Неточные совпадения
По Сергиевской улице ехал извозчик; старенький, захудалый, он сидел на козлах сгорбясь, распустив вожжи, и, видимо,
дремал; мохнатенькая, деревенская
лошадь, тоже седая от инея, шагала медленно, низко опустив голову.
Собаки даже
дремали;
лошади, сколько я мог различить, при чуть брезжущем, слабо льющемся свете звезд, тоже лежали, понурив головы…
Вдруг
лошади подняли головы и насторожили уши, потом они успокоились и опять стали
дремать. Сначала мы не обратили на это особого внимания и продолжали разговаривать. Прошло несколько минут. Я что-то спросил Олентьева и, не получив ответа, повернулся в его сторону. Он стоял на ногах в выжидательной позе и, заслонив рукой свет костра, смотрел куда-то в сторону.
В темноте тащится ночной благоуханный обоз — десятка полтора бочек, запряженных каждая парой ободранных, облезлых кляч. Между бочкой и
лошадью на телеге устроено веревочное сиденье, на котором
дремлет «золотарь» — так звали в Москве ассенизаторов.
Это путешествие чуть не закончилось катастрофой. Старики уже возвращались домой. Дело происходило ночью, недалеко от мельницы Ермилыча.
Лошадь шла шагом, нога за ногу. Старики
дремали, прикорнув в телеге. Вдруг Вахрушка вздрогнул, как строевая
лошадь, заслышавшая трубу.
В открытое окно можно было разглядеть часть широкого двора, выстланного деревянными половицами, привязанную к столбу гнедую
лошадь и лысую голову Антипа, который давно
дремал на своей завалинке вместе с лохматою собакой Султаном.
Туберозов продолжает
дремать,
лошадь идет дальше и дальше; вот она щипнула густой муравы на опушке; вот скусила верхушку молодого дубочка; вот, наконец, ступила на поросший диким клевером рубеж и опять нюхает теплый ветер.
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев поехал дальше к себе на Никитскую. Он
дремал, покачивался и все думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики на каком-то непонятном, точно бы калмыцком языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние леса, покрытые инеем и нежно-розовые от пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся по деревне, их
лошади и они сами так же багровы, как зарево на небе.
Сани стояли боком, почти лежали,
лошадь по пузо уходила в сугроб раскоряченными ногами и изредка тянула морду вниз, чтобы лизнуть мягкого пушистого снега, а Янсон полулежал в неудобной позе на санях и как будто
дремал.
Батальонный командир, Черноглазов господин,
Он не спал, не
дремал, батальон свой обучал,
Он на
лошади сидел, никого знать не хотел.
Уланы справа по-шести
Вступили в город; музыканты,
Дремля на
лошадях своих,
Играли марш из Двух слепых.
Встреча эта развеселила и ободрила Василия Андреича, и он смелее, не разбирая вешек, погнал
лошадь, надеясь на нее. Никите делать было нечего, и как всегда, когда он находился в таком положении, он
дремал, наверстывая много недоспанного времени.
Подъехала телега. В ней сидело двое: баба правила, дергая локтями и вытянув прямо перед собою ноги, как умеют сидеть только деревенские женщины, а старик, немного хмельной,
дремал позади. Он проснулся, когда испугавшаяся нас
лошадь стала храпеть, артачиться и боком лезть в болото. Мы стали расспрашивать старика про дорогу на Бурцево. Но он тянул и мямлил...
Офицеры шли не в рядах — вольность, на которую высшее начальство смотрело в походе сквозь пальцы, — а обочиною, с правой стороны дороги. Их белые кителя потемнели от пота на спинах и на плечах. Ротные командиры и адъютанты
дремали, сгорбившись и распустив поводья, на своих худых, бракованных
лошадях. Каждому хотелось как можно скорее во что бы то ни стало дойти до привала и лечь в тени.
Сцена оживилась: столпившихся крестьян погнали вон; гости, кто как мог, отыскали своих
лошадей и уехали; труп Бодростина пока прикрыли скатертью, Горданов между тем не
дремал: в город уже было послано известие о крестьянском возмущении, жертвой которого пал бесчеловечно убитый Бодростин. Чтобы подавить возмущение, требовалось войско.
Токарь закрывает глаза и
дремлет. Немного погодя, он слышит, что
лошадь остановилась. Он открывает глаза и видит перед собой что-то темное, похожее на избу или скирду…
На половине «кавалер-дамы» Екатерины Захаровны (так величал ее покойный граф) долго еще оставались откупщик и артист и раздавалась «miserable Klimperei», a граф все сидел и, может быть, обдумывал один из своих финансовых планов, а может быть просто
дремал после прогулки на
лошади.
Граф вскоре выздоровел и выписался из госпиталя. И каждый вечер у одинокой фанзочки, где жила новая сестра, до поздней ночи стояла корпусная «американка» или
дремал солдат-вестовой, держа в поводу двух
лошадей, графскую и свою.