Неточные совпадения
Она знала, что у Левина есть дело в
деревне, которое он
любит.
Здесь в
деревне, с детьми и с симпатичною ему Дарьей Александровной, Левин пришел в то, часто находившее на него, детски веселое расположение духа, которое Дарья Александровна особенно
любила в нем. Бегая с детьми, он учил их гимнастике, смешил мисс Гуль своим дурным английским языком и рассказывал Дарье Александровне свои занятия в
деревне.
Все, кого она
любила, были с нею, и все были так добры к ней, так ухаживали за нею, так одно приятное во всем предоставлялось ей, что если б она не знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться, она бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни. Одно, что портило ей прелесть этой жизни, было то, что муж ее был не тот, каким она
любила его и каким он бывал в
деревне.
Она
любила его спокойный, ласковый и гостеприимный тон в
деревне.
— Разумеется,
любила; он ездил к нам в
деревню.
— Видите ли что? — сказал Хлобуев. — Запрашивать с вас дорого не буду, да и не
люблю: это было бы с моей стороны и бессовестно. Я от вас не скрою также и того, что в
деревне моей из ста душ, числящихся по ревизии, и пятидесяти нет налицо: прочие или померли от эпидемической болезни, или отлучились беспаспортно, так что вы почитайте их как бы умершими. Поэтому-то я и прошу с вас всего только тридцать тысяч.
По всему было видно, что
деревню она
любила еще меньше, чем муж, и что зевала она больше Платонова, когда оставалась одна.
Уж восемь робертов сыграли
Герои виста; восемь раз
Они места переменяли;
И чай несут.
Люблю я час
Определять обедом, чаем
И ужином. Мы время знаем
В
деревне без больших сует:
Желудок — верный наш брегет;
И кстати я замечу в скобках,
Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!
Я
люблю сказки и песни, и просидел я в
деревне той целый день, стараясь услышать что-нибудь никем не слышанное.
— Но — нет! Хлыстовство — балаган. За ним скрывалось что-то другое. Хлыстовство — маскировка. Она была жадна, деньги
любила. Муж ее давал мне на нужды партии щедрее. Я смотрел на него как на кандидата в революционеры. Имел основания. Он и о
деревне правильно рассуждал, в эсеры не годился. Да, вот что я могу сказать о ней.
— Пусть драпировка, — продолжала Вера, — но ведь и она, по вашему же учению, дана природой, а вы хотите ее снять. Если так, зачем вы упорно привязались ко мне, говорите, что
любите, — вон изменились, похудели!.. Не все ли вам равно, с вашими понятиями о любви, найти себе подругу там в слободе или за Волгой в
деревне? Что заставляет вас ходить целый год сюда, под гору?
Все собаки в
деревне знают и
любят ее; у ней есть любимые коровы и овцы.
И точно: в
деревне плохо тебе пришлось; в
деревне тебе некого было благоговейно выслушивать, некому удивляться, некого
любить…
Для меня
деревня была временем воскресения, я страстно
любил деревенскую жизнь. Леса, поля и воля вольная — все это мне было так ново, выросшему в хлопках, за каменными стенами, не смея выйти ни под каким предлогом за ворота без спроса и без сопровождения лакея…
При всем том мне было жаль старый каменный дом, может, оттого, что я в нем встретился в первый раз с
деревней; я так
любил длинную, тенистую аллею, которая вела к нему, и одичалый сад возле; дом разваливался, и из одной трещины в сенях росла тоненькая, стройная береза.
Кормилица у меня была своя крепостная, Домна, к которой я впоследствии
любил бегать украдкой в
деревню.
Я очень
любил русскую
деревню и тоскую по ней и сейчас.
Иохим полюбил эту девушку, и она полюбила его, но когда моя мать по просьбе Иохима пошла к Коляновской просить отдать ему Марью, то властная барыня очень рассердилась, чуть ли не заплакала сама, так как и она и ее две дочери «очень
любили Марью», взяли ее из
деревни, осыпали всякими благодеяниями и теперь считали, что она неблагодарная…
В такие вечера я
любил кататься по долине между постом и
деревней Ново-Михайловкой; дорога здесь гладкая, ровная, рядом с ней рельсовый путь для вагонеток, телеграф.
Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка в горах, которую он всегда
любил припоминать и куда он
любил ходить, когда еще жил там, и смотреть оттуда вниз на
деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада, на белые облака, на заброшенный старый замок.
