Неточные совпадения
— Ну, теперь прощайте, а
то вы никогда не умоетесь, и на моей совести будет главное преступление порядочного человека, нечистоплотность. Так вы советуете нож
к горлу?
Он почувствовал тоже, что что-то поднимается
к его
горлу, щиплет ему вносу, и он первый раз в жизни почувствовал себя готовым заплакать. Он не мог бы сказать, что именно так тронуло его; ему было жалко ее, и он чувствовал, что не может помочь ей, и вместе с
тем знал, что он виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Впрочем, он иногда просил позволения присутствовать при опытах Базарова, а раз даже приблизил свое раздушенное и вымытое отличным снадобьем лицо
к микроскопу, для
того чтобы посмотреть, как прозрачная инфузория глотала зеленую пылинку и хлопотливо пережевывала ее какими-то очень проворными кулачками, находившимися у ней в
горле.
Самгин был уверен, что настроением Безбедова живут сотни тысяч людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии
к нему, для
того, чтоб еще раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел, лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая ладонью
горло, он спросил...
А другой быстро, без всяких предварительных приготовлений, вскочит обеими ногами с своего ложа, как будто боясь потерять драгоценные минуты, схватит кружку с квасом и, подув на плавающих там мух, так, чтоб их отнесло
к другому краю, отчего мухи, до
тех пор неподвижные, сильно начинают шевелиться, в надежде на улучшение своего положения, промочит
горло и потом падает опять на постель, как подстреленный.
«Да, я делаю
то, что должно, я каюсь», подумал Нехлюдов. И только что он подумал это, слезы выступили ему на глаза, подступили
к горлу, и он, зацепившись пальцами за решетку, замолчал, делая усилие, чтобы не разрыдаться.
— Нет, я, собственно, не нуждаюсь, но этот Ломтев пристал с ножом
к горлу… На нем иногда точно бес какой поедет, а между
тем я ждал за ним гораздо дольше.
«Теперь проводи — ко, брат, меня до лестницы», сказал Кирсанов, опять обратясь
к Nicolas, и, продолжая по-прежнему обнимать Nicolas, вышел в переднюю и сошел с лестницы, издали напутствуемый умиленными взорами голиафов, и на последней ступеньке отпустил
горло Nicolas, отпихнул самого Nicolas и пошел в лавку покупать фуражку вместо
той, которая осталась добычею Nicolas.
— А вам, тетенька, хочется, видно, поговорить, как от господ плюхи с благодарностью следует принимать? — огрызался Ванька-Каин, — так, по-моему, этим добром и без
того все здесь по
горло сыты! Девушки-красавицы! — обращался он
к слушательницам, — расскажу я вам лучше, как я однова ездил на Моховую, слушать музыку духовую… — И рассказывал. И,
к великому огорчению Аннушки, рассказ его не только не мутил девушек, но доставлял им видимое наслаждение.
В
ту же ночь с ним сделался сильный жар, позвали доктора… а
к следующему вечеру он умер, кажется, «от
горла»…
Характерный случай выдался в Суслоне. Это была отчаянная вылазка со стороны Прохорова, именно напасть на врага в его собственном владении. Трудно сказать, какой тут был расчет, но все произошло настолько неожиданно, что даже Галактион смутился. Одно из двух: или Прохоров получил откуда-нибудь неожиданное подкрепление, или в отчаянии хотел погибнуть в рукопашной свалке. Важно было уже
то, что Прохоров и
К° появились в самом «
горле», как выражались кабатчики.
Чувство жгучей боли и обиды подступило
к его
горлу; он упал на траву и заплакал. Плач этот становился все сильнее, судорожные рыдания потрясали все его маленькое тело,
тем более что какая-то врожденная гордость заставляла его подавлять эту вспышку.
С этого разговора песни Наташки полились каждый вечер, а днем она
то и дело попадала Груздеву на глаза. Встретится, глаза опустит и даже покраснеет. Сейчас видно, что очестливая девка, не халда какая-нибудь. Раз вечерком Груздев сказал Артему, чтобы он позвал Наташку
к нему в балаган: надо же ее хоть чаем напоить, а
то что девка задарма
горло дерет?
