Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела
мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые
красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Червонели уже всюду
красные реки; высоко гатились
мосты из козацких и вражьих тел.
Проходя чрез
мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого,
красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через
мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с
красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
Топили в старые времена только дровами, которые плотами по половодью пригонялись с верховьев Москвы-реки, из-под Можайска и Рузы, и выгружались под Дорогомиловым, на
Красном лугу. Прибытие плотов было весенним праздником для москвичей. Тысячи зрителей усеивали набережную и Дорогомиловский
мост...
Мост исчез, исчезли позади и сосны Врангелевки, последние грани того мирка, в котором я жил до сих пор. Впереди развертывался простор, неведомый и заманчивый. Солнце было еще высоко, когда мы подъехали к первой станции, палевому зданию с
красной крышей и готической архитектурой.
В это самое время из-под
моста вдруг появляется, в одной грязной дырявой рубахе, какое-то человеческое существо с опухшим бессмысленным лицом, качающейся, ничем не покрытой обстриженной головой, кривыми безмускульными ногами и с какой-то
красной глянцевитой культяпкой вместо руки, которую он сует прямо в бричку.
Когда вышли к заставе, на небе чуть брезжило. Продолжая молчать, Ярцев и Кочевой шли по мостовой мимо дешевых дач, трактиров, лесных складов; под
мостом соединительной ветви их прохватила сырость, приятная, с запахом липы, и потом открылась широкая длинная улица, и на ней ни души, ни огня… Когда дошли до
Красного пруда, уже светало.
В самом деле, от Драгомиловского
моста до самой Мясницкой они встретили не более трех карет, запряженных по-дорожнему, и только на
Красной площади и около одного дома, на Лубянке, толпился народ.
Вершинин. Одно время я жил на Немецкой улице. С Немецкой улицы я хаживал в
Красные казармы. Там по пути угрюмый
мост, под
мостом вода шумит. Одинокому становится грустно на душе.
Красные пятна от костра вместе с тенями ходили по земле около темных человеческих фигур, дрожали на горе, на деревьях, на
мосту, на сушильне; на другой стороне обрывистый, изрытый бережок весь был освещен, мигал и отражался в речке, и быстро бегущая бурливая вода рвала на части его отражение.
Канкану покровительствовали, а по системе протекционизма надо было заботиться о его развитии, и потому канкан-танцклассы открывались уже не на окраинах, а в самом центре Санкт-Петербурга. Пальму первенства взял знаменитый Ефремов, неподалеку от Цепного
моста, на углу Моховой и Пантелеймоновской улиц. Перед входом горела ярко иллюминованная транспарантная вывеска, на которой огромными
красными буквами значилось...
Величаво и медленно спустился по ступенькам с
моста на плашкот Марко Данилыч, молча уселся на ковер, разостланный на середней лавочке лодки, слегка приподнял картуз в ответ на приветствие гребцов, разодетых на его счет в
красные кумачовые рубахи и с шляпами на головах, украшенными алыми лентами.
Прошелся он вдоль
Красных казарм, потом назад и спустился в какую-то рощу, из рощи опять на
мост…
Пошел за ним. Князь отдал приказание, чтобы никто не смел входить в сад до нашего возвращенья. Пройдя большой сад, мы перешли
мост, перекинутый через овраг, и подошли к «Розовому павильону». У входа в тот павильон уже лежали два лома, две кирки, несколько восковых свеч и небольшой
красного дерева ящик. Князь на рассвете сам их отнес туда.
— Ну, у меня, брат, таких
мостов не будет! — начал бравировать будущий председатель, подмигивая глазом. — Я их подтяну, этих подрядчиков! У меня, брат, не такие школы будут! Чуть замечу, что который из учителей пьяница или социалист — айда, брат! Чтоб и духу твоего не было! У меня, брат, земские доктора не посмеют в
красных рубахах ходить! Я, брат… ты, брат… Гони, Митька, чтоб другой какой поп не встретился!.. Ну, кажись, благополучно доеха… Ай!
Он дошел до того старого
моста, где шумит Яуза и откуда видны длинные ряды огней в окнах
Красных казарм.
А он, понимаешь, несомненнейший середняк, два года пробыл на
красном фронте, боевой товарищ вот этого нашего хозяина, — вместе брали в Крыму Чонгарский
мост.
Об этом уже в городе толкуют, проект он подает государю, хочет всю матушку Русь в три краски выкрасить:
мосты, столбы, заставы, гауптвахты, караульни, даже тумбы и все присутственные места и казенные здания будут по этому проекту под один манер в три колера: белый,
красный и черный.
Выехав из Флоровских ворот и переехав один из трех деревянных
мостов, перекинутых через ров, сопутствующий каменной стене от Неглинного пруда по Москву-реку, они очутились на
Красной площади.
В шестом часу утра следующего дня карета с опущенными шторами отъехала от угла Софийки и Кузнецкого
моста и проехав последний, Лубянку, Мясницкую, площадь
Красных ворот, повернула за угол налево и остановилась у подъезда Северной гостиницы.
В пятницу на заре потоптали они нечестивые полки половецкие
И, рассеясь стрелами по полю, помчали
красных дев половецких,
А с ними и злато, и паволоки, и драгие оксамиты,
Ортмами, епанчицами, и кожухами, и разными
узорочьями половецкими
По болотам и грязным местам начали
мосты мостить.
А стяг червленый с белою хоругвию,
А челка червленая с древком серебряным
Храброму Святославичу!
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном
мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от
мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору к
Красной площади, на которой по какому-то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое.
Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и
красными крышами, собором и
мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лились массы русских войск.