Неточные совпадения
Дав дорогу входившей даме, Вронский
подошел к
княгине и потом к Кити.
— Да если тебе так хочется, я узнаю прежде о ней и сама
подойду, — отвечала мать. — Что ты в ней нашла особенного? Компаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь с мадам Шталь. Я знала её belle-soeur, — прибавила
княгиня, гордо поднимая голову.
Заметив производимое на всех неприятное впечатление,
княгиня Бетси подсунула на свое место для слушания Алексея Александровича другое лицо и
подошла к Анне.
Когда Левин вернулся домой, он съехался с
княгиней, и они вместе
подошли к двери спальни. У
княгини были слезы на глазах, и руки ее дрожали. Увидав Левина, она обняла его и заплакала.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было
княгине как будто делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая
подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
Пока
княгиня Бетси наливала ей чай, Вронский
подошел к Анне.
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось итти к ней, не хотелось тоже и видеть
княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над собой, пошел в спальню.
Подходя по мягкому ковру к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел слышать.
Муж
княгини Бетси, добродушный толстяк, страстный собиратель гравюр, узнав, что у жены гости, зашел пред клубом в гостиную. Неслышно, по мягкому ковру, он
подошел к
княгине Мягкой.
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» — «Около двух лет». —
«На ком?» — «На Лариной». — «Татьяне!»
«Ты ей знаком?» — «Я им сосед». —
«О, так пойдем же». Князь
подходитК своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Приезжали князь и
княгиня с семейством: князь, седой старик, с выцветшим пергаментным лицом, тусклыми навыкате глазами и большим плешивым лбом, с тремя звездами, с золотой табакеркой, с тростью с яхонтовым набалдашником, в бархатных сапогах;
княгиня — величественная красотой, ростом и объемом женщина, к которой, кажется, никогда никто не
подходил близко, не обнял, не поцеловал ее, даже сам князь, хотя у ней было пятеро детей.
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия.
Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не
подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками голоса.
— А! Да это славно быть именинником: все дарят. Я готов быть по несколько раз в год, — говорил князь, пожимая руку мистрисс Нетльбет. — Ну-с, а вы, ваше сиятельство, — продолжал он,
подходя к
княгине, беря ее за подбородок и продолжительно целуя, — вы чем меня подарите?
Войдя мягкими, поспешными шагами в гостиную, он извинился перед дамами за то, что опоздал, поздоровался с мужчинами и
подошел к грузинской
княгине Манане Орбельяни, сорокапятилетней, восточного склада, полной, высокой красавице, и подал ей руку, чтобы вести ее к столу.
Бабушка была взята врасплох: это случилось на большом званом вечере, где были и
княгиня и ее дочь. Сват, о котором в доме Хотетовой было сказано, что «ему никто не отказывает»,
подошел к
княгине с улыбкой и сказал...
В комнате-то этакий свет вечерний, солнце садится, вбок все красным обливает, а у меня даже в глазах стало темно, и вижу, что
княгиня как не своею силой с помпадура встала, и к самой голове Патрикея Семеныча
подошла, и говорит...
Каждый раз, как
княгиня додумывалась до этой мысли, она погружалась в такую сосредоточенность, что граф не раз вставал и, не прерывая этих мечтаний, молча
подходил к руке
княгини и уезжал.
Рогожин бросил предводителя и,
подойдя к
княгине, щелкнул, по своему обычаю, каблуком и уставил на нее свой изумрудный глаз.
Далее князь не в состоянии был выслушивать их разговора; он порывисто встал и снова вернулся в залу,
подошел к буфету, налил себе стакан сельтерской воды и залпом его выпил. Елпидифор Мартыныч, все еще продолжавший стоять около ваз с конфетами, только искоса посмотрел на него. Вскоре после того в залу возвратилась
княгиня в сопровождении всех своих гостей.
Наконец, пробил звонок. Все проворно пошли к выходу, и
княгиня, только уже
подойдя к решетке, отделяющей дебаркадер от вагонов, остановилась на минуту и, подав князю руку, проговорила скороговоркой...
В зале князя встретила улыбающаяся своей доброй улыбкой и очень, по-видимому, обрадованная приездом мужа
княгиня. Впрочем, она только
подошла к нему и как-то механически поцеловала его в щеку.
Княгиня, войдя в кабинет, прямо и быстро
подошла к нему. Князь протянул ей руку.
Княгиня схватила эту руку и начала ее целовать. Князь, с своей стороны, поцеловал ее в лоб Елпидифор Мартыныч, тоже стоя на ногах, с каким-то блаженством смотрел на эту встречу супругов. Наконец, князь и
княгиня сели. Последняя поместилась прямо против мужа и довольно близко около него. Елпидифор Мартыныч занял прежнее свое место.
— Я привез вам поклон от вашего папа, мама, сестриц, — говорил он,
подходя и с чувством пожимая руку
княгини. — Все они очень огорчены, что вы пишете им об нездоровье вашем; и вы действительно ужасно как похудели!.. — прибавил он, всматриваясь в лицо
княгини.
