Неточные совпадения
«Я говорил, что я возропщу, — хрипло кричал он, с пылающим, перекошенным лицом, потрясая в воздухе
кулаком, как бы грозя кому-то, — и возропщу, возропщу!» Но Арина Власьевна, вся в
слезах, повисла у него на шее, и оба вместе пали ниц.
Отец Клима словообильно утешал доктора, а он, подняв черный и мохнатый
кулак на уровень уха, потрясал им и говорил, обливаясь пьяными
слезами...
Но тут из глаз ее покатились
слезы, и Самгин подумал, что плакать она — не умеет: глаза открыты и ярко сверкают, рот улыбается, она колотит себя
кулаками по коленям и вся воинственно оживлена.
Слезы ее — не настоящие, не нужны, это — не
слезы боли, обиды. Она говорила низким голосом...
Похолодев от испуга, Клим стоял на лестнице, у него щекотало в горле,
слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать в сад, на двор, спрятаться; он подошел к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь
кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось, исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю стул и стал играть кадриль в четыре руки с Таней.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить
кулаками по голове своей; Самгин видел, что по лицу парня обильно текут
слезы, видел, что большинство толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека в опорках...
— Как-то я остался ночевать у него, он проснулся рано утром, встал на колени и долго молился шепотом, задыхаясь, стуча
кулаками в грудь свою. Кажется, даже до
слез молился… Уходят, слышите? Уходят!
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда Привалов заговорил с ней. Объяснив при помощи знаков, что седой старик с большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила
кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь
слезы говорила...
Похоже было на то, когда пьяный человек, воротясь домой, начинает с необычайным жаром рассказывать жене или кому из домашних, как его сейчас оскорбили, какой подлец его оскорбитель, какой он сам, напротив, прекрасный человек и как он тому подлецу задаст, — и все это длинно-длинно, бессвязно и возбужденно, со стуком
кулаками по столу, с пьяными
слезами.
Иван Федорович вскочил и изо всей силы ударил его
кулаком в плечо, так что тот откачнулся к стене. В один миг все лицо его облилось
слезами, и, проговорив: «Стыдно, сударь, слабого человека бить!», он вдруг закрыл глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился в тихий слезный плач. Прошло с минуту.
Обалдуй, весь разнеженный, стоял, глупо разинув рот; серый мужичок тихонько всхлипывал в уголку, с горьким шепотом покачивая головой; и по железному лицу Дикого-Барина, из-под совершенно надвинувшихся бровей, медленно прокатилась тяжелая
слеза; рядчик поднес сжатый
кулак ко лбу и не шевелился…
— Ведь что вы думаете? — продолжал он, ударив
кулаком по столу и стараясь нахмурить брови, меж тем как
слезы все еще бежали по его разгоряченным щекам, — ведь выдала себя девка, пошла да и выдала себя…
Бабы громко выли; мужики изредка утирали
слезы кулаком.
Варя(сквозь
слезы). Вот так бы и дала ему… (Грозит
кулаком.)
— Да!.. — уже со
слезами в голосе повторял Кишкин. — Да… Легко это говорить: перестань!.. А никто не спросит, как мне живется… да. Может, я
кулаком слезы-то вытираю, а другие радуются… Тех же горных инженеров взять: свои дома имеют, на рысаках катаются, а я вот на своих на двоих вышагиваю. А отчего, Родион Потапыч? Воровать я вовремя не умел… да.
Морок пришел в какое-то неистовство: рвал на себе волосы, ругался, грозил неизвестно кому
кулаком, а
слезы так и катились по его лицу.
На скорую руку вытерла она свои непрошенные
слезы кулаком, опнулась около своих ворот и еще раз всплакнула.
— Не оставь ты, Петр Елисеич, Макарку-то дурака… — просил Тит, вытирая непрошенную
слезу кулаком. — Сам вижу, что дурак… Умного-то жаль, Петр Елисеич, а дурака, этово-тово, вдвое.
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая
кулаком будто бы
слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле жены: «Ты для меня трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
Вихров невольно засмотрелся на него: так он хорошо и отчетливо все делал… Живописец и сам, кажется, чувствовал удовольствие от своей работы: нарисует что-нибудь окончательно, отодвинется на спине по лесам как можно подальше, сожмет
кулак в трубку и смотрит в него на то, что сделал; а потом, когда придет час обеда или завтрака, проворно-проворно
слезет с лесов, сбегает в кухню пообедать и сейчас же опять прибежит и начнет работать.
Этот ответ исказил добродушно-сосредоточенное лицо Прасковьи Семеновны; глаза у ней сверкнули чисто сумасшедшим гневом, и она обрушилась на директора театра целым градом упреков и ругательств, а потом бросилась на него прямо с
кулаками. Ее схватили и пытались успокоить, но все было напрасно: Прасковья Семеновна отбивалась и долго оглашала театр своим криком, пока пароксизм бешенства не разрешился
слезами.
А когда доктор ушел и жена со
слезами стала уговаривать его согласиться на операцию, он сжал
кулак и, погрозив ей, заявил...
На меня напал один барин, огромный-преогромный, больше меня, и прямо всех от меня отпихнул и схватил меня за обе руки и поволок за собою: сам меня ведет, а сам других во все стороны
кулаками расталкивает и преподло бранится, а у самого на глазах
слезы.
Испуганные долгим отсутствием отца и неподвижностью матери, они плакали, размазывая
слезы по лицу грязными
кулаками и обильно проливая их в закопченный чугунок.
