Неточные совпадения
Лестница террасы спускалась
на полукруглую
площадку, — она густо заросла травой,
на ней
лежали тени старых лип, черемух; между стволов торчали пеньки срубленного кустарника,
лежала сломанная чугунная скамья.
На каком-то огромном полу
лежала бесконечная географическая карта с раскрашенными
площадками, с извилистыми чертами рек, с черными кружками городов.
Где
на батарее сидит кучка матросов, где по середине
площадки, до половины потонув в грязи,
лежит разбитая пушка, где пехотный солдатик, с ружьем переходящий через батареи и с трудом вытаскивающий ноги из липкой грязи; везде, со всех сторон и во всех местах, видите черепки, неразорванные бомбы, ядра, следы лагеря, и всё это затопленное в жидкой, вязкой грязи.
Он взошел
на площадку и оглянулся вдоль улицы. Все здесь было такое же, как и два года назад. Так же дома, точно близнецы, походили друг
на друга, так же солнце освещало
на одной стороне опущенные занавески, так же
лежала на другой тень от домов…
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная, каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница,
на которую отворялись, при каждой
площадке, две-три двери; в самом верху,
на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе ноги, и она полутрупом
лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Надо полагать, что такие причины встретились у Захара и Гришки, потому что часов около восьми вечера, в то время как буря была во всей своей силе, оба они вышли
на площадку. Им нечего было, однако ж, беспокоиться о большой лодке, она, сколько известно, давным-давно красовалась
на заднем дворе «Расставанья»; верши также спокойно
лежали в защите от непогоды под всевмещающими навесами комаревского целовальника. При всем том Захар и Гришка спешили к реке.
Не произнося ни с кем ни слова,
лежали они
на лавке или бродили врозь по двору или окрестностям
площадки.
Он устало оглянулся, человек в шапке стоял
на площадке вагона, к нему, мимо Евсея, шагал Мельников, а Зарубин
лежал вниз лицом
на полу и не двигался.
Когда их работа кончена и мокрая сеть вновь
лежит на носовой
площадке баркаса, я вижу, что все дно застлано живой, еще шевелящейся рыбой. Но нам нужно торопиться. Мы делаем еще круг, еще и еще, хотя благоразумие давно уже велит нам вернуться в город. Наконец мы подходим к берегу в самом глухом месте. Яни приносит корзину, и с вкусным чмоканьем летят в нее охапки большой мясистой рыбы, от которой так свежо и возбуждающе пахнет.
Место происшествия, как водится, окружала густая толпа; я едва мог пробраться к небольшой
площадке перед кабаком,
на которой, посредине,
лежал вверх лицом убитый Пузич, с почерневшим, как утопленник, лицом, с следами пены и крови
на губах.
В Публичной библиотеке иногда приходилось видеть: перед читальным залом, в комнате, где
на высоких конторках
лежат каталоги, быстро расхаживал студент с длинными черными волосами и черной бородкой; нахмурив брови и заложив руки за спину, он ходил от
площадки лестницы и углу между книжными шкафами, — и сразу было видно, что мыслил.
Круглый большой обломок стены, упавший
на другой большой отрывок, образовал
площадку и лестницу о двух ступенях. Тут
на разостланной медвежьей шкуре
лежал, обхватив правою рукою барабан, Семен Иванович Кропотов. Голова его упала почти
на грудь, так что за шляпой с тремя острыми углами ее и густым, черным париком едва заметен был римский облик его. Можно было подумать, что он дремлет; но, когда приподнимал голову, заметна была в глазах скорбь, его преодолевавшая.
Едва поддерживали ее
на краю утеса несколько кустов различных деревьев, в которых она запуталась и при малейшем движении своем качалась
на воздухе, как в люльке; под нею,
на площадке, оставшейся между речкою и утесом,
лежало несколько отломков глинистой земли, упавших с высоты, с которой, по-видимому, и бедное животное катилось, столкнутое какою-нибудь нечистою силой.
Ей решительно было все равно, что думали в Старом Городе об Омнепотенском; она не входила в разбор, почему самые красные речи комиссара Данилки все в одно слово называли прямо брехнею, и она даже не выразила ни сочувствия, ни осуждения поступку соборного дьякона Ахиллы Десницына, заключавшемуся в том, что этот дьякон, столько же отличавшийся громовым голосом, сколько непомерною силою и решительностью, наслышась о неуважительных отзывах комиссара Данилки
на счет церковных обрядов, пришел однажды среди белого дня
на площадку, где собирались
лежать нерачители, и всенародно избил его здесь по голове палкою.