Детям запретили даже и встречаться с нею, но они бегали потихоньку к ней в стадо, довольно далеко, почти в полверсте от
деревни; они носили ей гостинцев, а иные просто прибегали для того, чтоб обнять ее, поцеловать, сказать: «Je vous aime, Marie!» [«Я вас
люблю, Мари!» (фр.)] и потом стремглав бежать назад.
В тот же день все узнали, вся
деревня; всё обрушилось опять на Мари: ее еще пуще стали не
любить.
Отец доказывал матери моей, что она напрасно не
любит чувашских
деревень, что ни у кого нет таких просторных изб и таких широких нар, как у них, и что даже в их избах опрятнее, чем в мордовских и особенно русских; но мать возражала, что чуваши сами очень неопрятны и гадки; против этого отец не спорил, но говорил, что они предобрые и пречестные люди.
Двор и улица были полны народу: не только сошлись свои крестьяне и крестьянки, от старого и до малого, но и окольные
деревни собрались проститься с моим дедушкой, который был всеми уважаем и
любим как отец.
Но моя мать была довольна, что уехала из Багрова: она не
любила его и всегда говорила, что все ее болезни происходят от низкого и сырого местоположения этой
деревни.
Там негде было кормить в поле, но как мать моя не
любила останавливаться в
деревнях, то мы расположились между последним двором и околицей.
— Драться я, доложу вам, не
люблю: это дело ненадежное! а вот помять, скомкать этак мордасы — уж это наше почтение, на том стоим-с. У нас, сударь, в околотке помещица жила, девица и бездетная, так она истинная была на эти вещи затейница. И тоже бить не била, а проштрафится у ней девка, она и пошлет ее по
деревням милостыню сбирать; соберет она там куски какие — в застольную: и дворовые сыты, и девка наказана. Вот это, сударь, управление! это я называю управлением.
Таким образом, освобождая жителя
деревни от продукта, который представляет для него ценность лишь потолику, поколику он служит подспорьем для исправной уплаты податей, вы снабжаете оным жителя столицы, который
любит яйцо уже ради яйца и ценит оное, потому что понимает в нем толк.
— А я ее совсем не
люблю. Нравятся мне одни русские песни — и то в
деревне, и то весной — с пляской, знаете… Красные кумачи, поднизи, на выгоне молоденькая травка, дымком попахивает… чудесно! Но не обо мне речь. Говорите же, рассказывайте.
Вы одни живете в
деревне с своей женой, которая
любит вас с самоотвержением.
Когда зашел разговор о дачах, я вдруг рассказал, что у князя Ивана Иваныча есть такая дача около Москвы, что на нее приезжали смотреть из Лондона и из Парижа, что там есть решетка, которая стоит триста восемьдесят тысяч, и что князь Иван Иваныч мне очень близкий родственник, и я нынче у него обедал, и он звал меня непременно приехать к нему на эту дачу жить с ним целое лето, но что я отказался, потому что знаю хорошо эту дачу, несколько раз бывал на ней, и что все эти решетки и мосты для меня незанимательны, потому что я терпеть не могу роскоши, особенно в
деревне, а
люблю, чтоб в
деревне уж было совсем как в
деревне…
— Мне Егор Егорыч говорил, — а ты знаешь, как он
любил прежде Ченцова, — что Валерьян — погибший человек: он пьет очень… картежник безумный, и что ужасней всего, — ты, как девушка, конечно, не понимаешь этого, — он очень непостоянен к женщинам: у него в
деревне и везде целый сераль. [Сераль — дворец и входящий в него гарем в восточных странах.]
Она давно знала, что Ченцов
любит хорошо поесть, а потому, приехав в
деревню, разыскала их старого повара, которого Петр Григорьич не держал в городе за то, что тот имел привычку покупать хорошие, а потому недешевые запасы, и поручила ему стряпать, убедительно прося его постараться и о цене припасов не думать.
Изо всех слуг Малютиных самый удалый и расторопный был стремянный его Матвей Хомяк. Он никогда не уклонялся от опасности,
любил буйство и наездничество и уступал в зверстве лишь своему господину. Нужно ли было поджечь
деревню или подкинуть грамоту, по которой после казнили боярина, требовалось ли увести жену чью-нибудь, всегда посылали Хомяка. И Хомяк поджигал
деревни, подкидывал грамоты и вместо одной жены привозил их несколько.
Екатерина Ивановна Пыльникова, Сашина тетка и воспитательница, сразу получила два письма о Саше: от директора и от Коковкиной. Эти письма страшно встревожили ее. В осеннюю распутицу, бросив все свои дела, поспешно выехала она из
деревни в наш город. Саша встретил тетю с радостью, — он
любил ее. Тетя везла большую на него в своем сердце грозу. Но он так радостно бросился ей на шею, так расцеловал ее руки, что она не нашла в первую минуту строгого тона.