Высмотрев на гулянье в саду
княгиню и узнав с достоверностью, кто она такая, г-жа Петицкая раз, когда
княгиня сидела одна на террасе,
подошла к решетке их садика.
Наконец, в зале показался Миклаков. Он к обществу
княгини не
подошел даже близко, а только поклонился всем издали.
Она непременно ожидала, что князь
подойдет к
княгине, скажет с ней два — три ласковых слова; но он, поздоровавшись очень коротко с бароном, а на Миклакова даже не взглянув, принялся ходить взад и вперед по зале и взглядывал только при этом по временам на часы.
С такими мыслями он шел домой и,
подойдя к террасе, увидел, что
княгиня, разодетая и прехорошенькая, в какой-то полулежачей и нежной позе сидела на креслах, а у ног ее помещался барон с красным, пылающим лицом, с разгоревшимися маслеными глазами.
Впрочем, противоречить я не стала. Наскоро проглотив кусок холодной баранины, оставившей во рту отвратительный вкус застывшего сала, я
подошла пожелать
княгине спокойной ночи. Она холодно кивнула мне и сделала какой-то знак великанше. Мариам (странно было называть эту несуразную фигуру поэтическим именем Мариам) схватила своей огромной лапищей бронзовый шандал с воткнутым в него огарком сальной свечи и, сделав мне знак следовать за собой, пошла вперед тяжело шлепая своими войлочными чувяками.
Старуха уселась в кресло и после длиннейших предисловий, ухмыляясь и кокетничая (свахи всегда кокетничают), заявила, что у
княгини есть товар, а у нее, старухи, купец. Маруся вспыхнула. Егорушка фыркнул и, заинтересованный,
подошел к старухе.
Княгиня, покачиваясь, как утка, и краснея,
подошла к доктору и неловко всунула свою руку в его белый кулак.
По приготовлениям высоких бокалов и по поглядываниям
княгини на часы мы заключили, что торжественно-официальная минута приближается, что, по всей вероятности, Чайхидзев в 12 часов получит позволение поцеловать Олю. Нужно было действовать. В половине двенадцатого я попудрился, чтоб казаться бледным, своротил в сторону галстух и с озабоченным лицом и с всклокоченными волосами
подошел к Оле.
Старик в ливрее прыгнул с козел и помог
княгине выйти из экипажа. Она подняла темную вуаль и не спеша
подошла ко всем иеромонахам под благословение, потом ласково кивнула послушникам и направилась в покои.
Когда вошел архимандрит,
княгиня восторженно вскрикнула, скрестила на груди руки и
подошла к нему под благословение.
На другой день приказ — снаряжать в дорогу
княгиню Варвару Михайловну. Отпускал к мужу в Мемель. Осенним вечером — а было темно, хоть глаз уколи — карету подали.
Княгиня прощалась со всеми,
подошел старый князь — вся затряслась, чуть не упала.
Подошел к майору смирнехонько, божится, что знать ничего не знает и ни в чем не виноват, что если б жива была
княгиня Варвара Михайловна, сама бы невинность его доказала.
— Мир,
княгиня… —
подошел он к виновнице переполоха и поднес ей дорогую брошку с великолепным солитером.
— Вот что еще выдумали, да я близко не
подойду к ней, а не то что пить чай… Глотка сделать нельзя бы было… Все они бы мерещились… — заволновалась
княгиня.
Великая
княгиня повиновалась. Елизавета Петровна отошла от нее в раздумье. Она чувствовала, что потерпела поражение от женщины, которая стояла перед ней на коленях. Надобно было собрать силы для нападения. Но это было трудно сделать, и атака поведена была в расстройстве, в беспорядке. Императрица
подошла к великой
княгине с упреком.
Иван Иванович,
подойдя, отвесил низкий поклон Строгановой, будущей
княгине Сибирской. По знаку Ксении Яковлевны Домаша наполнила кубок вплоть до краев, а молодая Строганова с поклоном подала его Ивану Кольцу. Тот принял его с достоинством и залпом осушил. Он понимал, что эту честь оказывают ему как послу Ермака Тимофеевича.
Княгиня робко вышла из остановившегося экипажа и с замиранием сердца
подошла к калитке.
Вечером в этот день во дворце был бал. Великая
княгиня Екатерина Алексеевна
подошла к Николаю Трубецкому и спросила его...
Певица
подошла к Екатерине Николаевне Селезневой, полной, напыщенной, роскошно одетой даме, и после нескольких минут разговора с ней бывшая
княгиня величавой походкой направилась к маленькой гостиной.
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату.
Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей
подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
«Quelle délicatesse», [Какая деликатность,] — подумала княжна. — Неужели Amélie (так звали m-lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне? — Она
подошла к m-lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль
подошел к руке маленькой
княгини.
— Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] — проговорила
княгиня и, подобрав одною рукой складку платья,
подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой
княгине, как близкой знакомой, и
подошел к тетушке.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав. Когда он
подошел к комнате сестры,
княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и
подошел к
княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
Князь Ипполит
подошел к маленькой
княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что-то говорить ей.
Маленькая
княгиня, взяв платье из рук горничной,
подходила к княжне Марье.