Куренные собаки проводили сани отчаянным лаем, а смиренный заболотский инок сердито отплюнулся, когда курень остался назади. Только и народец, эти куренные… Всегда на смех подымут: увязла им костью в
горле эта Енафа. А не заехать нельзя, потому сейчас учнут доискиваться, каков человек через курень проехал, да куда, да зачем. Только вот другой дороги в скиты нет… Диви бы мочегане на смех подымали, а
то свои же кержаки галятся. Когда это неприятное чувство улеглось, Кирилл обратился
к Аграфене...
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные
к красотам природы, люди, способные
то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое
горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
— То-то я и говорю, что мне, при моей полноте, совсем надобны особенные лекарства, потому я, как засну с вечера, очень крепко засну, а как
к заутреням в колокол, сейчас у меня вступит против сердца, тут вот в
горле меня сдушит и за спину хватает.
Всякий день кто-нибудь из охотников убивал
то утку,
то кулика, а Мазан застрелил даже дикого гуся и принес
к отцу с большим торжеством, рассказывая подробно, как он подкрался камышами, в воде по
горло,
к двум гусям, плававшим на материке пруда, как прицелился в одного из них, и заключил рассказ словами: «Как ударил, так и не ворохнулся!» Всякий день также стал приносить старый грамотей Мысеич разную крупную рыбу: щук, язей, головлей, линей и окуней.
Еспер Иваныч когда ему полтинник, когда целковый даст; и теперешний раз пришел было; я сюда его не пустила, выслала ему рубль и велела идти домой; а он заместо
того — прямо в кабак… напился там, идет домой, во все
горло дерет песни; только как подошел
к нашему дому, и говорит сам себе: «Кубанцев, цыц, не смей петь: тут твой благодетель живет и хворает!..» Потом еще пуще
того заорал песни и опять закричал на себя: «Цыц, Кубанцев, не смей благодетеля обеспокоить!..» Усмирильщик какой — самого себя!
— Ах, нет, подите! Бог с вами! — почти с, ужасом воскликнула
та. — Я сыта по
горло, да нам пора и ехать. Вставай, Сережа! — обратилась она
к сыну.
Родион Антоныч раскланялся с дормезом, в котором сидел Братковский, и уныло побрел
к господам музыкантам, размышляя дорогой, куда он денет эту бесшабашную ораву. Пожалуй, еще стянут что-нибудь… Все это выдумки Прейна: нагнал орду дармоедов, а теперь изволь с ними возиться, когда работы без
того по
горло.
Ромашову казалось, что голос у него какой-то чужой и такой сдавленный, точно в
горле что-то застряло. «Каким я, должно быть, кажусь жалким!» — подумал он, но тотчас же успокоил себя
тем обычным приемом,
к которому часто прибегают застенчивые люди: «Ведь это всегда, когда конфузишься,
то думаешь, что все это видят, а на самом деле только тебе это заметно, а другим вовсе нет».
Офицеры подошли
к глиняному чучелу. Первым рубил Веткин. Придав озверелое выражение своему доброму, простоватому лицу, он изо всей силы, с большим, неловким размахом, ударил по глине. В
то же время он невольно издал
горлом тот характерный звук — хрясь! — который делают мясники, когда рубят говядину. Лезвие вошло в глину на четверть аршина, и Веткин с трудом вывязил его оттуда!
— Вас мне совестно; всё вы около меня, а у вас и без
того дела по
горло, — продолжает он, — вот отец
к себе зовет… Я и сам вижу, что нужно ехать, да как быть? Ежели ждать — опять последние деньги уйдут. Поскорее бы… как-нибудь… Главное, от железной дороги полтораста верст на телеге придется трястись. Не выдержишь.
Старик ушел. Что-то вроде насмешливой гримасы промелькнуло на лице чиновника в мундире. Директор между
тем вежливо, но серьезно пригласил движением руки даму отойти с ним подальше
к окну.
Та подошла и начала говорить тихо: видно было, что слова у ней прерывались в
горле и дыхание захватывало: «Mon mari… mes enfants…» [Мой муж… дети… (франц.).] — слышалось Калиновичу. Директор, слушая ее, пожимал только плечами.
Больной помещался в самой большой и теплой комнате. Когда
к нему вошли, в сопровождении Углаковых, наши дамы, он, очень переменившийся и похудевший в лице, лежал покрытый по самое
горло одеялом и приветливо поклонился им, приподняв немного голову с подушки.
Те уселись: Муза Николаевна — совсем около кровати его, а Сусанна Николаевна — в некотором отдалении.
