Неточные совпадения
Он бросился стремглав на топор (это был топор) и вытащил его из-под
лавки, где он
лежал между двумя поленами; тут же, не выходя, прикрепил его к петле, обе руки засунул в карманы и вышел из дворницкой; никто не заметил!
Лавки начали редеть; мы шли мимо превысоких, как стены крепости, заборов из бамбука, за которыми
лежали груды кирпичей, и наконец прошли через огромный двор, весь изрытый и отчасти заросший травой, и очутились
под стенами осажденного города.
Занавеска отдернулась, и Алеша увидел давешнего врага своего, в углу,
под образами, на прилаженной на
лавке и на стуле постельке. Мальчик
лежал накрытый своим пальтишком и еще стареньким ватным одеяльцем. Очевидно, был нездоров и, судя по горящим глазам, в лихорадочном жару. Он бесстрашно, не по-давешнему, глядел теперь на Алешу: «Дома, дескать, теперь не достанешь».
Караулить дом Коля не боялся, с ним к тому же был Перезвон, которому повелено было
лежать ничком в передней
под лавкой «без движений» и который именно поэтому каждый раз, как входил в переднюю расхаживавший по комнатам Коля, вздрагивал головой и давал два твердые и заискивающие удара хвостом по полу, но увы, призывного свиста не раздавалось.
Приехавши в небольшую ярославскую деревеньку около ночи, отец мой застал нас в крестьянской избе (господского дома в этой деревне не было), я спал на
лавке под окном, окно затворялось плохо, снег, пробиваясь в щель, заносил часть скамьи и
лежал, не таявши, на оконнице.
Стали гости расходиться, но мало побрело восвояси: много осталось ночевать у есаула на широком дворе; а еще больше козачества заснуло само, непрошеное,
под лавками, на полу, возле коня, близ хлева; где пошатнулась с хмеля козацкая голова, там и
лежит и храпит на весь Киев.
На залавке между тем
лежала приготовленная для щей говядина; кучер Семка в углу на
лавке, подложив
под деревянное корыто свои рукавицы, рубил говядину для котлет; на окне в тарелке стояло коровье масло и кринка молока, — одним словом, Домнушка почувствовала себя кругом виноватою.
Сарафан ли мой, дорогой сарафан!
Везде ты, сарафан, пригожаешься;
А не надо, сарафан, и
под лавкою лежишь.
Тут же, на боковых стенах, висели медные тазы и оружие;
под лавкой лежали арбузы и тыквы.
От самой постели начиналась темнота, от самой постели начинался страх и непонятное. Андрею Иванычу лучше наружи, он хоть что-нибудь да видит, а они как в клетке и вдвоем — вдвоем.
Под углом сходятся обе
лавки, на которых
лежат, и становится невыносимо так близко чувствовать беспамятную голову и слышать короткое, частое, горячее и хриплое дыхание. Страшен беспамятный человек — что он думает, что видит он в своей отрешенности от яви?
Холодна, равнодушна
лежала Ольга на сыром полу и даже не пошевелилась, не приподняла взоров, когда взошел Федосей; фонарь с умирающей своей свечою стоял на
лавке, и дрожащий луч, прорываясь сквозь грязные зеленые стекла, увеличивал бледность ее лица; бледные губы казались зеленоватыми; полураспущенная коса бросала зеленоватую тень на круглое, гладкое плечо, которое, освободясь из плена, призывало поцелуй; душегрейка, смятая
под нею, не прикрывала более высокой, роскошной груди; два мягкие шара, белые и хладные как снег, почти совсем обнаженные, не волновались как прежде: взор мужчины беспрепятственно покоился на них, и ни малейшая краска не пробегала ни по шее, ни по ланитам: женщина, только потеряв надежду, может потерять стыд, это непонятное, врожденное чувство, это невольное сознание женщины в неприкосновенности, в святости своих тайных прелестей.
Все холостяки, жившие в доме, щеголявшие в козацких свитках,
лежали здесь почти целый день на
лавке,
под лавкою, на печке — одним словом, где только можно было сыскать удобное место для лежанья.
— А это кто
под образами на
лавке лежит? — спросил Феликс Адамович, глядя в окно.
В избе
под образами
лежал на
лавках другой человек (это был Тимохин) и на полу
лежали еще два какие-то человека (это были доктор и камердинер).