Неточные совпадения
В трактир
приходили и уходили разные лица, все в белых куртках, индийцы в грязных рубашках,
китайцы без того и без другого.
Вновь прибывший пастор, англичанин же, объявил, что судно
пришло из Гонконга, употребив ровно месяц на этот переход, что идет оно в Сан-Франциско с пятьюстами
китайцев, мужчин и женщин.
Вообще все: язык, вера их, обычаи, одежда, культура и воспитание — все
пришло к ним от
китайцев.
Дерсу стал вспоминать дни своего детства, когда, кроме гольдов и удэге, других людей не было вовсе. Но вот появились
китайцы, а за ними — русские. Жить становилось с каждым годом все труднее и труднее. Потом
пришли корейцы. Леса начали гореть; соболь отдалился, и всякого другого зверя стало меньше. А теперь на берегу моря появились еще и японцы. Как дальше жить?
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к как домашних свиней
китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть и тигры. Действительно, вскоре около реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь
приходил сюда не для утоления жажды, а на охоту за козулями и кабанами.
На другой день
китайцы, уходя, сказали, что если у нас опять не хватит продовольствия, то чтобы
приходили к ним без стеснения.
Вечером в фанзу
пришли еще 3
китайца. Они что-то рассказывали и ужасно ругались, а Дерсу смеялся.
Первый вопрос, который они задали мне, был такой: почему я ночевал в доме Ли Тан-куя? Я ответил им и в свою очередь спросил их, почему они так враждебно ко мне относятся. Удэгейцы ответил и, что давно ждали меня и вдруг узнали, что я
пришел и остановился у
китайцев на Сянь-ши-хеза.
Наблюдая за
китайцами, я убедился, какой популярностью среди них пользовался Чжан Бао. Слова его передавались из уст в уста. Все, что он приказывал, исполнялось охотно и без проволочек. Многие
приходили к нему за советом, и, кажется, не было такого запутанного дела, которого он не мог бы разобрать и найти виновных. Находились и недовольные. Часто это были люди с преступным прошлым. Чжан Бао умел обуздывать их страсти.
Когда мы пили чай, в фанзу
пришел еще какой-то
китаец. За спиной у него была тяжелая котомка; загорелое лицо, изношенная обувь, изорванная одежда и закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил длинный путь. Пришедший снял котомку и сел на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать. Прежде всего он подал ему свой кисет с табаком.
Первыми
китайцами, появившимися в уссурийской тайге, были искатели женьшеня. Вместе с ними
пришел сюда и он, Кинь Чжу. На Тадушу он заболел и остался у удэгейцев (тазов), потом женился на женщине их племени и прожил с тазами до глубокой старости.
К рассвету он, по-видимому, устал. Тогда я забылся крепким сном. В 9 часов я проснулся и спросил про кабанов. После нашего ухода кабаны все-таки
пришли на пашню и потравили остальную кукурузу начисто.
Китаец был очень опечален. Мы взяли с собой только одного кабана, а остальных бросили на месте.
Сориентировавшись, я спустился вниз и тотчас отправил Белоножкина назад к П.К. Рутковскому с извещением, что дорога найдена, а сам остался с
китайцами. Узнав, что отряд наш
придет только к вечеру, манзы собрались идти на работу. Мне не хотелось оставаться одному в фанзе, и я пошел вместе с ними.
Дня за два до моего отхода Чжан Бао
пришел ко мне проститься. Неотложные дела требовали его личного присутствия на реке Такеме. Он распорядился назначить 2
китайцев, которые должны были проводить меня до Сихотэ-Алиня, возвратиться обратно другой дорогой и сообщить ему о том, что они в пути увидят.
Утром
китайцы проснулись рано и стали собираться на охоту, а мы — в дорогу. Взятые с собой запасы продовольствия
приходили к концу. Надо было пополнить их. Я купил у
китайцев немного буды и заплатил за это 8 рублей. По их словам, в этих местах пуд муки стоит 16 рублей, а чумиза 12 рублей. Ценятся не столько сами продукты, сколько их доставка.
Естественно, что наше появление вызвало среди
китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу
пришел еще один
китаец. На вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш новый знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с отцом, они
приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал от
китайцев, но никогда ее раньше не видел.
— Да, это как Фо, — говорил
китаец, выслушав объяснения Райнера. — Фо все живут в кумирнях, и их поклонники тоже
приходят. Они вместе работают: это я знаю. Это у всех Фо.
Ну, хорошо. Я в другой раз тебе подарю.
Приходи же вечером. Желаю тебе всего хорошего. Ты свободен,
китаец.
Кроме Козодавлева, к Мурзе писали еще несколько пиитов, которых стихи помещены в «Собеседнике». Так, какой-то Василий Жуков (69) написал Сонет к нему; г-жа М. С.
прислала в «Собеседник» «Письмо
Китайца к «Мурзе»; Костров тоже написал к нему послание.
— А-а-а, опять
пришёл, пьяница,
китаец, изменник отечества!
Однажды зимой к ним в фанзу
пришел китаец, очень легко одетый.
Через три дня мы
пришли в Маймакай. Город был битком набит войсками и бежавшими из деревень жителями. Жутко было войти в фанзу, занятую
китайцами. Как разлагающийся кусок мяса — червями, она кишела сбитыми в кучу людьми. В вони и грязи копошились мужчины, женщины и дети, здоровые и больные.
И она чистосердечно рассказала детям по дороге к лесному домику, как она невзлюбила их сначала; и потом со смехом поведала им, как ей
пришла веселая мысль потешиться над ними; как она тайком пробралась в старый дом и поставила стул за портрет
китайца, чтобы еще раз вдоволь посмеяться над Бобкой.
Мы
пришли в деревню Суятунь. Она лежала за четверть версты на восток от станции. Деревня, по-обычному, была полуразрушена, но
китайцев еще не выселили. Над низкими глиняными заборами повсюду мелькали плоские цепы и обмотанные черными косами головы:
китайцы спешно обмолачивали каолян и чумизу.
Шанцер будил меня. Я ответил, что посплю, пока
придет время ехать, пусть он тогда
пришлет за мною. Через полчаса я проснулся, освежившийся, бодрый. Вышел на двор. За раскидистыми соснами пылала красная заря, было совсем светло. По пустынным дворам хутора тихо и неслышно ходил старый китаец-хозяин.
«
Пришли мы, — говорил он мне, — в одну деревню, стали искать по обыкновению спрятанные запасы; знаем, что
китайцы зарывают их в земляной пол своих фанз.
Борис вскочил. Исанка, смеясь, держала в руке зеленого вербного чертика. Сегодня утром она проходила по Смоленскому рынку: на душе было радостно от примирения с Борькой и что он
придет вечером, увидела, что
китаец продает этих смешных чертиков, и купила.