякин? Таисья, конечно, уйдет к нему. Если он позовет ее. Нет, будет полезнее, если я займусь литературой. Газета не уйдет. Когда я приобрету
имя в литературе, — можно будет подумать и о газете. Без Дронова. Да, да, без него…»
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его
имя оказалось припутанным. А этот Миша —
существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
— А отказал, то, стало быть, не было основательных поводов кассации, — сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное мнение о том, что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может входить в рассмотрение дела по
существу. Если же действительно есть ошибка суда, то тогда надо просить на Высочайшее
имя.
И если за тобою во
имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов
существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного?
Особенно любит она глядеть на игры и шалости молодежи; сложит руки под грудью, закинет голову, прищурит глаза и сидит, улыбаясь, да вдруг вздохнет и скажет: «Ах вы, детки мои, детки!..» Так, бывало, и хочется подойти к ней, взять ее за руку и сказать: «Послушайте, Татьяна Борисовна, вы себе цены не знаете, ведь вы, при всей вашей простоте и неучености, — необыкновенное
существо!» Одно
имя ее звучит чем-то знакомым, приветным, охотно произносится, возбуждает дружелюбную улыбку.
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не спрашивайте моего
имени ни у меня, ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным
существом, пришибленным судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного
имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
— Я и не употребляла б их, если бы полагала, что она будет вашею женою. Но я и начала с тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не будет и почему не будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это
существо без
имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся жестокими. На это я отвечаю, что ищу не утешительных (во что бы ни стало) выводов, а правды. И, во
имя этой правды, иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю живых
существ, нет жребия более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей семье о нем ходили целые легенды, окружавшие это
имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его,
существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
Подлинная мистика начинается лишь тогда, когда различают реальности и реальные
существа, когда наступают радостные встречи, узнают и называют по
имени.
Поселился он на Сахалине еще в доисторические времена, когда не начиналась каторга, и это казалось до такой степени давно, что даже сочинили легенду о «происхождении Сахалина», в которой
имя этого офицера тесно связано с геологическими переворотами: когда-то, в отдаленные времена, Сахалина не было вовсе, но вдруг, вследствие вулканических причин, поднялась подводная скала выше уровня моря, и на ней сидели два
существа — сивуч и штабс-капитан Шишмарев.
Кто ведает из трепещущих от плети, им грозящей, что тот, во
имя коего ему грозят, безгласным в придворной грамматике называется, что ему ни А… ни О… во всю жизнь свою сказать не удалося [См. рукописную «Придворную грамматику» Фонвизина.]; что он одолжен, и сказать стыдно кому, своим возвышением; что в душе своей он скареднейшее есть
существо; что обман, вероломство, предательство, блуд, отравление, татьство, грабеж, убивство не больше ему стоят, как выпить стакан воды; что ланиты его никогда от стыда не краснели, разве от гнева или пощечины; что он друг всякого придворного истопника и раб едва-едва при дворе нечто значащего.
Он состоял из пяти
существ, почти одинаково близких ее сердцу: из толстозобого ученого снегиря, которого она полюбила за то, что он перестал свистать и таскать воду, маленькой, очень пугливой и смирной собачонки Роски, сердитого кота Матроса, черномазой вертлявой девочки лет девяти, с огромными глазами и вострым носиком, которую звали Шурочкой, и пожилой женщины лет пятидесяти пяти, в белом чепце и коричневой кургузой кацавейке на темном платье, по
имени Настасьи Карповны Огарковой.
— Простить! — подхватил Лаврецкий. — Вы бы сперва должны были узнать, за кого вы просите? Простить эту женщину, принять ее опять в свой дом, ее, это пустое, бессердечное
существо! И кто вам сказал, что она хочет возвратиться ко мне? Помилуйте, она совершенно довольна своим положением… Да что тут толковать!
Имя ее не должно быть произносимо вами. Вы слишком чисты, вы не в состоянии даже понять такое
существо.
Кто, не всуе носящий
имя человека, не испытал священных экзальтации мысли? кто мысленно не обнимал человечества, не жил одной с ним жизнью? Кто не метался, не изнемогал, чувствуя, как
существо его загорается под наплывом сладчайших душевных упоений? Кто хоть раз, в долгий или короткий период своего существования, не обрекал себя на служение добру и истине? И кто не пробуждался, среди этих упоений, под окрик: цыц… вредный мечтатель!
Эти звуки перекрестной волной несутся со всех сторон, образуя, вместе с дразнящими криками «гаврошей», [Gavroches —
существа, которые в недавние годы были известны под
именем gamins de Paris.
