Неточные совпадения
— Нет, ты счастливый человек. Всё, что ты
любишь, у тебя есть.
Лошадей любишь — есть, собаки — есть, охота — есть, хозяйство — есть.
Он не
любил его вообще, теперь же считал его самым опасным соперником, и ему досадно стало на него, что он проскакал мимо, разгорячив его
лошадь.
Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я
люблю скакать на горячей
лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее.
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где
любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или
лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Несмотря на увещания папа и Володи, который с удивительным молодечеством говорил, что это ничего и что он очень
любит, когда
лошадь несет, бедняжка maman продолжала твердить, что она все гулянье будет мучиться.
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт
любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра,
лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
— Да, да, я знаю, это все говорят: смысл женской жизни! Наверное, даже коровы и
лошади не думают так. Они вот
любят раз в год.
Наконец,
любят и не юношей, не отвагу на лице, не ловкость в мазурке, не скаканье на
лошади…
Захар
любил Обломовку, как кошка свой чердак,
лошадь — стойло, собака — конуру, в которой родилась и выросла. В сфере этой привязанности у него выработывались уже свои особенные, личные впечатления.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо, читает много книг и приодеться
любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик,
любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю;
лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и
любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих
лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет все в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
— Ах, Татьяна Марковна, я вам так благодарна, так благодарна! Вы лучше родной — и Николая моего избаловали до того, что этот поросенок сегодня мне вдруг дорогой слил пулю: «Татьяна Марковна, говорит,
любит меня больше родной матери!» Хотела я ему уши надрать, да на козлы ушел от меня и так гнал
лошадей, что я всю дорогу дрожала от страху.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней.
Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь
любят: они торгуют, дают движение краю.
Екатерина Ивановна, довольная, что так хитро подшутила над влюбленным и что ее так сильно
любят, захохотала и вдруг вскрикнула от испуга, так как в это самое время
лошади круто поворачивали в ворота клуба и коляска накренилась. Старцев обнял Екатерину Ивановну за талию; она, испуганная, прижалась к нему, и он не удержался и страстно поцеловал ее в губы, в подбородок и сильнее обнял.
— Подай мне шапку и костыль…» Он сам
любил выезжать
лошадей.
Баклагой, как мне потом сказали, прозывался молодой, красивый и чрезвычайно избалованный ямщик; князь его
любил, дарил ему
лошадей, гонялся с ним, проводил с ним целые ночи… Этого самого князя, бывшего шалуна и мота, вы бы теперь не узнали… Как он раздушен, затянут, горд! Как занят службой, а главное — как рассудителен!
А между этих дел он сидит, болтает с детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна ночь», из которых он много уже рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие
любят белых кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны, кошки,
лошади — все это альбиносы, болезненная порода, по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых кошек.
А как
любили пожарные своих
лошадей! Как гордились ими! Брандмейстер Беспалов, бывший вахмистр 1-го Донского полка, всю жизнь проводил в конюшне, дневал и ночевал в ней.
А денщик этот, Мирон,
лошадей любил: ходит по дворам и знаками просит, дали бы ему
лошадь почистить!
Иногда такие точки помелькают на крайних чертах горизонта и — пропадут; иногда выплывают на степь, вырастают и образуют целые полные фигуры всадников, плотно приросших кривыми ногами к тощим, но крепким, не знающим устали, своим иноходцам: [В породе башкирских
лошадей очень много попадается иноходцев, почти всегда головастых, горбатых и вообще невысокого достоинства относительно резвости бега; но они очень покойны для верховой езды, и башкирцы очень
любят на них ездить] это башкирцы, лениво, беспечно, всегда шагом разъезжающие по родной своей степи.
Нет! что однажды решено —
Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно,
Как я
люблю отца,
Как
любит он. Но долг другой,
И выше и святей,
Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте
лошадей!