Но как бы там ни было, был ли всему виной Захар или другой кто, только тетушке Анне много раз еще после того привелось утешать молоденькую сноху свою. К счастию еще, случалось всегда так, что старик ничего не замечал. В противном случае, конечно, не обошлось бы без шуму и крику; чего доброго, Гришке довелось бы, может статься, испытать, все ли еще крепки были
кулаки у Глеба Савиныча; Дуне, в свой черед, пришлось бы тогда пролить еще больше
слез.
Ахов. Что вы! Нищие, нищие, одумайтесь! Ведь мне только рассердиться стоит да уйти от вас, так вы после слезы-то
кулаком станете утирать. Не вводите меня в гнев!
Полно дурачиться, полно друг дружке отирать
слезы кулаком да палкой.
Второй сын Яков, кругленький и румяный, был похож лицом на мать. Он много и даже как будто с удовольствием плакал, а перед тем, как пролить
слёзы, пыхтел, надувая щёки, и тыкал
кулаками в глаза свои. Он был труслив, много и жадно ел и, отяжелев от еды, или спал или жаловался...
Отец Андроник неожиданно замолк, отвернулся и
кулаком вытер
слезу.
Акулина Ивановна. Уйдем, отец! Уйдем… пожалуйста, уйдем! (Грозя
кулаком Нилу.) Ну, Нилка! Ну, уж… погоди! (Со
слезами.) Уж погоди… дождешься!
— Ну! — вскричал он, отчаянно ударяя себя
кулаками об полы. — Пришла беда, отворяй ворота! Верно, опять за подушными! Полно тебе, Варвара, душу мне только мутишь слезами-те… Эко дело… эко дело… как тут быть!..
Он швырнул, кота к моим ногам и, сжав
кулаки, быком пошел на меня, его правый глаз разгорался, а левый, покраснев, полно налился
слезою.
В стороне стоял весь избитый Матюшка и плакал, утирая
слезы кулаком связанных рук.
Доктор, позеленевший от множества выпитого им вина, все дразнил Розку, доводя ее до злых
слез, и шутил какие-то страшные шутки. А телеграфист Коля почему-то расплакался, стучал
кулаками по столу и орал...
Что ни говорил Огнев, всё до последнего слова казалось ему отвратительным и плоским. Чувство вины росло в нем с каждым шагом. Он злился, сжимал
кулаки и проклинал свою холодность и неумение держать себя с женщинами. Стараясь возбудить себя, он глядел на красивый стан Верочки, на ее косу и следы, которые оставляли на пыльной дороге ее маленькие ножки, припоминал ее слова и
слезы, но всё это только умиляло, по не раздражало его души.
— Что такое
слезы? — спрашивает Иуда и бешено толкает неподвижное время, бьет его
кулаками, проклинает, как раба. Оно чужое и оттого так непослушно. О, если бы оно принадлежало Иуде, — но оно принадлежит всем этим плачущим, смеющимся, болтающим, как на базаре, оно принадлежит солнцу, оно принадлежит кресту и сердцу Иисуса, умирающему так медленно.
Слова Марьи Гавриловны болезненно отдались в самом глубоком тайнике Манефина сердца. Вспомнились ей затейливые речи Якимушки, свиданья в лесочке и
кулаки разъяренного родителя… Вспомнился и паломник, бродящий по белý свету… Взглянула игуменья на вошедшую Фленушку, и
слезы заискрились на глазах ее.
Степан размахнулся и ударил
кулаком по скамье, на которой лежала Марья. По его щеке поползла крупная сверкающая
слеза. Он смахнул с лица
слезу, сел за стол и принялся за кашу. Марья поднялась и, всхлипывая, села за печью, подальше от людей. Съели кашу.
Иван Ильич рыдал. Долго рыдал. Потом поднял смоченное
слезами лицо и ударил
кулаком по столу.
— А я так очень несчастна, страшно несчастна, Юлико! — вырвалось у меня, и вдруг я разрыдалась совсем по-детски, зажимая глаза
кулаками, с воплями и стонами, заглушаемыми подушкой. Я упала на изголовье больного и рыдала так, что, казалось, грудь моя разорвется и вся моя жизнь выльется в этих
слезах. Плача, стеная и всхлипывая, я рассказала ему, что папа намерен жениться, но что я не хочу иметь новую маму, что я могу любить только мою покойную деду и т. д., и т. д.
Но
слезы не являлись. Я тер
кулаком глаза, сопел носом, — никакого результата.
Геннадий Васильевич, тронутый до
слез, подкрепил свой монолог сильным ударом
кулака об стол.
Лелька, правда, очень обрадовалась. Такая тоска была, так чувствовала она себя одинокой. Хотелось, чтобы кто-нибудь гладил рукой по волосам, а самой плакать
слезами обиженного ребенка, всхлипывать, может быть, тереть глаза
кулаками. Она усадила мать на диван, обняла за талию и крепко к ней прижалась. Глаза у матери стали маленькими и любовно засветились.
Каким-нибудь куском сала или ветошным отребьем захочу ли марать свою честь!» Потом начинал
кулаком утирать
слезы, упрекал в клевете своих недоброжелателей, которые будто требовали от него акциденции, да он, помня присягу и долг благородного человека и верного сына отечества, не посягнул на такие гнусные дела.
— Сладко пишет, — прибавил один господин. — Захочет за сердце схватить, так уж не пеняй схватить, а
слезы и
кулаком не удержишь.
Он высоко поднял сжатый
кулак, но у ног его, охватив руками колена, билась в истерике попадья и бормотала, захлебываясь
слезами и хохотом...