Венсан был влюблен в младшую дочку, в Марию Самуиловну, странное семнадцатилетнее
существо, капризное, своевольное, затейливое и обольстительное. Она свободно владела пятью языками и каждую неделю меняла свои уменьшительные
имена: Маня, Машенька, Мура, Муся, Маруся, Мэри и Мари. Она была гибка и быстра в движениях, как ящерица, часто страдала головной болью. Понимала многое в литературе, музыке, театре, живописи и зодчестве и во время заграничных путешествий перезнакомилась со множеством настоящих мэтров.
— Это вы так теперь говорите, а как у вас явится ребенок, тогда ни вы, ни я на чужие руки его не отдадим, а какая же будет судьба этого несчастного
существа, вслед за которым может явиться другой, третий ребенок, — неужели же всех их утаивать и забрасывать куда-то без
имени, без звания, как щенят каких-то?..
Ее сентиментальный характер отчасти выразился и в
именах, которые она дала дочерям своим, — и — странная случайность! — инстинкт матери как бы заранее подсказал ей главные свойства каждой девушки: старшую звали Людмилою, и действительно она была мечтательное
существо; вторая — Сусанна — отличалась необыкновенною стыдливостью; а младшая — Муза — обнаруживала большую наклонность и способность к музыке.
Тот был дикий зверь вполне, и вы, стоя возле него и еще не зная его
имени, уже инстинктом предчувствовали, что подле вас находится страшное
существо.
— Единственно. Кроме того, показание по
существу связано с моим
именем, и, объявив, в чем было дело, я таким образом все равно что назову себя.
— Биче Сениэль! — тихо сказал я, первый раз произнеся вслух эти слова. — Лисс, гостиница «Дувр». Там остановились вы дней восемь тому назад. Я в странном положении относительно вас, но верю, что вы примете мои объяснения просто, как все просто во мне. Не знаю, — прибавил я, видя, что она отступила, уронила руки и молчит, молчит всем
существом своим, — следовало ли мне узнавать ваше
имя в гостинице.
Чахлое
существо это было насквозь проникнуто вялостью: его точно разварили в котле; бледное отекшее лицо, мутные глаза, окруженные красными, распухнувшими веками, желтые прямые волосы, примазанные, как у девки; черты его были необыкновенно тонки и мягки; самое
имя его отличалось необыкновенною мягкостью и вялостью; не то чтобы Агапит, Вафулий, Федул или Ерофей — нет!
Мы видим причину того, что из всех практических деятельностей одна строительная обыкновенно удостаивается
имени изящного искусства не в
существе ее, а в том, что другие отрасли деятельности, возвышающиеся до степени искусства, забываются по «маловажности» своих произведений, между тем как произведения архитектуры-, не могут быть упущены из виду по своей важности, дороговизне и, наконец, просто по своей массивности, прежде всего и больше всего остального, производимого человеком, бросаясь в глаза.
— Мисс Полина — лучшее
существо из всех наиболее достойных уважения
существ, но, повторяю вам, вы сделаете мне великое удовольствие, если перестанете меня спрашивать о мисс Полине. Вы ее никогда не знали, и ее
имя в устах ваших я считаю оскорблением нравственного моего чувства.
Ему показалось, что она, и одна она, простит его, и он не ошибся. Ее одно
имя пришло ему на память, когда позвякивающие за дверью цепи заставляли просить и молить о продлении последней минуты свободы, и к дикому вепрю сходила благодать утешения, что у него есть жена, есть чистое
существо, во
имя которой он может просить себе снисхождения.
Анна Дмитриевна. Ну все равно — Лиза. Мне вас жаль, вы мне симпатичны. Но я люблю Виктóра. Я одно
существо на свете люблю. Я знаю его душу, как свою. Это гордая душа. Он был горд еще семилетним мальчиком. Горд не
именем, не богатством, но горд своей чистотой, своей нравственной высотой, и он соблюдал ее. Он чист, как девушка.
Вы уже не помните строгих, опасных времен, когда страшно было наименовать Венценосца; но
имя Екатерины, с самого Ее вступления на престол, подобно
имени благодетельного
существа, из уст в уста с любовию и радостию предстало.
С таким же Ангельским человеколюбием судит Она то преступление, которого
имя всего страшнее в Самодержавиях — «оскорбление Величества — и которое часто бывает предлогом несправедливых жестокостей, единственно от темного и ложного понятия о
существе оного.
Двенадцать
имен превратились в двенадцать
существ.
— Что же Лидочка? — спросил Василий Петрович, когда ему напомнили
имя очень милой и необыкновенно несчастной девушки — единственного женского
существа в городе, которое оказывало Василью Петровичу всяческое внимание.