Ермошка
любил, когда его ругали, а чтобы потешиться, подстегнул
лошадь веселых родственников, и они чуть не свалились вместе с седлом. Этот маленький эпизод несколько освежил их, и они опять запели во все горло про сибирского генерала. Только подъезжая к Балчуговскому заводу, Яша начал приходить в себя: хмель сразу вышибло. Он все чаще и чаще стал пробовать свой затылок…
— Конешно, родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом к нам взяли из бедной семьи, как
лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды
любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
Дарью Афанасьевну очень огорчала такая каторжная жизнь мужа. Она часто
любила помечтать, как бы им выбиться из этой проклятой должности, а сам Нечай даже ни о чем не мечтал. Он вез как ломовая
лошадь, которая, шатаясь и дрожа, вытягивает воз из одного весеннего зажора, для того чтобы попасть с ним в другой, потому что свернуть в сторону некуда.
— Что же, Любочка, поделаешь? Ведь и она его
любила. Только она пустая девчонка, легкомысленная. Ей бы только тряпки, да собственные
лошади, да брильянты.
— И мне уж позвольте, — сказал кучер. Он был старик, но еще крепкий и довольно красивый из себя. — Не знаю, как вашего табаку, а нашего так они не
любят, — продолжал он, выпуская изо рта клубы зеленоватого дыма, и комары действительно полетели от него в разные стороны; он потом пустил струю и на
лошадей, и с тех комары слетели.
Теперь, впрочем, Павел давно уже ездит не на палочках, а на
лошадях настоящих и довольно бойких, и до страсти
любит это!..
Любимая!
Меня вы не
любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как
лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
…Всю ночь — какие-то крылья, и я хожу и закрываю голову руками от крыльев. А потом — стул. Но стул — не наш, теперешний, а древнего образца, из дерева. Я перебираю ногами, как
лошадь (правая передняя — и левая задняя, левая передняя — и правая задняя), стул подбегает к моей кровати, влезает на нее — и я
люблю деревянный стул: неудобно, больно.
Меня, например,
лошадь в этом рассуждении всякая
любила и чувствовала.
Между тем по улице, обратив на себя всеобщее внимание, проносится в беговых дрожках, на вороном рысаке, молодой сын головы, страстный охотник до
лошадей и, как говорится, батькины слезы, потому что сильно
любит кутнуть, и все с дворянами.
Замолчал, опустив голову. А Кожемякин думал: отчего это люди чаще вспоминают и рассказывают о том, как их
любили коты, птицы, собаки,
лошади, а про людскую любовь молчат? Или стесняются говорить?
Прошло шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое сентября, и как ни
любил немец Софью Николавну, но начинал очень сердиться, потому что принужден был платить нанятому извозчику с
лошадьми ежедневно по рублю меди, что казалось тогда неслыханною дороговизною и большим расходом.
Михайла Максимович очень
любил хорошие вещи, хороших
лошадей и
любил, как украшение дома, хорошие, по его мнению, картины.
— У меня сто голов
лошадей, да по триста, по четыреста рублей, только не такие, как ваши. Серебром триста! Рысистые, знаешь… А всё я здешних лучше
люблю.
— Да, одни! Придут бывало казаки, или верхом сядут, скажут: пойдем хороводы разбивать, и поедут, а девки дубье возьмут. На масленице, бывало, как разлетится какой молодец, а они бьют,
лошадь бьют, его бьют. Прорвет стену, подхватит какую
любит и увезет. Матушка, душенька, уж как хочет
любит. Да и девки ж были! Королевны!
Алена Евстратьевна даже не подала руки Пелагее Миневне, а только сухо ей поклонилась, как настоящая заправская барыня. Эта встреча разом разбила розовое настроение Пелагеи Миневны, у которой точно что оборвалось внутри… Гордячка была эта Алена Евстратьевна, и никто ее не
любил, даже Татьяна Власьевна. Теперь Пелагея Миневна постояла-постояла, посмотрела, как въезжали во двор
лошади, на которых приехала Алена Евстратьевна, а потом уныло поплелась домой.
Он услышал однажды, что Нина
любит верховую езду и
лошадей.