Ничего этого, конечно, не подозревая, Егор Егорыч в
тот же вечер поехал
к Углакову. Пьер, хотя уже и одетый, лежал еще в постели. Услыхав, что приехал Марфин, он почти во все
горло закричал сидевшей с ним матери...
— По крайности, теперь хоть забава бы у меня была! Володя! Володюшка! рожоный мой! Где-то ты? чай,
к паневнице в деревню спихнули! Ах, пропасти на вас нет, господа вы проклятые! Наделают робят, да и забросят, как щенят в яму: никто, мол, не спросит с нас! Лучше бы мне в
ту пору ножом себя по
горлу полыхнуть, нечем ему, охавернику, над собой надругаться давать!
Молодой ум вечно кипел сомнениями. Учишь в Законе Божием, что кит проглотил пророка Иону, а в
то же время учитель естественной истории Камбала рассказывает, что у кита такое маленькое
горло, что он может глотать только мелкую рыбешку. Я
к отцу Николаю. Рассказываю.
Я молча прыгнул из-за кулис, схватил его за
горло, прижал
к стене, дал пощечину и стал драть за уши. На шум прибежали со сцены все репетировавшие, в
том числе и Большаков.
На перекатах реки, в которой водятся налимы, загораживаются язы,
то есть вся ширина реки или только
та сторона, которая поглубже, перебивается нетолстыми сплошными кольями, четверти на две торчащими выше водяной поверхности, сквозь которые может свободно течь вода, но не может пройти порядочная рыба; в этой перегородке оставляются ворота или пустое место, в которое вставляется морда [Мордою называется сплетенный из ивовых прутьев круглый мешок; задний конец его завязывается наглухо, а в переднем, имеющем вид раскрытого кошелька, устраивается
горло наподобие воронки, так что рыбе войти можно свободно, а выйти нельзя.] (или нерот), крепко привязанная посредине
к длинной палке: если отверстая ее сторона четыреугольная,
то ее можно вставить между кольями очень плотно; если же круглая (что, по-моему, очень дурно),
то дыры надобно заткнуть ветками сосны или ели, а за неименьем их — какими-нибудь прутьями.
Охота
горло драть…
к тому и года твои старые, слышь: покой требуется… — говорил, посмеиваясь, захмелевший уже Захар, между
тем как старуха надрывалась, осыпая его бранью и всевозможными проклятиями.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его памяти. Мысль, что жена и тетка Анна побежали в Сосновку, смутно промелькнула в разгоряченной голове его. Ступая нетвердою ногою по полу, он подошел
к двери и отворил ее одним ударом. Он хотел уже броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения.
Тем не менее он топнул ногой и закричал во все
горло...
А
к тому присовокупляю, что ежели вскоре не последует умаления мерзавцев,
то они по
горло хлопот наделают.
Подойдя
к двери, я услышал шум драки. Действительно, шло побоище. Как оказалось после, пятеро базарных торговцев и соборных певчих избивали пятерых актеров, и победа была на стороне первых. Прислуга и хозяин сочувствовали актерам, но боялись подступиться
к буйствующим. Особенно пугал их огромного роста косматый буян, оравший неистовым басом. Я увидел
тот момент свалки, когда этот верзила схватил за
горло прижатого
к стене юношу, замахнулся над ним кулаком и орал: «Убью щенка!»
— «Ермоловская» публика, — сказал И.
К. Казанцев, и сразу поняли, какие пьесы ставить для этой публики. А если приходилось давать что-нибудь вроде «Каширской старины»,
то он вместо водевиля объявлял дивертисмент, где Ермолова читала стихи,
те самые, которые в Москве стояли поперек
горла жандармской власти.
Круглова. И дальше
то же будет, коли зевать будешь. Приставай
к горлу — вот и все тут.
И временами успокаивалась, а минутами в прозрении сердца ощущала столь сильную тревогу, что
к горлу поднимался крик —
то ли о немедленном ответе,
то ли о немедленной помощи.
—
К Белбородке!.. всё ему! А зачем!.. у него и без нас много! Эх, молодцы, кабы вместо
того, чем везти туда, мы его роспили за здравье родной земли!.. что бы вам моих казачков не попотчевать? У них
горло засохло как Уральская степь… ведь мы с утра только по чарке браги выпили, а теперь едем искать Палицына, и бог знает, когда с вами опять увидимся…
— Ужалел, брат! Как бы не ты пристал осенью с ножом
к горлу за деньги, так и мерин бы чалый на дворе остался, и работник бы был. А
то ведь как жид некрещеный тянул.
