Неточные совпадения
А иногда она торжественно уходила в самый горячий момент спора, но, остановясь в дверях, красная
от гнева,
кричала...
— Извольте принять! —
крикнул он, весь багровый
от гнева, — я не обязан стоять над вами; а то после скажете, что не получили. Сосчитайте.
— Уйди
от меня. Я каторжная, а ты князь, и нечего тебе тут быть, — вскрикнула она, вся преображенная
гневом, вырывая у него руку. — Ты мной хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё, что поднялось в ее душе. — Ты мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя. Уйди, уйди ты! —
закричала она, энергическим движением вскочив на ноги.
— По-русски, говори по-русски, чтобы ни одного слова польского не было! —
закричала она на него. — Говорил же прежде по-русски, неужели забыл в пять лет! — Она вся покраснела
от гнева.
Он выставит его только, может быть, завтра или даже через несколько дней, приискав момент, в который сам же
крикнет нам: «Видите, я сам отрицал Смердякова больше, чем вы, вы сами это помните, но теперь и я убедился: это он убил, и как же не он!» А пока он впадает с нами в мрачное и раздражительное отрицание, нетерпение и
гнев подсказывают ему, однако, самое неумелое и неправдоподобное объяснение о том, как он глядел отцу в окно и как он почтительно отошел
от окна.
— Дворник! Семен! Гоните их! —
закричала с искаженным
от гнева лицом барыня.
К нему уже летел карьером полковой адъютант. Лицо Федоровского было красно и перекошено злостью, нижняя челюсть прыгала. Он задыхался
от гнева и
от быстрой скачки. Еще издали он начал яростно
кричать… захлебываясь и давясь словами...
— Шаповаленко, не сметь драться! —
крикнул Ромашов, весь вспыхнув
от стыда и
гнева. — Не смей этого делать никогда! —
крикнул он, подбежав к унтер-офицеру и схватив его за плечо.
Но едва лишь только я это слово „овса“ выговорил, как сановник мой возгорелся на меня
гневом; прянул
от меня, как
от гадины, и
закричал: „Да что вы ко мне с овсом пристали!
Гордей Евстратыч ринулся было на брата с кулаками, но Татьяна Власьевна опять удержала его, и он заскрежетал зубами
от бессильного
гнева. Когда Зотушка вышел, Татьяна Власьевна тихо заплакала, а Гордей Евстратыч долго бегал по своей горнице и
кричал на мать...
Барон(усталый
от гнева, садится на скамью). Сатин, скажи ей… шлюхе… Ты — тоже смеешься? Ты… тоже — не веришь? (
Кричит с отчаяньем, ударяя кулаками по столу.) Было, черт вас возьми!
Синий
от гнева, Луиджи
крикнул...
Она, не утирая слез, устремила на старика глаза, залитые слезами, злобные, косые
от гнева; лицо и шея у нее были красны и напряжены, так как
кричала она изо всей силы.
После таких запутанных идей и жестокого беспокойства мне пришло на мысль: отчего же это лестниц нет? Не сломал ли кто их? И кто бы это так наштукатурил? Стесняемый и мыслями и всем, я начал сперва ворчать, потом говорить, а далее уже
кричать, стуча
от гнева сильно ногою.
Развивались события, нарастало количество бед, горожане всё чаще собирались в «Лиссабон», стали говорить друг другу сердитые дерзости и тоже начали хмуро поругивать немцев; однажды дошло до того, что земский начальник Штрехель, пожелтев
от гнева,
крикнул голове и Кожемякину...
— Где это ты, зверь, отрезал нос? —
закричала она с
гневом. — Мошенник! пьяница! Я сама на тебя донесу полиции. Разбойник какой! Вот уж я
от трех человек слышала, что ты во время бритья так теребишь за носы, что еле держатся.
— Ведь если я пойду в пустыню и
крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса, что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют
от гнева, они забудут свой страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море, ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море и горы оставят свои места, определенные извека, и придут сюда, и упадут на головы ваши!
В присутствии учителя Петр и Иоанн перекорялись друг с другом, горячо оспаривая свое место возле Иисуса: перечисляли свои заслуги, мерили степень своей любви к Иисусу, горячились,
кричали, даже бранились несдержанно, Петр — весь красный
от гнева, рокочущий, Иоанн — бледный и тихий, с дрожащими руками и кусающейся речью.
Увидев проходившего мимо Андро, я
крикнула звенящим
от волнения голосом, дрожа
от затаенного
гнева, оскорбленного самолюбия и стыда...
— Молчи! —
крикнул на нее Ширяев, и даже слезы выступили у него на глазах
от гнева. — Это ты их избаловала! Ты! Ты всему виновата! Он нас не почитает, богу не молится, денег не зарабатывает! Вас десятеро, а я один! Из дому я вас выгоню!
— Да разве это питье? Это бурда какая-то! — чуть не плача,
кричал Юрик и выплескивал лимонад из стакана прямо на одеяло и на подушку, глядя в лицо гувернера сердитыми, блестящими
от гнева глазами.
— Нет! —
кричу я, и тут проявляется вся моя природная необузданная вспыльчивость. Просыпается прежняя Лида Воронская, которая за последние годы сумела несколько обуздать себя, утихомирить свой буйный нрав, просыпается и вся клокочет
от гнева.
—
Кричи и зови… — вне себя
от гнева вскочил и Николай Герасимович… — Получай твой мошеннический вексель и убирайся вон…
— Жаловаться… на меня кому жаловаться! —
крикнул вне себя
от гнева князь… — Да будь она хоть чертова подданная и имей целых три матери, она будет моею… то есть она будет камер-юнгферой моим племянницам, слышал?
— Последний Новик! мой убийца!.. и ты, видно, такой же злодей!.. —
закричал он и, не помня себя
от гнева, замахнулся на Вадбольского саженью, чтобы его ударить.
— Наглец неблагодарный! —
кричал Глик, не помня себя
от гнева. — Дерзость неимоверная в летописях мира! Как? воспользоваться моим добродушием; бесстыдно похитить плоды многолетних трудов моих! К суду вашему обращаюсь, именитое дворянство лифляндское! Имея в виду одно ваше благо, благо Лифляндии, я соорудил это творение, готовился посвятить его вам, и вдруг… Вступитесь за собственное свое дело, господа! Одно заглавие скажет вам…
— Пошел вон! —
крикнул все еще вне себя
от гнева Николай Герасимович и, схватив Вадима Григорьевича за шиворот, буквально вышвырнул его в коридор.
Злодей же Анастас, услыхав, что проговорил о нем Милий, запрыгал на месте и, тряся
от гнева цепями,
закричал на ипарха...
Но только лишь я слово сие „овса“ выговорил, как сатрап мой возгорелся
гневом, прянул
от меня, как
от гадины, и
закричал: „Да что вы ко мне с овсом пристали!
И трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле
от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками,
крича и ругаясь площадными словами.