Неточные совпадения
Она, играя
бровями, с улыбочкой в глазах, рассказала, что царь капризничает: принимая председателя Думы —
вел себя неприлично, узнав, что матросы убили какого-то адмирала, — топал ногами
и кричал, что либералы
не смеют требовать амнистии для политических, если они
не могут прекратить убийства; что келецкий губернатор застрелил свою любовницу
и это сошло ему с рук безнаказанно.
Следствие
вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные
брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные
и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине
не ниже полковника.
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он
ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво
и грациозно наклоненной головой, подает ему руку
и не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над
бровью заиграет какой-то мыслью.
При входе шумливой ватаги толстяк нахмурил было
брови и поднялся с места; но, увидав в чем дело, улыбнулся
и только
велел не кричать: в соседней, дескать, комнате охотник спит.
Семен Яковлевич только взглянул на него, а Евлампия Матвеевна воскликнула с ударением: «Вот как!» —
и при этом как-то лукаво
повела бровями; несмотря на сорокалетний возраст, она далеко еще была
не чужда некоторого кокетства.
Эта же краля как пошла, так как фараон плывет —
не колыхнется, а в самой, в змее, слышно, как
и хрящ хрустит
и из кости в кость мозжечок идет, а станет, повыгнется, плечом
ведет и бровь с носком ножки на одну линию строит…
Противники
и секунданты обменялись, как водится, поклонами; один доктор даже
бровью не повел —
и присел, зевая, на траву: «Мне, мол,
не до изъявлений рыцарской вежливости». Г-н фон Рихтер предложил г-ну «Тшибадола» выбрать место; г-н «Тшибадола» отвечал, тупо ворочая языком («стенка» в нем опять обрушилась), что: «Действуйте, мол, вы, милостивый государь; я буду наблюдать…»
Полозов расстегнул жилет. По одному тому, как он приподнимал
брови, отдувался
и морщил нос, можно было видеть, что говорить будет для него большою тягостью
и что он
не без некоторой тревоги ожидал, заставит ли его Санин ворочать языком, или сам возьмет на себя труд
вести беседу?
Отец, как бы
не касаясь пола, доплыл до Палаги
и ударился прочь от неё, чётко
и громко выбивая дробь каблуками кимряцких сапог. Тогда
и Палага, уперев руки в крутые бёдра, боком пошла за ним,
поводя бровями и как будто удивляясь чему-то, а в глазах её всё ещё блестели слёзы.
Но Увар Иванович даже
бровью не повел и продолжал с удивлением глядеть на Елену. Она уронила на него
и мантилью
и шляпу.
Он думал удивить ее своею щедростью; но она даже
бровью не повела и, когда он от нее отвернулся, презрительно скорчила свои стиснутые губы.
Как она обернулась
и мимоходом
повела глазами на Дон-Кихота, так он
и намагнетизировался. Та смотрит на него, потому что видит его смотрящим в первый раз после долгого беспамятства, а он от нее глаз оторвать
не может. Глаза большие, иссера-темные, под черною
бровью дужкою, лицо горит жизнью, зубы словно перл, зерно к зерну низаны, сочные алые губы полуоткрыты, шея башенкой, на плечах — эполет клади, а могучая грудь как корабль волной перекачивает.
Не посрамила
и Берта Ивановна земли русской, на которой родилась
и выросла, — вынула из кармана белый платок, взяла его в руку,
повела плечом, грудью тронула, соболиной
бровью мигнула
и в тупик поставила всю публику своей разудалою пляскою. Поляк с своей залихватской мазуркой
и его миньонная дамочка были в карман спрятаны этой парой.