Почему я в самом деле не спросил Бессонова? Я и теперь не могу ответить на этот вопрос. Тогда я еще ничего не понимал в отношениях его
к Надежде Николаевне. Но смутное предчувствие чего-то необыкновенного и таинственного, что должно было случиться между этими людьми, уже и тогда наполняло меня. Я хотел остановить Бессонова в его горячей речи об оппортунизме, хотел прервать его изложение спора о
том, развивается ли в России капитализм или не развивается, но всякий раз слово останавливалось у меня в
горле.
Перчихин. Ну, я один. В кабачке — весело. В кабачке — просто. А у вас — с тоски помрешь, не в комплимент вам будь сказано. Ничего вы не делаете… никаких склонностей не имеете… А
то давайте в карты играть? В свои козыри? Как раз четверо… (Тетерев смотрит на Перчихина и улыбается.) Не желаете? Ну, воля ваша… Стало быть, прощайте! (Подходя
к Тетереву, щелкает себя по
горлу.) Идем?
На сарай взлез человек с необыкновенным
горлом и прокричал во всеуслышание, что в
тот день будет знатная комедия: просил приходить
к вечеру и деньги за вход приносить, кажется, по пятаку…
Павла Павловича подводили
к этому заведению две дамы совершенно пьяного; одна из дам придерживала его под руку, а сзади сопутствовал им один рослый и размашистый претендент, кричавший во все
горло и страшно грозивший Павлу Павловичу какими-то ужасами. Он кричал, между прочим, что
тот его «эксплуатировал и отравил ему жизнь». Дело, кажется, шло о каких-то деньгах; дамы очень трусили и спешили. Завидев Вельчанинова, Павел Павлович кинулся
к нему с распростертыми руками и закричал, точно его резали...
Я прилег
к щелке подглядеть и вижу: он стоит с ножом в руках над бычком, бычок у его ног зарезан и связанными ногами брыкается, головой вскидывает; голова мотается на перерезанном
горле, и кровь так и хлещет; а другой телок в темном угле ножа ждет, не
то мычит, не
то дрожит, а над парной кровью соловей в клетке яростно свищет, и вдали за Окою гром погромыхивает.
В
горле у него что-то точно оборвалось и захлестнулось. Щавинский быстро оглядел его в профиль. Неожиданное, не виданное до сих пор выражение нежной мягкости легло вокруг рта и на дрогнувшем подбородке штабс-капитана, и глаза его засияли
тем теплым, дрожащим светом, который светится сквозь внезапные непроливающиеся слезы. Но он тотчас же справился с собой, на секунду зажмурился, потом повернул
к Щавинскому простодушное, бессмысленное лицо и вдруг выругался скверным, длинным русским ругательством.
— Шакалы разбежались, Аян. Я и Редж воспротивились; знаешь, в нашем ремесле поздно искать другого пристанища. И
то сказать — Пэд умер… Никак не могли выбрать новую глотку… стадо!.. В
тот день, что ты уехал, уже сцепились… Кристоф пошел
к Пэду… его застрелил Дженнер. Я не могу рассказывать, Ай, — меня все что-то держит за
горло… и стреляет в спине… Но вот… Ты поймешь все… решили делиться, подбил Сигби. Шхуна пуста, Ай… Ушли… Все ушли…
— Не видал, что ли, водки твоей? — сказал он угрюмо,
тем не менее, не отказался и мигом будто прирос губами
к горлу полуштофа. Слышно было, как булькает влага и мрачный мужчина тянет ее со спертым дыханием… Отдавая посуду, он пошатнулся.
Из
горла его лились, примешиваясь
к шипению и треску пламени, странные —
то протяжные,
то истерически прерывистые — звуки.
Бурмистр.
К какому слову ты тут межевку-то приплел? Что ты мне
тем тычешь в глаза? Коли ты знал, дляче же ты в
те поры барину не докладывал? Только на миру вы, видно, горло-то переедать люты, а тут, как самому пришло… узлом, так и на других давай сворачивать… Что я в твоем деле причинен?
Но дальше он,
к своему великому удивлению, не мог говорить, потому что слезы ему выступили на глаза и нижняя челюсть быстро запрыгала. Он перестал говорить и только глотал
то, что подступало ему
к горлу. «Настращался я, видно, ослаб вовсе», — подумал он на себя. Но слабость эта его не только не была ему неприятна, но доставляла ему какую-то особенную, не испытанную еще никогда радость.