Неточные совпадения
И он торопливо достал из бумажника три сторублевые
бумажки и
покраснел.
На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко
бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с
красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников, на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка
красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой
бумажки.
Но Гладышев
покраснел и с небрежным видом бросит на стол десятирублевую
бумажку.
В переднюю вышел, весь
красный, с каплями на носу и на висках и с перевернутым, смущенным лицом, маленький капитан Световидов. Правая рука была у него в кармане и судорожно хрустела новенькими
бумажками. Увидев Ромашова, он засеменил ногами, шутовски-неестественно захихикал и крепко вцепился своей влажной, горячей, трясущейся рукой в руку подпоручика. Глаза у него напряженно и конфузливо бегали и в то же время точно щупали Ромашова: слыхал он или нет?
Был у нас сосед по квартире, некто Дремилов: этот, как ни посмотришь, бывало, — все корпит за бумагой; спросишь его иногда:"Что же вы, господин Дремилов, высидели?" — так он только
покраснеет, да и бежит скорее опять за
бумажку.
— Он занимается с князем, — сказала Катенька и посмотрела на Любочку. Любочка вдруг
покраснела отчего-то, сморщилась, притворясь, что ей что-то больно, и вышла из комнаты. Я вышел вслед за нею. Она остановилась в гостиной и что-то снова записала карандашиком на свою
бумажку.
В передней у меня сидели рядом два здоровенных солдата в голубых шинелях, а двери моей комнаты были связаны шнурком, на котором болталась на
бумажке большая
красная печать.
Люди, протягивая им
красные и желтые
бумажки, подмигивают, улыбаются, добродушно ворчат.
Около торта размещались принесенные сегодня пастором: немецкая библия в зеленом переплете с золотым обрезом; большой
красный дорогой стакан с гравированным видом Мюнхена и на нем, на белой ниточке, чья-то карточка; рабочая корзиночка с
бумажкою, на которой было написано «Клара Шперлинг», и, наконец, необыкновенно искусно сделанный швейцарский домик с слюдовыми окнами, балкончиками, дверьми, загородями и камнями на крыше.
Он исчез в дверях, а я остался опять один с своею тоскою. Я начал резюмировать разговор, который мы сейчас вели, — и вдруг
покраснел. «Что я такое сейчас говорил? какие такие советы насчет десятирублевой
бумажки подавал? — мучительно спрашивал я себя. — Господи! да неужто ж холопство имеет такую втягивающую силу!»
Его пример подействовал; два журналиста, в качестве литераторов, почли обязанностию написать каждый по теме; секретарь неаполитанского посольства и молодой <человек>, недавно возвратившихся из путешествия, бредя о Флоренции, положили в урну свои свернутые
бумажки; наконец, одна некрасивая девица, по приказанию своей матери, со слезами на глазах написала несколько строк по-италиянски, и
покраснев по уши, отдала их импровизатору, между тем как дамы смотрели на нее молча, с едва заметной усмешкою.
Минут через пять отец Михаил принес
красные картинки и получил от паломника семьсот рублей. Долго опытный глаз игумна рассматривал на свет каждую
бумажку, мял между пальцами и оглядывал со всех сторон.
Максима Федоровича мы застали за очень приятным занятием…
Красный от удовольствия и улыбающийся, он сидел за своим зеленым столом и, как книгу, перелистывал толстую пачку сторублевых
бумажек. По-видимому, на расположение его духа мог влиять вид даже чужих денег.
А с иными, которые желали жертвовать рубля два или три сверх номинальной цены, но, не имея при себе мелких
бумажек, подавали губернаторше для сдачи какую-нибудь
красную, а не то и лиловую депозитку, она обращалась еще с большею бесцеремонностью...
Глафира пробежала эту
бумажку,
покраснев, положила ее в карман своего платья и протянула Павлу Николаевичу руку.
Вошел артист Белозеров, с пышным
красным бантом, с неподвижным и торжественным лицом. В руках у него была
бумажка и карандаш. С ним вошел студент Вася Ханов, племянник Афанасия, красивый мальчик-болгарин с черными бровями.
На площади, перед сельским правлением, выстроился отряд красноармейцев с винтовками, толпились болгары в черном, дачники. Взволнованный Тимофей Глухарь, штукатур, то входил, то выходил из ревкома. В толпе Катя заметила бледное лицо толстой, рыхлой Глухарихи, румяное личико Уляши. Солнце жгло, ветер трепал
красный флаг над крыльцом, гнал по площади
бумажки и былки соломы.
Хозяйка Федосья Васильевна, полная плечистая дама с густыми черными бровями, простоволосая и угловатая, с едва заметными усиками и с
красными руками, лицом и манерами похожая на простую бабу-кухарку, стояла у ее стола и вкладывала обратно в рабочую сумку клубки шерсти, лоскутки,
бумажки…
У тебя в портмоне лежит одна красненькая, а ему ты больше десяти рублей должен; попробуй завтра отдать — Настеньке не на что будет
красных порошков купить, и пойдешь по редакциям да по приятелям одолжаться трехрублевой
бумажкой…
Повернувшись к нему спиной, она вытащила из портмоне четвертную
бумажку, долго мяла ее в руках и, оглянувшись на Лихарева,
покраснела и сунула
бумажку к себе в карман.
— А она, глупенькая, тут же выронила
бумажку, которою заткнут был пузырек, и обожгла себе руку так, что и умерла с
красными пятнами, словно давленой клюквой кто ее обрызгал.
Когда они проснулись, был уже вечер. На столе, покрытом скатертью с
красною оторочкой, горела сальная свеча. Девочка, проворная, как белка, ставила на него огромные ломти черного хлеба и огромную деревянную солоницу с узорочною резьбой. Хозяйки не видать было. Котенок играл
бумажкой, которую на нитке спускала с полатей трехлетняя девочка. Из-под белых волос ее, расправленных гребешком, словно волны молодого барашка, и свесившихся вместе с головой, можно было только видеть два голубые плутоватые глазка.
Диакон Конкордиев,
красный как рак и уже облаченный, бесшумно перелистывает требник и закладывает в него
бумажки.