Нас это удивляет, когда дело
касается воров, хвастающихся своею ловкостью, проституток — своим развратом, убийц — своей жестокостью.
Неточные совпадения
И герой и нищий одинаковы, особенно когда дело
касается собственности, которая сама идет к своему
вору с ласками и поцелуями.
Устинька. Слова эти совсем не до вас
касаются, а до
воров; вы и так завсегда можете здесь гулять, вам завсегда будут рады.
Вы трусы и лицемеры, вы больше всего любите ваш покой, и вы с радостью всякого
вора, стащившего калач, запрятали бы в сумасшедший дом, — вы охотнее весь мир и самих себя призна́ете сумасшедшими, нежели осмелитесь
коснуться ваших любимых выдумок.
Что же
касалось людей других сословий, то с этими было еще меньше хлопот: о мещанах нечего было и говорить, так как они земли не пашут и хлеба не сеют — стало быть, у них неурожая и не было, и притом о них давно было сказано, что они «все
воры», и, как
воры, они, стало быть, могут достать себе все, что им нужно; а помещичьи «крепостные» люди были в таком положении, что о них нечего было и беспокоиться, — они со дня рождения своего навеки были предоставлены «попечению владельцев», и те о них пеклись…
«Ну-с, — продолжал полковник, — как я ни старался уснуть, сон бежал от меня. То мне казалось, что
воры лезут в окно, то слышался чей-то шёпот, то кто-то
касался моего плеча — вообще чудилась чертовщина, какая знакома всякому, кто когда-нибудь находился в нервном напряжении. Но, можете себе представить, среди чертовщины и хаоса звуков я явственно различаю звук, похожий на шлепанье туфель. Прислушиваюсь — и что бы вы думали? — слышу я, кто-то подходит к моей двери, кашляет и отворяет ее…
В следующем за этим рапортом вторичном письме Настасья Федоровна,
касаясь этого вопроса, не без гордости писала: «Недаром я, батюшка, ваше сиятельство, вас против него упреждала, чуяло мое вещун-сердце, что хотя тихоня он был, царство ему небесное, а
вор».