Через несколько месяцев после отъезда Алексея Степаныча из
деревни вдруг получили от него письмо, в котором он с несвойственной ему твердостью, хотя всегда с почтительной нежностью, объяснил своим родителям, что
любит Софью Николавну больше своей жизни, что не может жить без нее, что надеется на ее согласие и просит родительского благословения и позволения посвататься.
После чая Алексей Абрамович отправлялся по полям; несколько лет жив безвыездно в
деревне, он не много успел в агрономии, нападал на мелкие беспорядки, пуще всего
любил дисциплину и вид безусловной покорности.
Некоторые из старых
любили самый процесс умывания и с видимым наслаждением доставали из своих сундуков тканые полотенца, присланные из
деревни, и утирались. Штрафованный солдатик Пономарев, пропивавший всегда все, кроме казенных вещей, утирался полой шинели или суконным башлыком. Полотенца у него никогда не было…
Кружок ссыльных в августе месяце, когда наши жили в
деревне, собирался в нашем глухом саду при квартире. Я в августе жил в городе, так как начинались занятия. Весело проводили в этом саду время, пили пиво, песни пели, особенно про Стеньку Разина я
любил; потом играли в городки на дворе, боролись, возились. Здесь я чувствовал себя в своей компании, отличался цирковыми акробатическими штуками, а в борьбе легко побеждал бородатых народников, конечно, пользуясь приемами, о которых они не имели понятия.
«Я принял решение, от которого должна зависеть участь всей моей жизни. Я выхожу из университета, чтоб посвятить себя жизни в
деревне, потому что чувствую, что рожден для нее. Ради Бога, милая тётушка, не смейтесь надо мной. Вы скажете, что я молод; может-быть, точно я еще ребенок, но это не мешает мне чувствовать мое призвание, желать делать добро и
любить его.
— Чтò Бог дал, — отвечал Дутлов посмеиваясь:—считать не надо, батюшка: пчела не
любит. Вот, ваше сиятельство, я просить вашу милость хотел, — продолжал он, указывая на тоненькие колодки, стоящие у забора, — об Осипе, кормилицином муже; хоть бы вы ему заказали: в своей
деревне так дурно делать по соседству, нехорошо.
Эту историю, простую и страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно начать издали, за пять лет до наших дней и до ее конца: пять лет тому назад в горах, в маленькой
деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она находилась в доме свекра. Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым характером —
любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с гор.
Отрадина. Во-первых, она очень дальняя родня, а во-вторых, у ней прямых наследников много. Да кстати, она писала мне из
деревни, что сегодня будет в городе, так заедет ко мне чай пить. Надо кипяченых сливок изготовить, она до смерти
любит. Нет, я и так, без бабушек разбогатею.
Княгиня Ирина Васильевна в это время уже была очень стара; лета и горе брали свое, и воспитание внука ей было вовсе не по силам. Однако делать было нечего. Точно так же, как она некогда неподвижно оселась в
деревне, теперь она засела в Париже и вовсе не помышляла о возвращении в Россию. Одна мысль о каких бы то ни было сборах заставляла ее трястись и пугаться. «Пусть доживу мой век, как живется», — говорила она и страшно не
любила людей, которые напоминали ей о каких бы то ни было переменах в ее жизни.
Некоторые из «старых»
любили самый процесс умывания и с видимым наслаждением доставали из своих сундучков тканые полотенца, присланные из
деревни, и утирались.
Любили Воронова и солдаты за то, что он рад был каждому помочь, чем мог, и даром всем желающим писал письма в
деревню.
Эта богатая помещичья семья имела в уезде тысяч около трех десятин с роскошною усадьбой, но
деревни не
любила и жила зиму и лето в городе.
«Ну так хохлы-то твои, верно, тебя в
деревне любили?»
— Но я еще
любила его — пойми ты это! — возразила она ему. — Даже потом, гораздо после, когда я, наконец, от его беспутства уехала в
деревню и когда мне написали, что он в нашу квартиру, в мою даже спальню, перевез свою госпожу. «Что же это такое, думаю: дом принадлежит мне, комната моя; значит, это мало, что неуважение ко мне, но профанация моей собственности».
— Природа… да… да… конечно… я ужасно ее
люблю; но знаете ли, Дмитрий Николаич, и в
деревне нельзя без людей. А здесь почти никого нет. Пигасов самый умный человек здесь.