Несправедливо было бы, однако ж, называть таким
именем всех незнакомых лиц, которые пристают и заговаривают. Возьмите в соображение, что душа невольно иногда настраивается к сообщительности; в таком расположении, самое робкое, скромное
существо не утерпит, чтобы не взглянуть искоса на соседа и не сказать ему: «Ужас, как холодно… какой резкий ветер!..»
— Я вам сердечно благодарна, что захватили с собой детей. Одни в пансионе, на Пасху? Бедные
существа! Как их зовут? Марина? Азиа? Какие красивые
имена, совсем по-итальянски. Вы говорите, Руссенкиндер. Но старшая, для ее лет, еще и Ризенкинд! (Великанское дитя.)
Есть
существо, без которого не было бы ни неба, ни земли.
Существо это спокойно, бестелесно, свойства его называют любовью, разумом, но само
существо не имеет
имени. Оно самое отдаленное и самое близкое.
«Сефиры (энергии Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое является самым источником всех форм и которое в этом качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное
имя, оно одно его не имеет и не может иметь. Бог остается всегда
существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
«В самом деле, каким
именем назвать Того, который не рожден, не имеет ни различий в себе, ни вида определенного, ни индивидуальности, ни числа, но есть
существо такое, которое никаких акциденций в себе не имеет, а равным образом и акциденциальному ничему не подлежит?
Евномий не согласился, однако, с толкованием отрицательных
имен Божиих у св. Василия В. и, не без некоторого основания, возражал: «Я не знаю, как чрез отрицание того, что не свойственно Богу, Он будет превосходить творения!.. Всякому разумному
существу должно быть ясно, что одно
существо не может превосходить другое тем, чего оно не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о значении отрицательного богословия в его отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Правда, нравственная воля называется у Канта «практическим разумом», для которого установляется свой особый канон, причем этот «разум» постулирует основные религиозные истины: бытие Бога, свободу воли и личное бессмертие, но каким бы
именем мы ни называли веру, ее
существо от этого не изменится: ЕСИ произносит только она, постулаты же лишь постулируют, но сами по себе бессильны утверждать бытие Божие, это составляет, конечно, дело веры.
Идеи-имена, которые составляют онтологическую основу общих понятий, суть первообразы
существ в Софии, вне которых ничто не становится причастно бытия.
Поводом послужила книга схимонаха Илариона «На горах Кавказа» (3‑е изд., Киев, 1912), в которой, в частности, утверждалось: «В
имени Божием присутствует Сам Бог — всем своим
существом и всеми своими бесконечными свойствами» (с. 16).
Есть ли это абстракции, прагматически и в этом смысле произвольно установляемые разумом термины, nomina, flaces vocis [
Имена, изреченные слова (лат.).], или же в них говорят сами res о сокровенном своем
существе?
Бог приводит к нему все живые
существа, «чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так было
имя ей» (Быт. 2:19).
В споре с Евномием св. Григорий занимает вообще не свойственную ему позицию скептического номинализма в теории познания (в учении об «
именах»): для того чтобы отвергнуть неправомерное преувеличение или, лучше сказать, ложное понимание соотношения, существующего между
именем Божиим и
существом Божиим у Евномия, св.
Верховному
существу невозможно усвоять никакого определенного признака, никакого определенного
имени.
И средь пустоты этой, в муках недовершенности, дергаются и корчатся странные, темные, одинокие
существа, которым
имя — люди.
Вы все, господа, очень опрометчиво поступали, склоняя женщин жить только плотью и не верить в душу: вам гораздо сподручнее были бы бесплотные; но я, к сожалению, была не бесплотная и доказала вам это живым
существом, которое вы «во
имя принципа» сдали в воспитательный дом.
Защита национального человека есть защита отвлеченных свойств человека, и притом не самых глубоких, защита же человека в его человечности и во
имя его человечности есть защита образа Божия в человеке, т. е. целостного образа в человеке, самого глубокого в человеке и не подлежащего отчуждению, как национальные и классовые свойства человека, защита именно человека как конкретного
существа, как личности,
существа единственного и неповторимого.
Буржуазная женщина, во
имя которой буржуа создает фиктивный мир роскоши и совершает преступления, напоминает куклу, это искусственное
существо.
Но нельзя жертвовать любовью к ближнему, к живому
существу, к Божьему творению во
имя совершенно отвлеченных идей справедливости, красоты, истины, человечества и пр.
И это настолько трагично, что одинаково возмущает и когда жертвуют живым
существом во
имя любви к идее, к истине и правде, и когда жертвуют истиной и правдой во
имя любви к живому
существу.