Я весь пылал отвагой,
и ужасом,
и радостью близкого желанного преступленья; я постоянно
поводил головою сверху вниз, я хмурил
брови, я шептал: «Погодите!» Я грозил кому-то, я был зол, я был опасен…
и я избегал Давыда! Никто, ни даже он,
не должен был иметь малейшее подозрение о том, что я собирался совершить…
— Я тебе расскажу эту штуку, дядя… слушай… вчера барин разгневался на Олешку Шушерина
и приказал ему влепить 25 палок;
повели Олешку на конюшню — сам приказчик
и стал его бить; 25 раз ударил да
и говорит: это за барина — а вот за меня —
и занес руку: Вадим всё это время стоял поодаль, в углу:
брови его сходились
и расходились. — В один миг он подскочил к приказчику
и сшиб его на землю одним ударом. На губах его клубилась пена от бешенства, он хотел что-то вымолвить —
и не мог.
Квицинский, сидевший на конце стола, улыбнулся про себя
не без злорадства, а бедный Житков только усами
повел да
брови поднял
и всем своим волосатым лицом уткнулся в салфетку.
Она приняла нас
не радушно — это слово к ней
не шло, — но вежливо
и, увидав меня, свидетеля того страшного происшествия, даже
бровью не повела.
Сколь ни привык Плодомасов к рабскому пресмыкательству перед собою, но такое долгое
и робкое ползанье уже
и ему
не нравилось: он чувствовал, что так долго безмолвствует человек тогда, когда ему страшно разомкнуть уста свои. Плодомасову вдруг вступило на мысль, что пресмыкающийся перед ним земский является к нему чьим-то послом с недобрыми
вестями,
и густые серо-бурые
брови насупились
и задвигались, сходясь одна с другою, как сходятся два сердитые
и готовые броситься один на другого медведи.
Я, знаешь, ничего ему решительного
не отвечаю, а только
бровями этак, понимаешь, на нее
повела и даю ему мину, что, дескать, «трудно».
«Слушай же, — говорит мне, — красная девица, — а у самого чудно очи горят, —
не праздное слово скажу, а дам тебе великое слово: на сколько счастья мне подаришь, на столько буду
и я тебе господин, а невзлюбишь когда —
и не говори, слов
не роняй,
не трудись, а двинь только
бровью своей соболиною,
поведи черным глазом, мизинцем одним шевельни,
и отдам тебе назад любовь твою с золотою волюшкой; только будет тут, краса моя гордая, несносимая,
и моей жизни конец!»
И тут вся плоть моя на его слова усмехнулася…
Другая на месте Макрины тотчас бы возрадовалась, но ловкая уставщица
бровью даже
не повела. Напротив, приняла озабоченный вид
и медленно, покачивая головой, промолвила...
Все это я
не преминул, возвратясь домой, сообщить моей матушке
и был немало удивлен, что она выслушала мое донесение как
весть неприятную, но давно ей известную; она сдвинула с неудовольствием
брови и сказала...
Это была именно та красота, созерцание которой, бог
весть откуда, вселяет в вас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь
и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд, n котором природа
не ошиблась ни на одну малейшую черту; вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должен быть именно такой нос, как у Маши, прямой
и с небольшой горбинкой, такие большие темные глаза, такие же длинные ресницы, такой же томный взгляд, что ее черные кудрявые волосы
и брови так же идут к нежному белому цвету лба
и щек, как зеленый камыш к тихой речке; белая шея Маши
и ее молодая грудь слабо развиты, но чтобы суметь изваять их, вам кажется, нужно обладать громадным творческим талантом.
— Барин молодой проснулись! Бежать одевать их надо… Ахти беда, поднимет дым коромыслом… Опять в училище свое опоздает! Кажинный день так-то: будишь его будишь,
бровью не поведет, a потом к девяти часам, глядишь,
и пойдет гонка! Уж вы сами потрудитесь пройти в вашу комнату, барышня. Вот отсюда по коридору третья дверь на право. A я бегу!
И России мне
не жаль, пусть кряхтит.
И себя
не жаль.
И умри сейчас Саша, я, кажется,
бровью не поведу. Вот, говорят, что-то вроде холеры у нас начинается… что ж, пускай холера. Пускай
и чума,
и мор,
и землетрясение, мне-то какое дело?