Хотя Митрофан и считал необходимым, как и всякий хороший русский кучер, обращаться с
лошадью сурово, отнюдь не позволяя ни себе, ни ей никаких проявлений нежности, и поэтому называл ее и «каторжной», и «падалью», и «убивцею», и даже «хамлетом», тем не менее он в глубине души страстно
любил Фарватера. Эта любовь выражалась в том, что донской жеребчик был и вычищен лучше и овса получал больше, чем другие казенные
лошади Боброва: Ласточка и Черноморец.
Медведев(подходя к Бубнову). Правильно, участок у меня невелик… хоть хуже всякого большого… Сейчас, перед тем как с дежурства смениться, сапожника Алешку в часть отвез… Лег, понимаешь, среди улицы, играет на гармонии и орет: ничего не хочу, ничего не желаю!
Лошади тут ездят и вообще — движение… могут раздавить колесами и прочее… Буйный парнишка… Ну, сейчас я его и… представил. Очень
любит беспорядок…
Пепел(садится). Не
люблю его… больно он зол да горд. (Передразнивая Клеща.) «Я — рабочий человек». И — все его ниже будто… Работай, коли нравится… чем же гордиться тут? Ежели людей по работе ценить… тогда
лошадь лучше всякого человека… возит и — молчит! Наташа! Твои — дома?
Полина. Скажите пожалуйста! Ты что такой за важный человек? Известно, Белогубов лучше тебя. У начальства в уважении, жену
любит, отличный хозяин, свои
лошади… А ты что? только что хвастать… (Передразнивая его.) Я умный, я благородный, все дураки, все взяточники!
Он никогда не держал у себя ни кухни, ни
лошадей, потому что, как выражался, не
любил «заводить у себя нечистоту», и меня и Полю терпел в своей квартире только по необходимости.
Круг интересов и знаний Смолина ограничивался бытом купеческим; рыжий мальчик
любил определять, кто кого богаче, взвешивая и оценивая их дома, суда,
лошадей. Все это он знал подробно, говорил об этом с увлечением.
— Вот! Что тебе? Ты новенький и богатый, — с богатых учитель-то не взыскивает… А я — бедный объедон, меня он не
любит, потому что я озорничаю и никакого подарка не приносил ему… Кабы я плохо учился — он бы давно уж выключил меня. Ты знаешь — я отсюда в гимназию уйду… Кончу второй класс и уйду… Меня уж тут один студент приготовляет… Там я так буду учиться — только держись! А у вас
лошадей сколько?
Так она, например, не могла видеть, как бьют
лошадь или собаку, и способна была заплакать при известии, что застрелился какой-нибудь молодой человек, особенно если молодому человеку благоразумно вздумалось застрелиться от любви, но… но сама
любить кого-нибудь, кроме себя и денег… этого Юлия Азовцова не могла, не умела и не желала.
—
Люблю я, — говорила она, — ехать на
лошадях. Отсталая женщина — терпеть не могу железных дорог и этих глупых вагонов.
Лебедев (машет рукой). Ну, да!.. Зюзюшка скорее треснет, чем даст
лошадей. Голубчик ты мой, милый, ведь ты для меня дороже и роднее всех! Из всего старья уцелели я да ты!
Люблю в тебе я прежние страдания и молодость погибшую мою… Шутки шутками, а я вот почти плачу. (Целует графа.)
Иванов. Может быть, может быть… Вам со стороны виднее… Очень возможно, что вы меня понимаете… Вероятно, я очень, очень виноват… (Прислушивается.) Кажется,
лошадей подали. Пойду одеться… (Идет к дому и останавливается.) Вы, доктор, не
любите меня и не скрываете этого. Это делает честь вашему сердцу… (Уходит в дом.)
Природу я
любил нежно,
любил и поле, и луга, и огороды, но мужик, поднимающий сохой землю, понукающий свою жалкую
лошадь, оборванный, мокрый, с вытянутою шеей, был для меня выражением грубой, дикой, некрасивой силы, и, глядя на его неуклюжие движения, я всякий раз невольно начинал думать о давно прошедшей, легендарной жизни, когда люди не знали еще употребления огня.